Цаетава вскрикнула и бестолково закопошилась с мешком, пытаясь достать меч, но Ждан оттолкнул её себе за спину и сам шагнул к медведю.
— Чего ты рычишь, дед? — он попытался крикнуть по-молодецки, но голос предательски сорвался и задрожал. — Дай нам пройти, пищи и без нас сейчас много.
— А я вас не для пищи заломаю, — прорычал медведь. — Просто так, ради удовольствия, да в отместку!
— Это за что ещё? — удивился Ждан.
— А кто меня топором по лапе шарахнул?! Скажешь не ты? А кто стрелу в бок пустил? Не ты?
— А тот, кто тебя ударил, тоже с тобой разговаривал?
— Нет, — медведь озадаченно примолк, опустился на четыре лапы и тут же застонал, поджав одну.
— Значит, не я, — покачал головой Ждан.
Медведь умом, конечно, похвастаться не мог, но и броситься больше не грозил, поэтому десятник осторожно приблизился к нему.
— Ты чего удумал?! — ахнула за спиной Цветава, но Ждан ей только махнул рукой, чтобы замолчала.
Медведь, постанывая от боли, растянулся на помятых кустах малины и пытался зализать длинную рубленную рану, похоже, нанесённую секирой или тяжёлым бердышом.
— Давай-ка, дед, подсоблю, — предложил Ждан.
Медведь только фыркнул презрительно.
— Чего ты там подсобишь, мозгляк? У тебя и язык-то едва из пасти высовывается. Или ты меня лапищами своими врачевать вздумал?
— А давай так: если я тебе сейчас подсоблю с увечьем, ты мне про обидчиков своих расскажешь?
— А ты, никак, сам их ищешь?
— А кто его знает, — покачал головой Ждан. — Может, и их ищу, а может, кого другого.
Пока говорил с медведем, припоминал слова Твёрда, которые, кажется, уже в другой жизни слышал. А говорил волхв о том, что кроме разговоров со зверями, сможет он с помощью живоцветов раны лечить. С людьми у него не получалось, хотя, когда тот же лиходей Дан задохнулся от проклятия, он даже и не вспомнил о словах волхва, а теперь вот, мучения косолапого увидел и само всплыло.
— Ладно уж, — попыхтев нехотя прорычал медведь. — Вижу, что ты не такой, вон и меч у тебя, а не кидаешься увечного богатыря добивать.
— Это ты-то богатырь?
— А как же? У меня и имя богатырское: Потап Косматьич.
— Вот уж сколько живу, а медведей-богатырей не встречал.
— Мало живёшь, потому и видел немного. Ты поменьше болтай да гляди побольше, коли в лекарском деле понимаешь.
Ждан, пока разговаривал, тихонько осматривал рану, стараясь не касаться, чтобы не причинить боли. Даже на первый взгляд понятно было, что дело плохо — из раны торчали осколки перерубленной топором кости, если оставить как есть, мишке конец придёт.
— Ты если больно станет не торопись меня лапой бить, — попросил Ждан, прикладывая руки к лапе.
— Ладно уж, — недовольно отозвался медведь.
Ждан с удивлением отметил, что как только он обхватил лапу в груди, будто ещё одно сердце забилось и жарко стало как в бане. Жар был и когда его ведьма пыталась зачаровать, но тогда жгло изнутри будто углями, а теперь словно солнечные лучи по жилам заструились. Он даже зажмурился от неожиданности и с удивлением обнаружил, что через закрытые веки видит, как золотое свечение из груди вливается в руки и будто бы напитывает изрубленную лапу. Попытался усилить или пригасить свечение — ничего не вышло, живоцвет или ум, который он питал, похоже, и без десятника прекрасно понимали, что делать.
Закончилось всё неожиданно — только что лился из рук золотой свет и вот уже сияние в груди погасло и Ждан, открыв глаза, с удивлением увидел, что держит в руках совершенно здоровую медвежью лапищу, разве что старый рубец виден сквозь поредевшую шерсть.
— Ну, как? — спросил он, опустив руки.
Медведь неуверенно опёрся на вылеченную конечность, прошёлся туда-сюда, подпрыгнул несколько раз, забавно подкидывая зад, и удовлетворённо сел, скрестив лапы на груди.
— Вот уж спасибо! — проревел он. — Выручил ты меня. Я думал уж кончина близко.
— Побегаешь ещё. Только под топоры больше не суйся.
— Да я им! — оскалился Потап Косматьич. — Сейчас свояка кликну, да покажем им!
— Ты погоди! Расскажи, кто тебя топором огрел?
— Точно! — медведь обхватил голову лапами и посмотрел на Ждана. — Вот такой, как ты и огрел! Здоровый, с меня ростом, а командовал им мелкий, вроде медведихи твоей.
Он кивнул на замершую поодаль, похоже, насмерть перепуганную Цветаву. Ждан попытался знаками показать девушке, что всё в порядке, но она только сильнее затряслась от страха.
— Чего это она? — озадачился медведь.
— Замёрзла, наверное, — ответил Ждан. — К вечеру зябко становится.
— Это да. Так вот, много их было, я считать не умею, по-вашему, да только если на каждого по пальцу с лапы приложить, то и лап не останется свободных.
Ждан, даже присвистнул. Медведь, конечно, считать не умеет, но получается, что не меньше двух десятков человек на него напало, и не только человек, но и чуди. А чуди только в крепости живут, даже в ближних деревнях не селятся.
