— Надо её вытаскивать, — Цветава приблизилась к клетке и склонилась над одним из кристаллов, вделанных в клетку.
— Сейчас, — Ждан дождался, когда по прутьям пробежит очередная змейка, и схватился за прутья, собираясь если, не разогнуть, то хотя бы выломать кристалл.
— Стой!
Но Ждан уже сам понял свою ошибку. Думая, что опасность представляют только молнии, он не учёл того, что сами прутья тоже могут быть закляты. Тряхнуло его так, будто великан ударил молотом, тело скрутило судорогой, а через мгновение швырнуло прочь с такой силой, что он пролетел шагов десять и врезался в стеллаж, который с грохотом рухнул на пол, обрушив настоящий град из склянок, плошек, каких-то совсем уж непонятных посудин на голову незадачливого освободителя.
Он со стоном попытался подняться. Ладони горели огнём, на них отчётливо пролегли две багровых полосы.
— У тебя волосы стали, будто иглы у ежа.
Цветава подбежала к разбитому стеллажу и с сочувствием смотрела на то, как десятник кряхтя и охая, поднимается на ноги.
— Надо что-то другое попробовать, — прохрипел Ждан.
— А я и хотела другое, — покачала головой девушка. — Ты зачем за прутья схватился? А если бы там проклятье было?
– Не подумал.
— Ладно, я сейчас.
Она убежала в коридор и вскоре вернулась, держа в руках давешнюю дубинку, с которой уже успела содрать тряпки.
— Ты что задумала? — встревожился Ждан. — Хватит с нас одного пришибленного на сегодня.
— Погоди. Вот так!
Девушка размахнулась и ударила по кристаллу дубинкой: раз, другой… Понадобилось пять ударов, чтобы кристалл сначала с сухим хлопком треснул, а после осыпался на пол мелким крошевом. Остальные кристаллы тут же погасли, змейки молний больше не пробегали по прутьям. Цветава осторожно постучала по прутьям дубинкой, потом ткнула пальцем. Ничего.
Прутья разгибать не пришлось, они нашли задвижку и уже без всякого труда открыли клетку. Сложнее было снять княжну со странных светящихся верёвок, опутавших тело. Свечение в верёвках погасло после того, как разбился кристалл, но отпускать пленницу они и не подумали. Выпутывание княжны доверили Цветаве потому, что Ждан просто не смог себя заставить подойти к лишённой одежды девице. Один взгляд на обнажённое тело пробуждал воспоминания о той ночи, когда он придушил ведьму, и его охватывала жуткая смесь стыда и желания, вспоминался тягучий, полный страсти голос и тут же накатывали воспоминания о смрадном дыхании и гниющей коже ведьмы. Он бестолково топтался рядом, пока Цветава пыталась выпутать пленницу. В итоге спутница разозлилась, отогнала его в сторону, а сама принялась ножом кромсать неподатливые путы. Спустя некоторое время, так и не пришедшая в себя дочь князя вывалилась из клетки. Её завернули в плащ будто ребёнка в пелёнку и пошли прочь из развороченной лаборатории, которую кто-то решил превратить в темницу.
В последний зал Ждан ушёл сам. Цветава осталась у входа, сторожить княжну. Не хватало ещё, чтобы та очнулась в одиночестве, посреди подземелья. Ещё умом тронется от такого, что с ней потом делать?
Четвёртый, самый правый коридор, привёл его в библиотеку. Он видел подобную у волхва Явора — свитки, книги, какие-то бумаги, горой сваленные на столе. Но эта была говраздо больше: полки, набитые толстыми томами, уходят под потолок и занимают почти весь огромный зал. Грамоте его учили, но читать дозорному некогда. Разве что бумаги захваченные или княжеские грамоты, так что библиотека особого трепета не вызвала. Ждан уже собрался уходить, когда заметил книгу, лежавшую особняком на отдельном столике у входа. Большая, отделанная тиснёной кожей с металлическим окладом и застёжкой на боку. Он подошёл ближе, присмотрелся и отпрянул в страхе. Письмена на тиснёной обложке были похожи на уже виденные, сначала в татуировках ратников, а потом на стенах мерзкого капища во втором зале. Ждан бросил ещё один взгляд на обложку, провёл пальцем по ней и скривился от омерзения: человеческая кожа. Перепутать он не мог. Такие часто встречаются у пастухов стерви или повелевающих бесами. Но от этой книги не тянуло Тьмой. Не было на ней и тёмных меток, лишь непонятные письмена, выбитые на человеческой коже. Подумав немного, Ждан сунул книгу в мешок, рассудив, что если Уйка прав и сможет защититься от княжеского гнева, то эта находка может здорово помочь убедить и волхвов, и государевых людей.
Когда он вернулся, княжна ещё не очнулась, так что пришлось тащить её наверх на руках. Пока они бродили по подземелью, солнце перевалило заполнодень. Баташ лежал там же, где его оставили, оклемавшийся Уйка подполз к камню и тщетно, но упорно пытался перетереть верёвки на руках. Когда он увидел поднимающегося по ступенькам Ждана с княжной на руках, то выпучил глаза так, словно проглотил живую лягушку и завыл что-то, пытаясь вытолкнуть палку-кляп изо рта.
Цветава снова распутала руки дозорному-чуди, и он вернул камень на место.
Устроив пленников в тени, не из-за жалости, а чтобы их не хватил удар на солнце, Ждан и Цветава сели в сторонке и начали думать, как двигаться обратно. У них в запасе был ещё день. Если идти напрямик, через Моховое, то успеют, тем более что с таким грузом — двое пленных и княжна, которая наверняка не привыкла ходить пешком.
