Граббе этого не понимал. Он думал, что снесет голову, а на деле боролся с тенью, с отражением общих чаяний, каковыми являлся Шамиль при всей его энергии, бескомпромиссности наряду с дипломатической изворотливостью и пониманием, как завоевать сердца горцев. Как-будто пленение или смерть имама могли помешать избранию нового выразителя надежд Северного Кавказа.
— Ударим в самое сердце Нагорного Дагестана. Сокрушим Шамиля в Ахульго, в его твердыни! — сообщил Граббе полковнику Пулло, назначенному начальником штаба Чеченского отряда, на импровизированном совещании в Грозной.
На 1839 год были запланированы три экспедиции. Первая — Раевского. Он продолжит развивать Черноморскую береговую линию, которую Граббе считал опасным заблуждением, но ничего поделать не мог. Вторая — Головина. Наместник Кавказа, лично возглавит поход в долину Самура, чтобы покончить с восстанием лезгинов. Но главная роль отводилась Чеченскому отряду. Граббе была предоставлена полная свобода действий, лишь указана цель — сокрушить власть Шамиля. Выбор средств, сил и путей — на его усмотрение.
Мелочиться генерал не стал. Он поглаживал одной рукой свои пышные бакенбарды, а другой водил отточенным пером по карте, используя его вместо указки и объясняя свой замысел.
— Мы сокрушим три неприступные твердыни и навсегда докажем горцам, что им негде от нас укрыться. Воздействуя на их психику, поколеблем веру в Шамиля и тем подорвем основы его власти в горах. Захватим селение Бурунтай, форсировав считающееся непреодолимым ущелье. Затем двинемся к аулу Аргвани, спустившись на земли Гумбетовского общества с вершин Суук-Булака. И, наконец, доберемся до Ахульго, где поставим точку в Кавказской войне!
— Ваше превосходительство! Не подумайте, что я отговариваю, но столько всего совершить… За один поход… Сначала непролазные леса. Потом голые скалы и бездорожье. Фуража нет. С водой на вершинах проблема. Один спуск с Суул-Булака чего будет стоить, — осторожно заметил Пулло. — Куринцы с кабардинцами прошли до него полгода назад. Тяжелый выдался поход.
Полковник не лукавил. «Теренгульская трещина», «теренгульский овраг» — так в шутку назвали русские глубокое ущелье, дно которого не видело солнца. Вторая точка, сторона Суул-Булака, обращенная к Андии, имела очень крутой склон с небольшой площадкой внизу. Как туда спускать орудия, не говоря уже об обозе? Что касается Ахульго, Набатной горы, то это была самой природой возведённая крепость, которую, по мнению лазутчиков, невозможно взять штурмом.
«Малой кровью не отделаемся, — признался сам себе Пулло, искренне сомневаясь в умении начальника руководить большим отрядом в условиях сложной пересеченной местности. — К горам привычка нужна».
Граббе был непреклонен и не сомневался ни в победе, ни в возможностях русского оружия.
— Я проехался по окрестностям. Оценил кустарник, который солдаты прозвали «держи-дерево». Лес — впечатляет! Но трудности меня не страшат! Тем славнее будет наша победа!
— А снабжение?
— Вот тут, Александр Павлович, вам отводится основная роль. Нужно тщательно все просчитать. Наметить маршруты подхода пополнений с обозами. Усилить саперную роту, которой предстоит пробить нам дорогу через скалы, взорвав их порохом. Обеспечить тылы.
— Как только мы поднимемся в горы, нас могут отрезать.
— Я все предусмотрел. Не считайте меня прожектером. Успех похода зависит от согласованных действий не только отряда, но и его прикрытия. Прежде, чем выдвигаться к Ахульго, сокрушим орду ичкерийцев Ташив-Хаджи Эндриевского в Чечне, чтобы он не смог ударить нам в спину. Жителям Салатавии отправим прокламацию, чтобы они не волновались. Но верность, не подкрепленная силой, на Кавказе ничего не значит. У меня есть задумка, как прикрыть пути снабжения. Воспользуемся опытом Отечественной войны, тем более сын прославленного партизана Дорохова с нами. Позовите Руфина Ивановича! — приказал генерал.
В комнату ворвался возбужденный юнкер Дорохов.
— Вы знакомы? — спросил у Пулло генерал.
— Уже успели познакомиться, — хмыкнул полковник. — Лучших людей у меня переманил в свой отряд.
— Тебя, Руфин, в поход не беру. Не хмурься! Мне нужно, чтобы твой отряд такого шороху навел между Суул-Булаком и Внезапной, чтобы ни один обоз или гонец не пропал, когда Чеченский отряд проникнет в Нагорный Дагестан!
— Люди еще не готовы, — вздохнул Дорохов.
Ему многое за последнюю неделю поведал унтер Девяткин. В горах и лесах Чечни нужна была иная тактика, нежели та, которую использовал прославленный Дорохов-старший. Не партизанская, а антипартизанская. Засады, внезапные набеги на аулы, хитрости, чтобы дурить противника — все это предстояло еще освоить.
— Время у тебя еще есть, — успокоил Граббе. — Готовься. Обучай людей. Выступление намечено на первое мая!
Переведенный в летучий отряд Вася обитал нынче не в своей родной казарме, а во временном расположении, отведенном людям Дорохова. Отряда, как такового, еще не было. Была странная кучка людей, надерганных откуда только придется. Казаки, провинившиеся солдаты, бывшие абреки, сбежавшие из родных аулов от кровной мести или совершившие преступления. Сброд, а не команда, хоть и самого злодейского вида.
