Решив больше не блуждать по проулкам Цветава решительно направилась к стражникам, лениво расположившимся в тени чуть поодаль от базара.
— Чего хотела, девонька? — спросил после приветствия дядька с солидной уже сединой в бороде, внимательно при этом посмотрев на опоясанный тесьмой меч в ножнах и дорожный мешок.
— Сотника ищу, — просто ответила Цветава.
— Эк ты хватила! — рассмеялся второй, молодой, с лихо подкрученными усами. — А чего не сразу — князя-воеводу?
— Мне князь без надобности. А может быть, вы, дяденьки, мне подскажете?
— Что рассказывать-то? — по-прежнему ухмыляясь спросил молодой.
— Есть ли в страже десятник Ждан?
— Это я тебе и без сотника скажу, девка, — покачал головой пожилой. — Нету у нас таких. В Хорони пять десятков стражи, и ни одного такого десятника.
— А он тебе кто? — спросил молодой. — Жених или родственник?
— Земляки мы, — непонятно отчего смутившись, выдавила девушка. — От другого земляка привет ему принесла.
— Ты у дозорных спроси, — посоветовал пожилой стражник. — У них там главным сотник Военег, ростом тебе по пояс будет и толстый как пивной бочонок. Сразу узнаешь.
— Вот спасибо, — обрадовалась Цветава. — А как их найти, дозорных?
— Через базар пройдёшь, да мимо амбаров иди до самого конца, сразу увидишь.
— Вспомнил! — хлопнул себя по лбу молодой стражник. — Был такой десятник из дозорных. Две седмицы назад я в ночном службу нёс, а он сечу со скоморохами устроил, они его отравленным ножом и полоснули.
— Насмерть? — обмерев спросила Цветава.
— Почему насмерть? — удивился стражник. —Волхва позвали, всё чин чином. Спасли его. Я, почему запомнил — в ту ночь ещё одного из чуди прирезали, так этот Ждан, уж на что плох был, как узнал, так чуть не рыдал. Друг он ему, что ли, был или товарищ старый… а может тоже просто земляк, как ты.
— Ну, значит, верно указали, — кивнул пожилой. — Земляки твои на рану крепкие. Верно, уже оправился совсем, да гвозди кованые в узлы завязывает.
Цветава поблагодарила ещё раз стражников и пошла к базару. Всё-таки не получилось обойти шумный муравейник стороной.
Сначала она слегка растерялась от постоянного мелькания людей, тканей, всевозможных фруктов, специй, ржания лошадей и птичьих криков, от кудахтанья кур до заливистых трелей запертых в маленькие клетки жаворонков. Но длилась растерянность недолго, да и задерживаться в торговых рядах не имело никакого смысла — денег у неё всё равно не было.
Она вынырнула из людского марева, сразу увидев амбары, и решительно двинулась по пыльной улочке
Стражники оказались правы — сотника Военега она нашла сразу, причём раньше услышала, чем увидела: он распекал двоих замерших, как столбы ратников с нашивками десятников. Один десятник был человеком, второй чудью, но пучили глаза и потели они одинаково. Сам сотник был на голову ниже первого подчинённого и на четыре второго, но боялись его, похоже, и тот и другой пуще огня.
— Что такое? — спросил Военег, заметив, что подчинённые смотрят не на него, а косятся в сторону, обернулся и заметил девушку. — Кто такая?
— Дозорный Цветава из Вежи, господин сотник, — вытянувшись, доложила она.
— Понятно, — буркнул Военег. — А здесь что делаешь? Вежа в другой стороне.
Подчинённые сдавленно фыркнули, но нарвавшись на очередной яростный взгляд, снова замерли будто истуканы.
— Ищу десятника Ждана.
— Я его тоже ищу. Как найду, оборву уши и отправлю дрова на кухню колоть.
Цветава замерла, не понимая, что говорить дальше, но Военег, похоже, сам не желал недомолвок и спросил:
— Зачем он тебе.
— По личному делу, господин сотник.
— По личному, значит… — протянул Военег. — У всех тут личные дела, один я чужими занимаюсь. Так, Горыня?
— Так точно, господин сотник, — пробасил чудь.
— Верно, — продолжил сотник. — Одни, по девкам шастают десятки бросив, другие девок к себе…
— Простите, господин сотник, но я вам не девка.
Цветава увидела, что десятникам стало совсем дурно, того и гляди без чувств рухнут, а сотник отчего-то сбился и странно посмотрел на неё.
— Вон пошли! — рявкнул он на подчинённых. — И чтобы рты на замок закрыли, а то я вам их сам залеплю!
Десятников, как ведром сдуло, а враз охолонувший сотник повернулся к Цветаве.
— Прости, девица, лишнего хватил, — произнёс он. — Вины за тобой нет, то нрав мой. Ждана, значит, ищешь?
— Ищу, господин сотник.
— Разминулись вы. Утром он, как полагается, с десятком был, а сейчас десяток у волхва Здебора на занятии, так он ушёл.
— А где же мне его искать? — растерялась Цветава.
Она вдруг поняла, что слишком много впечатлений свалилось на неё за один день: выход из острога, путешествие по незнакомой крепости, базар, поиски неведомого десятника, а теперь ещё этот вспыльчивый дядька, неожиданно сменил гнев на милость.
— Сейчас узнаем, — пообещал сотник, и, набрав в лёгкие воздуха, рявкнул: — Горыня! Где ты там, шкура кобелиная!
Давешний десятник-чудь будто из-под земли вырос и пробасил:
— Я, господин сотник.
