– Когда начнем?
– Ты вот что, – Тагир резко сменил тему – Лучше этот аппетитный кусман отнеси Мичурину, Толик проводит, вот и он, кстати. Пусть даст картохи и зелени как обычно. Да, и забери помои, не в падлу. Мичурин будет в экстазе.
Мичуриным звался местный садовод-любитель, живчик неопределенного возраста, загорелый дочерна, в шортах и в панамке набекрень. И с нехилых размеров пистолетиком в набедренной кобуре. Обретался он за главным ангаром. С одной стороны его плантацию ограничивали пышные заросли кактусов, окаймлявшие крупнейший коллективный сортир – так называемый конвертер. С противоположной стороны чудо-огород подпирал высокий забор молочной фермы братьев-ковбоев. От ангара и до самой «великой стены» окружавшей Базу, тянулись посадки. Мичурин традиционными для Базы заборами из ржавых железяк не заморачивался, а отгородился от остального сумасбродного мира зарослями толстянки вперемежку с теми же кактусами. Местами живую изгородь густо-густо заплела хлебная лоза, так что непроходимое препятствие стало еще и непроницаемым для любителей подсматривать. Случайно или по замыслу агронома, гуще всего насаждения росли как раз в секторе обстрела из фашистского бункера.
На площади в двенадцать-тринадцать соток компактно разместились два десятка различных плодоносящих деревьев, заросли ореховых кустов, несколько грядок с зеленью, бочки для сбора воды, нехилых размеров теплица. В глаза бросились огромные желто-красные цветущие шляпки подсолнухов, растущих в наполовину закопанных металлических бочках по всему огороду. Опять же странным образом группы бочек-грядок размещались так, что могли послужить хозяину отличными укрытиями от пуль и осколков. Некоторые грядки двойного назначения дополнительно обложили на сухую в половину человеческого роста кирпичами и строительными блоками. Естественно лишь для того, чтобы предохранить корни растений от перегрева. Маленький уголок Эдема жил, плодоносил, благоухал и готовился в любой момент встретить незваных гостей.
Под навесом от лишнего света и жары разместились клетки с личинками, кроликами и курами, сарай для инструментов. На крыше железного сарая, притулившегося к бараку, высилась Т-образная конструкция, несущая два вращающихся круга из пластиковых лопастей. Правильно, не черпать же из заглубленных в землю танков водичку ведерками? Вот пусть запитанный от ветрогенераторов электронасос и гоняет живительную влагу по грамотно раскиданным трубам и шлангам. Ветряком и насосом высоко технологичное оборудование Мичуринской вотчины не исчерпывалось. На латанной-перелатанной крыше барака взгляд зацепился за два огромных полотнища, растянутых на специальных каркасах. Стекловидная поверхность и расположение на самом солнцепеке навевали радостную мысль, что здешнее человечество, наплевав на тотальную разруху, захомутало солнечную энергию к вящей пользе и славе.
Жил хозяин участка в общем бараке, выгородив себе уютный уголок нескромных размеров – семья-то большая. Капитальную стену прорезал отдельный выход прямо в сад-огород.
Дело близилось к вечеру, и Мичурин раздавал задания нескольким работникам – что именно и насколько обильно поливать. Замученные до последней крайности рабы, надрывая пупы, приволокли резко пахнущую мочой флягу – Принимай, хозяин! – и заняли позу просителей. Голод – не тетка. Еще один оборванный работяга выгребал навоз из-под клеток с животными. Кроликов-невольников на первый взгляд казалось немного, наверняка они фигурировали в здешнем меню в ранге деликатесов. Иначе стал бы Мичурин меняться на дикую саранчатину? – размышлял Хантер.
Две аккуратно одетых женщины на дальнем конце огорода со стремянкой обходили куст толстянки, облепленный жирными и рыхлыми на вид жуками зеленого окраса и собирали во флягу полупрозрачный сироп. Еще две работницы под тихий разговор «доили» других чудо-зверей – прилипших к стволам палочника и толстянки ромбовидных короедов. Под каждой тварюгой висело по клубку разного диаметра. Женщины переходили от одного короеда к другому и делали несколько нехитрых движений, наматывая на клубки ровные белые нити, выпускаемые паразитами из брюшка.
Хантер поздоровался, представился, что от Тагира, хотя по присутствию Толяна, ведерка с мясом и бака с темной от крови водой Мичурин и сам обо всем догадался. Толик, получил в награду зеленое яблоко, в которое с хрустом впился зубами.
– Как обычно? – Хантер не первый раз слышал стандартный вопрос в устоявшемся обществе. То есть здесь, конечно, впервые. А по прошлой жизни частенько. Хорошо, когда многое схвачено и жизнь течет плавно и предсказуемо. И посреди здешней разрухи есть островки относительной стабильности.
– Да вот, чем богаты… – несколько невпопад сказанул стажер.
– Милейший, пока я вам собираю ответный гешефт и если у вас есть малая нужда, не соизволите ли вы – во-о-он в ту трубу? Или в эту. На ваш выбор.
Вежливый садовод указал на вкопанную в землю ржавую трубу, диаметром с человеческую голову. Хантер заметил, что трубы разного диаметра вкопаны параллельно линии кактусов, растущих вдоль рабского барака через равные промежутки. На высоту человеческого роста все колючки и отростки были срезаны. Верхушки стволов и крупных боковых отростков тоже купированы. Чтобы кактусы давали больше побегов. И тени.