Пока ее объединяла только форма. Вернее, ее отсутствие. По совету Милова, Дорохов распорядился всем нарядиться под горцев. Отпускать бороды. Использовать кавказское оружие. Лишь Вася ни за какие коврижки не пожелал расставаться с драгоценным двуствольным штуцером, с боем вырванным на время у полковника Пулло.
— Нам нужны люди, говорящие по-татарски. Или по-чеченски. Или по-аварски. Мы должны во всем смахивать на местных. Даже внешним видом, — предложил Вася Дорохову.
Юнкер тяжело вздохнул. Работы предстоит непочатый край. Он только вернулся из аула Эндирей, где сумел уговорить пятерых кумыков присоединиться к отряду. Щедро раздавал обещания. Сулил серебро и славу. В общем, крутился как белка в колесе, благо коменданты крепостей шли ему навстречу и подсказывали, с кем можно иметь дело, а кого стоит гнать поганой метлой.
— Все будет, Вася! Дай только срок! — мечтал Руфин вслух, согласившись с предложениями Милова.
Он осунулся и почернел. Сперва было легко. С малороссийскими казаками быстро нашел общий язык. Но хохлы не горели желанием лезть в пекло. Кордонная и посыльная служба их полностью устраивала. Пришлось начинать практически с нуля.
— Скажи, Вася, людям: пусть собираются. Завтра двинем в сторону Чечни. В долину Яман-су, на ее лесистый левый берег. Пора проверить, чего мы стоим.
Коста. Лондон, Пэлл-Мэлл и Гайд-Парк, конец апреля по н. ст. 1839 года.
— Простите, с кем имею честь? — спросил я с раздражением.
— Секретарь Ее Величества королевы, мистер Джемс Гудсон! Сент-Джемскому кабинету, господин Варваци, абсолютно точно известна ваша неблаговидная роль, которую вы сыграли на Востоке. И нам не хотелось бы повторения этой истории в самом сердце Англии. А посему нижайше вас просим поумерить свой пыл и ограничиться исключительно своими обязанностями драгомана делегации.
Вот это номер! Моя роль двойного агента полностью раскрыта! Не успел я и шагу ступить по грязным улицам Лондона, как мне на хвост присели ищейки Форин офис или кто там у бриттов занимается разведкой и контрразведкой. Моим надеждам на поиск Белла, возврат книги Фалилея и встречу со Спенсером грозит полное фиаско! Надо отдать должное пращурам МИ-5 и МИ-6: работать они умеют. Вот, чего опасался Спенсер! Не хотел быть скомпрометированным свиданием со мной в глазах власть предержащих! Или я что-то не знаю?
— Мистер Гудсон, большая удача, что вы не постеснялись обратиться ко мне напрямую. Раз вы связаны и со Двором, и с разведывательной службой Империи, позволю себе предположить, что в ваши обязанности входит и обеспечение безопасности королевы, не так ли?
— Ваш вопрос, сэр, превышает пределы дерзости, допустимой для иностранца! — взбеленился Гудсон.
— Напротив, мистер, напротив. Он более чем актуален. Боюсь, вас ввели в заблуждение относительно моей миссии. Вы ищите черную кошку в черной комнате.
— О, конечно-конечно… Сейчас вы начнете меня уверять, что решили просто прогуляться по вечернему Лондону, чтобы вкусить прелестей лондонского смога…
— Именно, мистер. Но я не об этом.
— Что, черт возьми, вы о себе возомнили⁈ Вы, бравший наше золото и нас предававший!
— Оставим прошлое прошлому. Поговорим о настоящем. Я уполномочен российским Императором обеспечить безопасность пребывания Цесаревича на берегах Темзы!
Гудсон поперхнулся. Слова — яростные обвинения или издевка — застряли у него в горле. Он, не мигая, разглядывал меня. Пауза затягивалась. Словно участник детской игры «море волнуется — раз», он замер недвижимо. Затем отмер.
— Это многое меняет, сэр! Дайте мне минуту собраться с мыслями.
Секретарь королевы воровато оглянулся.
— Здесь малоподходящее место для продолжения беседы. Позвольте проводить вас в мой клуб, где мы могли бы продолжить дискуссию без посторонних ушей и насладиться сигарами и портвейном. Или вы предпочитаете бренди?
— Бренди будет кстати в такой сырой вечер. Счастлив посетить столь выдающееся место! В каком клубе изволите состоять?
— Конечно, в клубе «Реформ»! Все почтенные виги, которых поддерживает королева, собрались под его крышей, чтобы противостоять тори с их «Карлтон-клабом». Пока мы ютимся в небольшом здании на Пэлл-Мэлл, 104, но вскоре распахнёт двери наш новый дворец. О, это будет чудо! Фасад как у дворца Фарнезе в Риме. Только представьте: в каждой спальне будет ниша с бассейном из белого мрамора, куда в любое время будет подаваться горячая и холодная вода!
— Завидую! Я уже успел «насладиться» отельной ванной, этой странной конструкцией сомнительного цвета, из которой рискуешь выбраться сухим из-за недостатка воды. Но почему вы сказали «спальни»? В клубах ночуют?
— А как же! — самодовольно откликнулся Джемс. — Клуб есть убежище для мужей, уставших от болтовни жен, и приют для молодых людей, чьи доходы не позволяют им содержать собственный дом. В «Реформах» к их услугам парикмахер, прачка, портной и, конечно, обеды по приемлемой цене в отличие от отелей, где дерут втридорога.