— Ждан знаешь, где живёт?
— У Сияны, вдовы Искреновой, — отчеканил десятник, будто заранее знал ответ.
— Точнее, Горыня. Я что, мысли твои блудливые читать должен?
— На северной стороне слободы, господин сотник. Там ворота с резными коньками.
— А ты откуда знаешь? — прищурился сотник
— Я это… — Горыня замялся. — Свататься к ней ходил…
— И как?
— Она меня скалкой по голове…
— Вот! — назидательно воздел палец сотник. — Вот, Горыня. Видишь? Ни одна приличная молодица за тебя замуж не хочет.
— Так точно, господин сотник! — отчеканил десятник.
— Седмица тебе на исправление. И чтобы десяток в порядок привёл!
— Будет сделано, господин сотник.
Цветава даже губу закусила, чтобы не улыбнуться, до того чудно выглядело, как маленький сотник поучает детину-десятника.
— Теперь знаешь, где искать, — повернулся Военег к девушке.
— Благодарю, господин сотник.
— Как разыщешь, возвращайся сюда. Найдём тебе место для ночёвки. Всё, свободна.
Цветава почтительно поклонилась и двинулась прочь от гневливого сотника.
К воротам с резными коньками она подошла уже под вечер, всё-таки не выдержала — снова завернула на базар и долго бродила по рядам, разглядывая диковины, стараясь не обращать внимания, как косятся на её меч. Потом почти так же долго бродила по слободе, с непривычки несколько раз сворачивая не туда. Но нужный дом разыскать сумела, толкнула калитку, та оказалась открыта, но под ноги с лаем тут же кинулась кудлатая рыжая дворняга. Цветава хотела было отпихнуть её ногой, но та на удивление ловко увернулась и продолжила облаивать незваную гостью.
Скрипнула дверь, и на пороге показалась хозяйка. Цветава почувствовала, как сердце подло кольнула зависть. Хороша хозяйка: высокая, ладная, румяная, с густыми волосами, собранными, как полагается замужней, в две косы, алыми губами и малахитовыми глазами. Немногим она старше самой Цветавы, но та перед ней будто коза кривоногая супротив породистой лошади. Понятно, почему к ней женихи сватаются, не смущаясь даже вдовством. Интересно, а этот самый десятник тоже к ней…
— Поздорову тебе, девица, — глубоким голосом поприветствовала её хозяйка. — С чем пожаловала?
— Здравствуй, хозяюшка, — опомнилась Цветава. — Это ли дом Сияны, вдовы Искрена?
— Верно всё. Мой это дом, а я — Сияна, только не припомню тебя.
— Я Цветава из Вежи. Ищу десятника Ждана, весточку ему принесла от товарища его, Вячко.
Собольи брови удивлённо взлетели вверх, видно, имя это было в доме знакомым, и она торопливо проговорила:
— Так, что ж ты на пороге стоишь? Проходи скорее!
Цветава шагнула было к крыльцу, но под ноги опять бросилась кудлатая дворняга, зашлась хриплым лаем, не пуская чужого к хозяйскому добру.
— Жужка!Вот уж привязалась! — всплеснула руками Сияна. — Сейчас я тебе палкой…
Дворняга, заслышав гневный окрик, отскочила в сторону, замолчала, но, кажется, косилась на хозяйку с осуждением: «Я тебя от врагов берегу, а ты…»
— Ждан эту псину приволок, — пояснила Сияна. — Ох и брехливая попалась, ещё и убегает постоянно невесть куда. Где он только такую дурную раздобыл?
— Хорошая собачка, — улыбнулась Цветава. — Верная.
— Вот и он так твердит, — отмахнулась хозяйка. — Ты проходи в горницу. Голодная ведь. Вижу, что голодная.
Живот действительно давно подводило от голода, в последний раз она ела вчера в порубе, а когда выпускали, никто не потрудился снабдить её хотя бы грошиком на калач. Так что, как только она почувствовала запах наваристых щей, витавший в горнице, рот сразу наполнился слюной, так что она даже не смогла толком ответить, лишь промычала что-то невразумительное.
— Да и, если честно, тебе бы помыться с дороги, — поморщившись, произнесла хозяйка. — Видно, долго вы по горам ходили.
— Долго, — подтвердила Цветава. — Да потом ещё за верную службу нас здесь в поруб бросили.
— Это как же? — охнула Сияна. — Где же это видано, чтобы дозорных в порубе морить?
— Не объясняли ничего. Меня одну и выпустили, а остальные так и сидят в застенке.
— Тогда давай так, — решительно велела вдова. — Сейчас пойдём в баню, а то после щей тебя от жара в бараний рог скрутит. Поешь и здесь заночуешь...
— Меня сотник Военег обещал устроить…
— Вот ещё! Знаю я их порядки! Каждый норовит за ягодицу [1]ухватить, потом синяков не сосчитать. Уж я-то знаю, сколько морд начистила этим…
Она замолчала, видно, спохватившись, и спросила:
— Значит, это сотник тебе указал мой дом?
— Не совсем, — покачала головой Цветава. — Есть там такой десятник, Горыней звать...
— Вот уж дубина стоеросовая, — поморщившись, перебила Сияна.
— Говорил, что сватался к тебе.
— Ручищи свои он тут распускать пытался, да пакости говорить: «Есть, мол, у тебя серебряное колечко, а у меня золотая сваечка…». У меня тоже сваечка есть, деревянная промеж глаз. Так его скалкой по голове дубовой отходила, что бежал быстрее ветра.