— А если в Моховом соглядатай? — спросил Ждан.
— Наверняка. Только кому он теперь будет рассказывать о нас? Медведям?
— И то верно. Если успеем до крепости добраться, считай, наша взяла.
— Если сейчас выйдем, то к вечеру в деревне окажемся, купим припасов и в лесу заночуем, чтобы лишних вопросов не было.
Цветава согласно кивнула.
— Тогда я с пленными в лесу подожду, а ты в деревню сходишь.
— Почему?
— Сам подумай, девка в мужской одежде, да ещё в одиночку по дрогам разгуливает. Такое и не захочешь, а запомнишь.
— Твоя правда.
Разговор прервал стон княжны.
— Где я? — первым делом спросила дочка князя. — И почему лето вокруг, была же зима?
— Похитили тебя, княжна, — ответила Цветава. — Ты что помнишь?
— Похитили? — глаза княжны расширились, она побледнела. — Помню, зима была, катались на санях, весело было, помню замёрзла совсем, и в какой-то избе остановились, хозяйка меня яблочком угостила наливным. Больше не помню ничего.
— Ведьма тебя обманула, а холопам глаза отвела, — подал голос Ждан. — А чародеи в темницу заточили.
— А вы кто такие?
— Дозорные мы. Я из Хорони, отцу твоему служу, а Цветава из Вежи пришла.
— А почему мы в лесу?
Похоже, пребывание в плену даром для княжны не прошло. Ждан переглянулся с Цветавой и пошёл проведать пленников, а девушка захлопотала вокруг спасённой.
Княжна довольно долго приходила в себя: сначал не могла понять, что стряслось, потом рыдала от ужаса и запоздалого испуга, затем вспомнила о своём происхождении и ни в какую не хотела надевать сарафан. В итоге её удалось уговорить, но обнаружилось, что у них нетподходящей обувки, даже каких-нибудь завалящих лаптей. Пришлось снова что-то соображать под крики и плачь княжны. В итоге соорудили ей чуни-обмотки и одежды татей. Княжна снова плакал от отчаяния и уродства такой обуви, но поделать ничего не могла и срепя сердце согласилась идти так. Ждан, пока Ладослава капризничала, улучил момент, выкопал на дне оврага не шибко глубокую могилку и схоронил Пятоя. Костёр бы погребальный сложить, да мёду хмельного выпить, чтобы веселее было товарищу в другом мире, но нельзя сейчас задерживаться. Прежде чем опустить тело в могилу, десятник разыскал в подлеске молодую осинку, выстругал кол и, чувствуя как душат подкатившие внезапно слёзы, вколотил деревяшку прямо в грудь товарищу. Место тут нехорошее, да ещё и чародей нагрянуть может, но с таким гостинцем не получится поднять человека из могилы, будь ты хоть самим Чернояром.
Возвращаясь, он увидел, что княжна подошла к пленникам и с интересом их разглядывает.
— А что эти люди сделали? — спросила она.
— Хотели тебя перепрятать, чтобы никто больше найти не смог, да нас погубить, — ответила Цветава.
Княжна судорожно всхлипнула, закрыв рот ладошкой, и больше вопросов, решила не задавать.
Они уже было совсем собрались идти, когда кусты на краю оврага затрещали и по склону тяжело скатилась бурая гора, за ней ещё одна, потом ещё и ещё… Четыре косматых тела перегородили путь и замерли, глядя на людей маленькими, полными злобы глазками. За спиной взвизгнула княжна, Ждан осторожно оглянулся: Цветава бледная как полотно, держала обмякшую Ладиславу, закрыв той рот ладонью, чуть в стороне тряслись пленные. Баташ зажмурил от страха глаза, под ним начала растекаться лужа, Уйка, напротив, глаза выпучил, побагровел, будто варёный рак, и дышал хрипло и часто. У самого Ждана сердце будто превратилось в таран и стучало в груди так, что казалось рёбра ходили ходуном.
— Здравствуй, Потап Косматьич, — произнёс он, предательски дрожащим голосом. — И вам поздорову, богатырские родичи.
Видно медведь-богатырь его не сразу узнал, потянул носом, наклонил лобастую голову и лишь тогда ответил:
— Не узнал тебя, побратим. Нашёл, что искал?
— Нашёл, — Ждан кивнул на Цветаву с княжной на руках.
— Так это у тебя теперь две медведихи? — удивился Потап.
— Пожалуй, что так.
— Силён, брат. Только селись там, где малинники побольше да река рыбная, а то обожрут они тебя.
— Спасибо за добрый совет. — поклонился Ждан. — Пора нам, Потап Косматьич, в дорогу.
— Погоди-ка, а это кто с тобой?
Лобастая голова повернулась к пленным, которые при этом замычали и забились ещё сильнее. Здоровенный медведь-свояк и мало чем уступающая ему подруга угрожающе зарычали, а медвежонок-подросток так и вовсе скакнул вперёд, оскалив немаленькие уже клыки, правда, он тут же получил лапой по морде и с обиженным рёвом вернулся на место.
— Пленных взяли, — ответил десятник. — Теперь вот ведём их судить.
— А мы их уже осудили, — рыкнул медведь-богатырь, и родичи вторили ему строенным рыком. — Оставляй-ка их тут, брат, и иди в свою берлогу. Тут наш закон.