Что же это? Неужто кто-то из бояр охоту решил устроить в здешних местах?
— Много людей ты насчитал, — вслух ответил он.
— Может, и много, — отмахнулся Потап, — Я бы их всех побил, коли не эти, здоровые… Навалились всем скопом, а один, вон, чуть лапу не отхватил.
— А где они на тебя напали?
— Так как раз возле дальнего леса, который за рекой начинается. Там я живу, там мои угодья и малинники, и муравейники с пчелиными гнёздами, кроме меня никто не трогает.
Вот тут Ждана проняло потому, что тот самый дальний лес, о котором говорил Потап Косматьич, люди называли Волотовым лесом.
— У тебя ещё стрела в боку, — напомнил Ждан, но тут уж медведь только отмахнулся:
— Чую я её, неглубоко сидит. Осень придёт, сало набежит на бока — сама вывалится.
— Ну, как знаешь.
— Спасибо тебе, богатырь-лекарь, — медведь поднялся на дыбы и положил тяжеленные лапы на плечи десятнику. — Были мы с тобой врагами, а стали побратимами, можешь теперь в мой лес заходить, никто там тебя не тронет.
— Кроме лиходеев, что тебя самого стреножили.
— А об этом не беспокойся, — злобно проворчал Потап. — Я сейчас свояка да сноху кликну, и пойдём, по-свойски поговорим с гостями незваными. Э! Да вон, они идут!
Ждан обернулся и чуть не присел от страха. «Свояк» и «сноха» оказались куда крупнее богатыря Потапа, раза эдак в два. А за медведицей ещё и два медвежонка-подростка брели, уже не уступавшие размерами «родственнику».
— Сожрём обоих? — коротко поинтересовалась медведица, бросив взгляд на замершего Ждана и окончательно помертвевшую Цветаву.
— Ты охолони, кулёма! — задиристо выдвинулся Потап Косматьич. — Это побратим мой, да медведиха его! Они под моей защитой!
— Тута не твой лес, — прорычал «свояк». — Сожрём!
Медвежата, заслышав отца, насторожились и заревели радостно.
— Не дам! — взвизгнул медведь-богатырь и, подскочив к «свояку», залепил ему затрещину, ничуть не смущаясь ни ростом, ни преимуществом в силе.
Грузный «свояк» вместо того чтобы ответить на удар, попятился и вдруг шлёпнулся на зад, медведица было заворчала, но и ей прилетел богатырский удар от тощего родственника, причём с тем же результатом. Непонятно было, то ли не ожидали от субтильного родича такой наглости, то ли действительно в лапах его была такая богатырская силища. Медвежата рисковать не стали — сразу отбежали поодаль и смотрели на драку родственников уже без всякого веселья.
— Спасибо, Потап Косматьич, — поклонился Ждан. — Вовек твоей дружбы не забуду.
— Иди с миром, — проревел медведь. — Богатырь богатыря в беде не бросит! Ты с медведихой иди, а мы тут только беседу начали!
Ждан подхватил под локоть обмякшую Цветаву и не оглядываясь пошёл прочь, слыша за спиной звуки сочных оплеух и обиженный медвежий рёв.
Глава 20
— Ты разговаривал с медведем!
Когда они отошли достаточно далеко, Цветава, наконец дала волю охватившему её страху.
— Успокойся, пожалуйста.
Ждан попытался было приобнять её, чтобы успокоить, но девушка вывернулась и отскочила в сторону.
— Объясни, что это было.
— Ну… — десятник задумался, не зная, как продолжить. — Я разговаривал с медведем.
— Почему?! Почему ты можешь разговаривать с медведем?!
— Не знаю…
А что ей говорить? «У меня в теле камни с душами мёртвых героев, поэтому я могу говорить со зверями и видеть духов»? Это ещё хуже, чем дураком прикинуться.
— И часто ты с медведями разговариваешь?
— Нет. Сегодня в первый раз, до этого получалось только с собакой…
— С собакой?!
— Ну, да. Ты же её видела — Жужка.
— Знаешь, — пугающе спокойно сказала Цветава. — Я уже не уверена, что всё, что ты мне говорил — правда. Скорее уж ты от страха сошёл с ума и наплёл мне с три короба, а теперь…
— Да что я тебе наплёл?
— Про камень, про подземелье в лесу, про то, что там лежит княжна, на которой заклятье. Это слишком похоже на детскую басню.
— Басней это было бы, если бы я тебе рассказал, что с медведем могу говорить, а он бы нас обоих сожрал. У нас сегодня наоборот вышло.
— Всё равно, — упрямо произнесла Цветава. — Ты с ним рычал, будто сам медведем стал.
— А я и не заметил, — пробормотал Ждан и добавил: — Он же ранен был, так я ему помог.
— Чем это?
— Рану залечил.
— Руками?!
— Да, я сам не понял, как получилось. Просто руки наложил и…
— Так, всё, — убитым голосом произнесла Цветава. — Я тебе поверила, а ты оказался просто блаженным…
— Это что ещё значит?
— Ты говоришь с медведями и собаками, лечишь наложением рук. Что ещё?
— Духов вижу… в основном домовых, но видел однажды анчутку.
— Точно. Знаешь что? Я, наверное, пойду в Вежу и просто расскажу, что наших следопытов в вашей крепости убили, вот и сказке конец. Не будет никаких пленённых царевн, говорящих медведей и прочей чепухи.
— У нас княжна.
— Мне всё равно.
— Ты обещала помочь.