— Чем обязан, уважаемые? — спросил Ждан, устравиваясь на лавке.
— Меня зовут Батура из Пригорья, а это мой друг из самого стольного Богорада, Веш.
Ждан назвался Уйкой. Не хватало ещё, чтобы его имя тут прозвучало. Он сейчас должен быть как раз в Пригорье, а не по лесам шататься, да с заезжими купцами разговоры вести.
— Ты ведь из Хорони? — спросил Беш, наливая себе пива из кувшина.
— Оттуда, — кивнул Ждан.
— И как там у вас? Спокойно?
Этот вопрос ещё больше насторожил Ждана, но он вида не подал и неспешно кивнул.
— Пока самосветный камень горит, вам бояться нечего.
— А вот, как бы не так, — откликнулся купец из Бограда. — Ты там в своей крепости видно, новостей не слышал.
— Я последнюю седмицу всё больше по лесу ходил, охотился, — пожал плечами десятник. — Мог и пропустить новости. А что стряслось?
— А то и стряслось, что в стольном Богораде мятеж подняли, — отозвался Беш. — Государь убит, а убийца его, волхв Твёрд Радимилович, ушёл от погони и теперь шастает по всему Великосветью, сея смуту.
Ждану как будто мешок репы на голову свалился. Наверное, если бы сейчас в трактир вошёл волкодлак и попросил попить квасу, он бы удивился меньше.
— Вот! — заметив выражение лица десятника, чуть не подпрыгнул на лавке Батура. — Видишь, как служивый удивился! И я ему говорю, что не может такого быть?
— Чего? — хрипло спросил Ждан.
— А ничего не может. Волхв Твёрд уж сколько лет в Веже сидит и Государю верно служит, не мог он навредить. А сам Государь, нет ну ты бы Беш, пораскинул бы умом. У него одной стражи небось сотня наберётся.
— Да, что стража сделает против волшбы?
— А я другое слышал, — не собирался сдаваться Батура. — Говорят, будто бы Твёрд как раз Государя из рук мятежников спас. Перебил молниями да огнём всех лиходеев, да увёз батюшку нашего Чеслава Туровича куда подальше.
— Врут, — отрезал Беш. — Я сам видел…
— Что ты видел? Государя убитого? — Батура понизил голос потому, что на них уже начали оглядываться местные.
— Ну, не государя, но трупы видал волшбой посечённые. Говорят, что и волхвы там были убитые, что пытались Государя спасти. Волхв Завид Вербинович уж как близко к Государю сидел, уж на что умел был, а не сдюжил лиходеев. Говорят, порвали его будто волки на куски, да посреди дороги бросили.
— Кто говорит? Бабы на завалинке?
— Отчего же бабы? Люди боярские. На подходах к стольному городу верные бояре заставы поставили, вот на заставе мне и рассказали всё.
Ждан понял, что нужно уходить потому, что спор может затянуться до утра, но Батура остановил его, ухватив за руку.
— Мы чего тебя позвали, дозорный, — с озабоченным видом проговорил купец. — Волхв в Хорони, Явор Всеславич, все знают, другом Твёрду приходится. Крепость ещё государю верна или в другую сторону смотрит?
— Да, вы что же такое мелете? — даже обомлел Ждан. — Как это «в другую сторону»? И Явор Всеславич, и князь наш воевода, Светан Мстиславич Государю верно служат. А вы тут по пьяному делу разговоры развели будто бабы…
— Верно говоришь, служивый, — и не подумал обижаться Батура. — Но и ты нас пойми. Если уже в стольном граде мятежи, то и до нас докатится. Война значит, будет, а так хоть знаем, куда бежать, в случае чего.
— Правильно думаете, — хмуро откликнулся десятник. — Спасибо за хлеб-соль, пора мне.
Он поднялся из-за стола и двинулся к выходу.
Оказавшись на улице, Ждан, как бы ни был сбит с толку новостями, не стал ломиться прямо к лагерю, а, чуть отойдя от трактира, схоронился под кустом. Как выяснилось не зря — дверь трактира почти сразу скрипнула и на улицу выскочил невзрачный мужичонка, завертел головой и, не увидев десятника, он досадливо сплюнул, а после припустил куда-то в сторону деревни.
— Вот и понятно, кто тут за путниками следит, — пробормотал Ждан и двинулся, не спеша в сторону леса.
***
Вернувшись в лагерь, он отозвал в сторону Цветаву и пересказал ей разговор с купцами. Услышав новости, девушка помрачнела и, упрямо мотнув головой, заявила:
— Твёрд не предатель.
— Я в это тоже не верю, — ответил Ждан. — Он может, и затеял какую-то свою игру, и нас в это втянул, но если он Государя хотел убить, зачем ему изменников в крепости искать?
— Кто-то ложь по Великосветью сеет.
— Зачем? Чернояру хочет светлую землю отдать? Людей в вурдалаков превратить?
— Может, и так. Я всё думаю о том капище под землёй… Кто его обустроил? И кто хозяин всего этого добра?
— Там почти всё в пыли было. Хозяева давно не появлялись.
— Но кто-то же Ладиславу в этот погреб спустил? И наверняка они, как и мы с тобой, все залы обошли и всё увидели.
— Наверняка, а может, и сами всё обустроили. В последнем зале была библиотека, а скорее книгохранилище, как у волхвов в обителях, только книги там были другие. Я одну прихватил, ту, что у входа лежала.
Ждан сходил за мешком и показал фолиант побледневшей Цветаве.
— Чёрный гримуар?
— Не похоже. Я не чувствую от него смрада, как от других колдовских вещей меченых. Просто книга.
