Кордон – скромное и обаятельное место, полная противоположность буйной экзотике синего Черного моря. Ни тебе волн, перекатывающих камешки, ни вздымающихся горных хребтов, ни сирен, издаваемых снующими катерами, ни знаменитых исполнителей, распевающих для малоизвестных, но тем не менее привилегированных художников и скульпторов, ни благоухания роз и магнолий. Кордон – это песчаная почва, сосновый бор с вкраплениями дубов, змеящаяся речка, обрамленная буйными лугами и усеянная лилиями и кувшинками. Кордон – это еще и три ряда новеньких сборно-щитовых домиков, плюс несколько фанерных времянок в качестве служебных зданий. Тусклые лампочки, получающие питание от шумного генератора, освещают крылечки домиков, контору, столовую, два больших сортира и два стола для пинг-понга. Для круглого участка вытоптанной земли, именуемого танцплощадкой, предназначены два прожектора, укрепленные на деревянных столбах рядом с громкоговорителями.
Наша хибарка от дома отдыха за триста метров и на отшибе, поэтому сквозь сосны и лесные поляны ежевечерних танцев нам из дому не видно, хотя звуки музыки доносятся отлично. Около полуночи басистые раскаты танцевальных ритмов сменяются неумелым пением – вразброд и почему-то всегда высокими голосами. В отличие от оглушающей музыки из громкоговорителей, которую не изменит ничто и никогда, несвязное пение, достигнув хибарки, начинает казаться уже не неумелым, а отчасти даже таинственным. Слушая его, я пытаюсь представить себе издающих эти звуки мужчин и женщин, которые пьют на своих фанерных крылечках, под голыми лампочками, ходят, спотыкаясь, по территории дома отдыха, а то и заходят в лес, распугивая ничем не виноватое зверье.
В течение дня отдыхающие в «Соснах», раздевшись до разномастного нижнего белья, загорают на неярком среднерусском солнце. То трезвые, то не очень, они иногда купаются в самом широком месте реки (метров десять от берега до берега). Мы с Мишкой часто присоединяемся к купальщикам и волейболистам. Порой мы приносим на полянку одеяло и валяемся на солнце, играя в карты. Одеяльно-карточный этикет позволяет пригласить в игру кого угодно или даже напроситься участвовать в чужой игре, что мы часто и делаем. Большинство наших игр требует минимум четырех игроков, а нас всего двое, то есть некомплект. Это дает прекрасную возможность приглашать в игру молодых девиц, недавно закончивших школу. В ответ нас тоже приглашают, в том числе и женщины постарше, за которыми мы, бывает, наблюдаем на плохо освещенной танцплощадке, удивительно похожей на цирковую арену.
Мишка говорит, что этот типичный пролетарский дом отдыха выделятся тем, что принадлежит сверхсекретному военному заводу, изготовляющему сверхсекретное нечто, о чем нам знать не положено. В обычной жизни два еврейских мальчика, упитанный и тощий, вряд ли могли бы пересечься с этими крепкими отдыхающими обоего пола, но в «Соснах», как это ни удивительно, – другое дело. Словно лохматые уличные собаки на деревенской улице, мы осторожно обнюхиваем друг друга и дружелюбно машем хвостами. В результате, справедливо или нет, мы чувствуем себя своими.
Большинство отдыхающих – это супружеские пары, некоторые с маленькими детьми. Есть несколько исключений. В одном из голубых домиков на самом краю территории наслаждаются отпуском два мелких начальника средних лет (впрочем, возможно, у них по домику на каждого). По местным понятиям, они большие люди, а у Черного моря были на нижней ступени тамошней иерархии и ошивались бы в самой придорожной зоне пляжа, где играли бы в волейбол, а также выпивали и закусывали вдали от воды. Впрочем, они и тут по утрам играют у реки в волейбол, а ближе к полудню, как водится, приступают к еде и выпивке. Оба отдыхающих начальничка обладают порядочными животиками, будто на пятом месяце беременности. Вечерами они хозяйничают на танцплощадке, и один из них ходит по ней кругами, ну вылитый старший брат Вовки или сам Вовка, проживи он подольше.
Звезды дома отдыха – две барышни, относительно недавно закончившие школу. Лет им, может быть, восемнадцать, а может, и двадцать пять, какая разница. Мне в мои пятнадцать лет они в любом случае кажутся неприступными. Поскольку наши с Мишкой мозги затуманены подростковыми гормонами, мы считаем этих девушек ослепительным, ошеломляющим воплощением первобытной славянской женственности. Как и толстопузые мелкие начальники, в приморском мире Дома творчества они паслись бы в плебейской зоне пляжа, но и там выделялись бы среди толпы, ибо красота не зависит от классовой принадлежности.
Обе звезды точно живут в одном и фанерных домиков слева. Как правило, они приходят на берег реки довольно поздно, всегда в легких летних платьях. Расстилают на середине лужайки разноцветное одеяло и стоя беседуют, повернувшись лицами к солнцу, пока не привлекут всеобщее внимание. Затем, одним одновременным движением, они выскальзывают из платьев и грациозно роняют их на одеяло, раскрывая такие прекрасные тела – одно ослепительное, другое ошеломляющее – что нам с Мишкой приходится зажмуриваться.