– Это что еще за приколы? – искренне удивился Хантер.
– Да нет никаких таких приколов. – Мичурин кивнул головой в сторону Толяна, который, зажав надкусанное яблоко зубами, направляя пиписку руками, метко пускал струйку в одну из труб. – А ты сам догадайся, мил-человек.
Хантер пожал плечами, хоть и не числил себя в тормозах.
– Крышу ангара видишь? Жесть в один слой. Нагревается за считанные минуты. К полудню там баня. Чтобы людишки днем не мерли от тепловых ударов и ожогов, их загоняют с улицы туда. Их там как селедок в бочке. И варятся они там заживо. Про норму в четыре литра воды в курсе? Вот и считай, чем выше кактусы, тем лучше для страдальцев.
Страдальцы, притащившие флягу, солидарно выливали ее мутное содержимое в трубы. А отверстия затем закрывали кусками жести или плитками вместо крышек. Чтобы, значит, лишняя влага не испарялось и особо не воняло сердобольному садоводу.
Хантер отнесся скептически к мысли, что несколько капель рассола, которые ему удастся выжать из себя, спасут кого-то из работяг от теплового удара, но решил не обижать хозяина. Последний на время процедуры орошения кактусов нашел себе занятие на грядке с зеленью, чтобы не смущать охотника.
– Зелень и корнеплоды, я естественно чистой водой поливаю. Из Вонючки. Ну да через мох с песком любая водица как через фильтр проходит…
Да не брезгливый я уже, собирался оправдаться Хантер, сам того не ожидая, обильно уважил просьбу Мичурина.
Ряд металлических ящиков, накрытых решетками, привлек внимание охотника. На мелкоячеистой сетке копошились опарыши-переростки – блестящие светло-коричневые личинки саранчи. Твари активно пожирали листву и кору толстянки, фруктовые шкурки, моркошку, кактусовые цветы, опавшие подпорченные плоды. То одна, то другая извергала позади себя очередь – сухие мелкие горошины дерьма тут же проскакивали в ячейки, не мешая остальным крепышам быстро ползать и кормиться. По верхним решеткам прошелся упитанный дракончик, судя по степени наглости, из местных. Уставился своими змеиными глазами на Хантера, принюхался, кивнув мордочкой, словно говоря, мол, не поможешь, братан, приоткрыть крышку на пару минут, уж больно личинки вкусные на вид.
– Интересно? – Мичурин спугнул четвероногого разбойника и высыпал обжористым червякам целый кулек ярко-оранжевых шкурок, которые только что счистил с апельсиноподобных плодов.
– А вон то не кондиционеры разве? – Хантер ткнул пальцем в ряд четырех квадратных стальных гудящих чемоданов, в огромной узкой клетке. Помимо клетки странные, но видимо очень ценные приборы защищали цепи, перетягивающие «чемоданы» крест-накрест и соединенные амбарными замками. От гудящих штуковин высоко и в разных направлениях отходили широкие серебристые гофрированные трубы, шумно вбиравшие в себя воздух.
– Сборщики воды. Каждый по ведру в день выдает, а когда и более.
– От батарей, да? – догадался стажер.
– От них, родимых. Ну, готово. Тагиру привет. – Внезапно попрощался Мичурин. Сразу видать – занятой человек. Некогда лясы точить с каждым встречным.
Странная тут «картошка» – на деревьях растет в апельсиновой кожуре. Надо будет обязательно распробовать ее в супе сегодня. Направляясь к выходу с мичуринским гешефтом и Толяном, Хантер услышал:
– Ма-а-аша, бросай свои клубки, иди варить борщ, мы сегодня богаты – таки дичиной!
Пастораль какая-то. Все же человек способен не только убивать, разрушать и гнобить себе подобных. Молодец, товарищ Мичурин, так держать!
Выгружая картошку и зелень, Хантер заметил, что количество мяса значительно сократилось.
– Приходили Побирушки, не в смысле нищеброды-попрошайки, а так здесь «семейка» одна называется, что раскопками промышляет. И от Ковбоев повариха. – Тагир упредил незаданный вопрос – Вот, погляди на здешние «бабки».
Деньги выглядели как идеальные геометрические фигурки из чудного легчайшего, но прочного сплава – в основном, треугольники и овалы, украшенные знаками наподобие иероглифов. В центре каждой фигуры – дырочка. Не иначе аборигены носят их бусами. Тагир, как культурный человек, хранил свои сбережения в кошельке и продемонстрировал напарнику пластинки посолиднее – квадраты, пяти– , шести– и прочие – угольники. Примерно равные по размеру, монеты отличались количеством углов и нанесенными знаками. Деньги с пятью углами и больше имели внутри геометрическую фигуру из сплава с красным отливом. Отверстие строго по центру повторяло форму монеты.
Выяснилось, что на шесть «зверобаксов» на Базе, да и в других местах, не чуждых цивилизации, можно прожить сутки. По крайней мере, за эти деньги торгаши из Каравана продают набор трехразового питания вроде тех, что у новичков в рюкзаках попадаются и двухлитровку воды. Человеческая жизнь здесь стоит дешево, зато жить выходит дорого. На патроны основных калибров постоянного курса нет, потому как товар ходовой и дефицитный. Да и на прочие товары цены договорные, то есть спекулятивные, но торг уместен.