[2] Муртазеки — наёмные воины, те, кто в отличие от ополченцев, получал содержание за службу. Своего рода гвардия Шамиля, позднее — также пограничная стража, полиция и прочее. Шамиль проводил границу между муртазеками и мюридами, если верить позднейшим записям пристава А. И. Руновского.
[3] Прямой потомок Шамиля ныне проживает на севере Москвы в скромной квартире в «человейнике».
Глава 14
Вася. Ахульго, вторая половина июня 1839 года.
При любой осаде первым делом пытаются лишить защитников воды. Ахульго обеспечивался водой из речки Альштинки. Если ее отвести, положение осажденных сразу станет критическим. Именно для того и строили водопроводы и отряжали рабочие команды. Но ничего не вышло. Не хватило толковых гидротехников.
Правда, было еще одно соображение. Вода в Андийском Койсу оказалась горькой и вызывала расстройства кишечника. Для долгой осады требовалось обеспечить людей нормальной водой. Отправленные команды смогли проложить водоводы от горных источников к квартирам тех батальонов, которые не имели удобного подхода к Альштинке и ее притоку Бетли. Работать приходилось под обстрелом. В скалах прятались засады. Из любой трещины мог раздаться выстрел или выскочить группа свирепых воинов с длинными тавлинскими кинжалами. Васе довелось не один раз поработать штыком, отставив в сторону кирку.
Граббе распределил наличные силы просто. Перекрыл отдельными отрядами основные направления. Чтобы создать непрерывную линию, войск было недостаточно, тем более что их позиции разделяли многочисленные овраги, ущелья и ручьи в теснинах. Но даже так приходилось одновременно подбираться с трех направлений к системе вражеской обороны, подводя траншеи и устраивая батареи, прикрывать тылы от возможного нападения и оборонять чиркатский мост. Граббе решил, что переправу проще бросить.
Шамиль не собирался сидеть сиднем в осаде. Он отправил своих людей поднимать народ со всего Дагестана. Ахверды-Магому — в Богулял. Сурхая — в Ихали. Галбаца — в Андию. Порядка восьми тысяч горцев уже подходило к Чиркату. На глазах разочарованных урусов на левый берег Койсу, напротив Ахульго, ежедневно прибывали караваны с порохом, провизией и пополнениями. Прорубив в отвесном скате утеса ступеньки, осажденные устроили связь с противоположным берегом. Могли отправлять из крепости раненых и больных.
Осажденные? Нет, скорее в осаде оказались сами русские. Шамиль мог без труда уйти, но не хотел бросать такую великолепную позицию. Пускай урусы долбят камень, подбираясь поближе к крепости. Меткие выстрелы мюридов каждый час забирают жизнь глупых солдат, неосторожно высунувших голову из-за камней. Недалек тот час, когда Ахверды-Магома обложит осаждавших и они сами превратятся в осажденных.
— Господа! Мы словно присутствуем при осаде Алезии, когда Цезарь сражался с Верцингеториксом. Еще немного, и нам придется создать помимо контрвалационной линии еще и циркумвалационную[1]. Складывается впечатление, что Граббе наплевать на осаду! — убеждал коллег офицер Генерального штаба, поручик Милютин.
— Но штурм невозможен! — возмущались собравшиеся офицеры. — Генерал сам признал Ахульго, «решительно неприступным замком»!
— Какая же это осада, — горячился поручик, — если решено всеми силами собраться на правом берегу и уничтожить мост у Чирката⁈ Напирать лишь с одной стороны на крепость — это противоречит военной науке.
— Генерал знает, что делает! На то он и генерал!
Командир Чеченского отряда отдавал себе отчет в сложности положения, в котором оказался. Быстрый штурм исключен. Правильная осада исключена. Снести укрепления артиллерийским огнем сложновато. И калибры маленькие, и подвоз боеприпасов крайне затруднен. Он планировал произвести усиленную рекогносцировку Ахульго, как было получено известие: горская милиция, занимавшая высоты, проспала передвижение противника. Прямо в тыл подтянувшимся к логову Шамиля войскам выходят крупные силы неприятеля. Русских застали врасплох. Даже главная квартира осталась без прикрытия. Пришлось срочно менять все планы и перегруппировывать войска, иначе можно было потерять Ашильту.
Сын принявшего мусульманскую веру армянина из Хунзаха, Ахверды-Магома стоял у истоков газавата. Он воевал вместе с Кази-муллой и Гассан-беком. Шамиль ему верил, как себе, выделяя среди прочих. Выполняя поручение имама, он собрал большой отряд из аварцев и чеченцев. Скрытным маршем ночью с 18 на 19-е июня занял высоты над Ашильтой. Другой его отряд выдвигался к Чиркатскому мосту по левому берегу Койсу.
К его несчастью, он не понял, что застал урусов со спущенными штанами. Вместо того, чтобы атаковать, он отдал приказ укрепляться. Горцы стали наскоро возводить завалы. На них уже двигались роты апшеронцев и кабардинцев, незаметно собираясь в садах аула.
На рассвете 19-го июня люди Ахверды-Магомы стали готовиться к наступлению на Ашильту, распевая стихи из Корана. Неожиданно на них напали две русские колонны, поднявшиеся на высоты. Штыковая атака оказалась настолько неожиданной, что горское ополчение побежало, бросив завалы без боя. Отступили на пять верст к Сагритлохскому мосту. Бежали так быстро, что их не догнала даже отправленная в погоню конница. Конечно, не исключено, что казаки не решились удаляться далеко от пехотных частей и лишь изобразили преследование.