Когда мы, наконец, приходим в себя и отваживаемся раскрыть глаза, перед нами предстают две красавицы в открытых купальниках, едва прикрывающих великолепные груди, при виде которых Юля умерла бы от зависти. А потом наши пролетарские модели плюхаются на одеяло и начинают играть в карты, как и все остальные смертные, нередко в компании двух толстопузых начальничков.
Я больше очарован той, что повыше, в синем купальнике. Формы у нее попышнее, волосы темные, щечки младенческие, а голубые глаза – прозрачные, безмятежные и далекие. Двигается она гордо и неспешно; кажется, даже пожар не изменил бы ее неторопливых повадок. Короче, это она ослепительна. А Мишка предпочитает худенькую, в желтом купальнике, которая пониже ростом и с подвижной попой, иными словами ту, которая ошеломительна. Ее движения кажутся мне слишком резкими и размашистыми, сбивающими с толку. К счастью, именно она нравится Мишке, так что воевать друг с другом нам не придется.
В «Соснах» временно проживает немало женщин с детьми, но без мужей. Одна из них, рыженькая, с тремя малолетними сыновьями, все время смотрит на меня со своего одеяла у реки. В один прекрасный день она по собственной инициативе присоединяется к нашей карточной игре. У нее короткие кудряшки и карие глаза с легкими морщинками в уголках. Чем-то она напоминает спелый подсолнух – а возрастом, наверное, годится нам с Мишкой в матери.
Рыженькая мамаша охотно смеется Мишкиным шуткам, хлопая в ладоши от радости. Ее сыновья проводят большую часть времени, купаясь в речке до посинения. Иногда она ходит к ним проверить, все ли в порядке, возвращается с ладонями, полными воды, и поливает нас с Мишкой, показывая при этом широкое обручальное кольцо. При этом, несмотря на кольцо, я уверен, что она, смеясь, искоса смотрит на меня своим вариантом того самого взгляда.
В ответ на этот взгляд у меня замирает сердце, а в штанах начинается неожиданное шевеление. Странное дело! Рыженькая мне, конечно, не противна, но и особого влечения к ней я, в общем, не испытываю. Будь я повзрослее, непременно поразмышлял бы над могуществом этого взгляда, с помощью которого ничем не примечательная мать троих детей может подняться на второе место в моей иерархии сексуальных объектов (первое, разумеется, принадлежит красотке ослепительной в синем купальнике). Вместо этого я просто подозреваю, что рыженькая готова, как выражается папа, к курортному роману.
Мишка безразличен к многодетной матери. Завороженный живостью красотки ошеломительной, он с трудом справляется с известными явлениями в собственных штанах. Видимо, уровень гормонов у него в крови выше, чем у меня, потому что эти известные явления более чем очевидны.
– Мишка! – окликаю я. – Мишка! – настойчиво и тревожно. – Мишка! Нас, двух еврейских мальчиков, каким-то ураганом занесло в край русских красоток и необъятных возможностей. Придумай что-нибудь!
Мишка, меняя положение, чтобы не так заметно было шевеление в штанах, ухитряется поднять правую бровь.
– Я-то придумаю, – говорит он, – а вот тебе советую поменьше изображать отличника-чистоплюя. Полезно будет, честное слово.
24
Возможность что-нибудь придумать появляется у нас не сразу, но зато какая! Отцу надо на четыре дня уехать в столицу. Ему внезапно сообщили, что после пяти с лишним лет ожидания подошла его очередь на покупку автомобиля, который уже отогнан на специальную стоянку. Забрать машину нужно немедленно, иначе она достанется счастливчику, который стоит в очереди за папой и тоже провел в ней пять лет, или просто уйдет налево, поскольку некоторым баловням судьбы и в очереди стоять не надо – их повсюду ждет зеленая улица.
Только такое важное дело, как покупка новой машины, может заставить папу поручить заботу обо мне непутевому Мишке. Это притом, что хоть Мишка и старше меня, и (предположительно) мудрее, он порядочный бездельник, а мама по-прежнему регулярно вытирает ему попку. Уже часа через два после отъезда папы шкодливый Мишка предлагает завтра вечером пригласить отдыхающих противоположного пола на ужин якобы в честь моего шестнадцатилетия. Его простой план состоит в том, чтобы напиться, напоить девушек, а затем в полной мере использовать возможности, которые, разумеется, не смогут не возникнуть.
Первым делом Мишка, оставшийся за старшего, отправляется добыть как можно больше спиртного. Это удается блестяще. Я слишком наивен, чтобы понять его методы. Ума не приложу, каким образом этот шестнадцатилетний юноша (пить в империи разрешается только с восемнадцати) ухитряется раздобыть три поллитры и четыре «огнетушителя», причем совершает свой подвиг в заповедном лесу, за много километров от ближайшего винного магазина.
Мой двоюродный братец, может, и легкомысленный лодырь, но это не мешает ему быть большим экспертом по бытовым делам, и в «Соснах», этом раю для рабочего класса, он чувствует себя как дома. Зимой, в родном Курске, он тратит огромное количество энергии и времени, куда больше чем я, на «гуляние» по своему району. Он завсегдатай самых популярных лестниц в близлежащих зданиях. Он знает больше о поллитрах, першингах, мерзавчиках и других интересных делах, чем любой из моих знакомых. Другие интересные дела связаны с женщинами, как юными, так и взрослыми: чего они хотят, как примирить