— В переплёте из кожи человечьей.
— И знаки непонятные, но это всё, чем она страшна. Никакой волшбы.
— Эй вы! Долго я буду тут голодная сидеть? Немедленно принесите еды!
Раздосадованная их долгим разговором Ладослава, стояла у костра, грозно уперев руки в бока.
Пришлось прервать разговор и заняться ужином который, конечно же, княжну не устроил — окорок был слишком солёным, сыр сухим, а лук вонючим, об успевшем зачерстветь хлебе и говорить нечего, княжна его даже пробовать не стала. Вообще эти капризы непривыкшему к подобному поведению Ждану были как ножом по горлу. Не ожидал он, что княжеская дочка окажется НАСТОЛЬКО избалованной и плаксивой. Ну совсем это не вязалось с тем образом княжны, который засел у него в памяти. Эту, настоящую, хотелось скорее отхлестать крапивой так, чтобы и рта не смела раскрыть со своими глупыми капризами. Была бы его воля, он бы так и сделал, но, к сожалению, княжну и пальцем нельзя было тронуть, пока они не доберутся до Хорони, а там дальше пусть с ней родители и дворня маются.
Пленники, в отличие от княжеской дочки, проглотили свой скудный ужин, состоявший из куска хлеба с мясом и воды, кажется, даже не разжёвывая. Трудная дорога, да ещё со связанными руками вымотала бывших дозорных, даже Уйка не пытался больше угрожать или нести околесицу, просто угрюмо сидел, глядя в одну точку. Но Ждану его молчание как раз и не нужно было, так что когда Цветава, прихватив с собой княжну, ушла к ручью за водой, он вытащил кляп изо рта бывшего десятника и спросил:
— Не врал ты, что твой отец подле самого Государя сидит?
— Что уразумел, наконец, с кем связался? — оживился Уйка. — Но если на прощение надеешься, то даже и не думай. Мы тебя…
Ждан коротко ударил под дых и напомнил:
— Ты не ответил.
— Бо..ярин Гостята…Горданович… — выдавил пленный, когда сумел, наконец, вздохнуть. — В царских палатах за дворней следит.
— Большая птица. Почему в крепости вы только сейчас зашевелились? Это связано с убийством Государя?
Уйка, услышав последний вопрос, выпучил глаза будто рыба и начал хватать ртом воздух. Пришлось Ждану взять его за шиворот и хорошенько встряхнуть.
— Начинай говорить или станешь бесполезен, а бесполезный ты и даром не сдался.
— У них получилось, — пробормотал бывший десятник. — Они смогли подобраться. Наконец-то…
— У кого получилось?
— У тех, кто служит ВЕЛИКИМ БЕЗЫМЯННЫМ.
—Что за безымянные? Говори уже!
Пришлось ещё раз тряхнуть пленного, чтобы он пришёл в себя. Похоже, когда речь заходила о предмете его поклонения, Уйка совершенно терял связь с реальностью.
— Слуги ВЕЛИКИХ БЕЗЫМЯННЫХ несут знание о том, как нам надо готовиться к приходу наших повелителей.
— Я не об этом спросил.
— БЕЗЫМЯННЫЕ — это великие всемогущие существа, они старше и могущественнее богов, они крепче камня и безжалостнее Тьмы. Они древнее мира, они создали его задолго до появления здесь людей, и они возвращаются.
— Кто тебе это рассказал?
— Отец, а ему его отец. Мы много сотен лет ждали прихода слуг БЕЗЫМЯННЫХ.
— Это как-то связано со святилищем в подземелье?
— Ты видел! — обрадовался Уйка. — Ты почуял их силу?
Ждан скосил глаза на перепуганного, бледного до синевы Баташа, который безуспешно пытался отодвинуться от сошедшего с ума командира.
— Я видел чёрное солнце.
— Да! — взгляд Уйки, впервые за весь разговор засветился радостью. — Когда ОНИ пожрут всю землю, они поглотят, и жар солнца, и мы увидим, что солнце, которому мы поклонялись, которое считали самым светлым и незыблемым, на самом деле чёрно и мертво.
— Как ты собрался выжить, если эти твои безымянные сожрут всю землю?
— Они не всех будут карать. Верные получат место у их ног и новую жизнь. Бесконечную, тёмную, полную ярости и восторга.
— Значит, это твой отец подготовил нападение на Государя?
— Не знаю, — враз поскучнев пожал плечами предатель. — Он наверняка был среди тех, кто помог слугам БЕЗЫМЯННЫХ, но больше я ничего не знаю.
— В крепости есть кто-то, кто тоже верит в этих твоих безымянных?
— Я же говорю тебе, мордофиля, больше, чем ты себе представить можешь?
— И князь?
— Вот ещё! Пусть этот дурень думает, что правит и крепостью, и дружиной.
— Тогда кто?
— Скоро сам всё увидишь. Ничего тебе не скажу, я ещё хочу жить, — открестился бывший десятник.
Дальше продолжать не имело смысла. Ждан снова заткнул бывшему дозорному рот кляпом, чтобы не слушать безумного бормотания о величии и конце мира.
Как раз к этому времени вернулись от ручья Цветава и чем-то крайне недовольная Ладослава. Оказалось, что ей вздумалось искупаться, но вода оказалась слишком холодной. Недолго думая, княжна обиделась на ручей и заодно на Цветаву, которая не предупредила, что ручей холодный.
Поговорить они смогли, только когда уставшая в пути дочь князя уснула. Услышав об откровениях предателя, Цветава нахмурилась и задумалась.