Одновременно батальон апшеронцев, охранявший Чиркатский мост, перешел на другой берег под огнем противника. С таким трудом построенный мост был сожжен. Левый берег Койсу оказался полностью в руках аварцев. Чиркат был снова ими занят. Так развеялась последняя иллюзия связи с Внезапной через Аргвани и Удачный. Тактически Граббе в моменте выиграл, но стратегически — крупно проиграл, по сути сдав все достижения, достигнутые в мае-начале июня[2].
— Господа! Положение угрожающее! Нам необходимо покончить с ордами лезгин на нашем берегу, — обратился Граббе к полковникам.
Они переглянулись. «Наш берег»! А левый⁈ Подтверждались худшие опасения штабных офицеров: правильной осады не будет. Генерал нацелился на штурм. Один Бог ведает, какой кровью обойдется приступ неприступной крепости!
— Я забираю четыре батальона и выдвигаюсь добить Ахверды-Магому. Нам нужен успех, чтобы поднять настроение в войсках! Вам стоять намертво. Следить за Шамилем. Уверен, будет вылазка. Маневрируйте и поддерживайте друг друга. Временным командиром назначаю генерал-майора Галафеева.
Легко сказать «маневрируйте». Сама местность, разделенная глубокими ущельями, исключала возможность перемещений вдоль осадной линии.
Батальоны выступили в ночь на 22-е июня.
Теперь пришел черед русских свалиться как снег на голову на войска Ахверды-Магомы. Горцы, не ожидавшие подхода урусов, планировали напасть на аварскую и мехтулинскую милицию, спускавшуюся с высот по приказу Граббе. Столпились в балке неорганизованной толпой. Стали взбираться на возвышенности. И внезапно обнаружили перед собой цепи солдат и готовую к бою артиллерию. Раздались выстрелы картечи. Батальоны беглым шагом атаковали. Без единой потери рассеяли противника. Та его часть, которая бежала к Сагритлохскому мосту, была основательно потрепана огнем из горных единорогов. Поражение Ахверды-Магомы было полным и сокрушительным. Более мюриды не рискнули беспокоить русских на правом берегу Койсу.
… Пока Граббе занимался обеспечением тылов Чеченского отряда, Шамиль предпринял сильную вылазку. Ночью его люди спустились на веревках к речке Ашильтинка и по ее руслу подобрались к батарее №6. Сбив передовой заслон, стремительно ворвались в траншею. Сбросили мантелет, разбросали туры с камнями. Когда подоспела рота куринцев из резерва, отступили, потеряв трех человек и убив одного прапорщика Колябакова.
Казалось бы, бессмысленная атака. Но дух осажденных подняла. И позволила выиграть несколько дней, ибо устройство батарей оказалось крайне тяжелым и медленным делом. Саперам приходилось выдалбливать в каменистом грунте сапы под прикрытием передвижного щита[3]. Земли не было, туры приходилось загружать камнями. К каждой батареи с трудом пробивали дорогу или просто ступеньки. Устанавливали блоки, чтобы поднимать снизу боеприпасы. И все это под непрекращающимся обстрелом из Сурхаевой башни, из-за чего работали лишь по ночам. Горцы стреляли в темноте, заслышав стук кирок. И без рекогносцировки быстро стало понятно, что башня на горе Шалатлул гох — это ключ к Ахульго.
Она возвышалась над всеми подступами к твердыне Шамиля. Ее защитники удивительно метким огнем поражали подбиравшихся к подошве горы русских. Число раненых и убитых ежедневно росло. Даже батареи приходилось накрывать сверху перекрытием, чтобы вести огонь по горцам. Снести башню артиллерией? Она была так хитро размещена среди скал, что обстрел был малоэффективен. С южной стороны она была прикрыта огромными утесами. С западной два казачьих орудия могли вести огонь лишь с гребня перед Старым Ахульго и снизу-вверх. С восточной, наиболее открытой, на тесной площадке смогли развернуть только два горных единорога, не способных своими ядрами пробить толстые стены башни.
Чтобы как-то справиться с гарнизоном башни, каждую ночь выдвигали отряды стрелков. Даже от милиционеров-аварцев затребовали наиболее метких. Стрелять приходилось на вспышки. Горцы отвечали. Толку от этих ночных дуэлей было немного. Людей Али-бека Хунзахского надежно хранили крепкие стены. Сотня отважных не давала пройти вперед к Ахульго восьми тысячам.
— Ну, попаду я в амбразуру. И что? Горец стрельнул и спрятался. Пуляю в белый свет, как в копеечку, — бурчал унтер-офицер Девяткин.
Его вернули на передовую линию из водопроводчиков, припомнив его снайперские навыки.
— Не обойдемся мы без штурма этой проклятущей башни. А как ее штурмовать? Лезть придется на плечах. А лезгин не дурак. Как полезем, полетят в нас каменюки. Ох, помяните мое слово, напоим скалы нашей кровушкой!
Коста. Итон, 17 мая по н. ст. 1839 года.
К дому подошли чуть за полночь. Все, что нужн