— Исполняя личное поручение Его Величества Императора Николая, передаю глубочайшее государево недовольство вашим поведением в Лондоне! Вам было поручено охранять персону наследника, а не заниматься закулисным сводничеством, вредящим интересам Империи Российской. Вот слова, которые велено мне передать: «Вновь ты преступил границы дозволенного. Повелеваю: по отбытию Престолонаследника из английской столицы поручику Варваци надлежит немедленно покинуть Лондон и отправиться без промедлений и задержек на Кавказ, дабы присоединиться к действующей армии, к Чеченскому отряду. Все необходимые распоряжения будут сделаны военным министром Чернышевым, о чем он уведомлен».
Я растерянно хлопал глазами. Какая сука на меня накапала Николаю⁈ Наверняка, Юрьевич, больше некому. Он строчил письма с докладами царю ежедневно. Перепугался за вверенного его попечению Александра и за свою шкуру, которую мог легко спустить император.
— Вам все понятно? — уточнил Карл Осипович.
Я кивнул.
— Не задерживаю! — отмахнулся от меня посол, но вдруг сменил гнев на милость. — Какие-то просьбы, пожелания?
Меня, возбужденного до крайности и в некотором смысле обозлённого, вдруг пронзила внезапная идея.
— Можно ли до моего отъезда сделать быстро документы на въезд в Россию для итальянского врача? Моя супруга не здорова. Нуждается в постоянном наблюдении.
— Ребеночка ждет? — участливо осведомился граф. — Дети — украшение старости. Завидую вам. Меня вот бог не сподобил ни супружницей, ни детками. Что с вами делать? Пускай приходит тотчас. Все устроим в лучшем виде. И сами не отчаивайтесь.
— Меня Кавказом не напугать, Ваше Сиятельство!
— Вижу-вижу по орденам, что не в гарнизонах огороды копал. Ступай, поручик, собирайся в путь.
Мой план, неожиданно родившийся в голове, нельзя было назвать иначе как сумасшедшим. Под видом итальянского доктора я планировал ввезти в Грузию мистера Спенсера, эсквайра. Только он мог открыть мне дорогу к Беллу. Свою личную сверхзадачу я не мог не выполнить. А времени на поиски не осталось. Кроме того, я понимал, что настырный Эдмонд в любом случае отправится в Чечню. А тут такая оказия! Меня самого туда отправляют. Со мной он будет в большей безопасности. Но и потворствовать английскому шпиону я не собирался. К Шамилю пусть ищет дорогу сам. И без спроса начальства я не решился бы действовать. Все решится в Стамбуле. Доберемся туда, и пусть Фонтон возьмет на себя ответственность за мое самоуправство. Он мне должен как-никак!
Выйдя из посольства, я нанял кэб и отправился прямиком к дому Эдмонда. На прятки и шпионские игры не было ни времени, ни нужды. На возможные неприятные последствия для Спенсера мне было наплевать. Если завтра он отправится со мной в Портсмут, все мосты будут сожжены. Начнется новый акт драмы что для меня, что для моего кунака-англичанина.
— Я знал, что ты вернешься! — добродушно приветствовал меня Эдмонд. — Проходи. Я угощу тебя чаем.
— Времени мало! Слушай мое предложение. Ты возвращаешься к своей роли врача из Генуи — докторский чемоданчик и все такое. Сегодня получаешь паспорта в русском посольстве, я договорился. Далее, встречаемся завтра в Портсмуте, грузимся на борт русского фрегата «Браилов» и отправляемся на Кавказ. В Константинополе будет остановка. Там я встречусь с русским резидентом. Посвящаю его в детали. Получаю добро — ты плывешь со мной в Поти. Если нет, ты сходишь на берег. Затем я следую в действующую армию в Чечню или Дагестан. Куда точно, узнаю в Тифлисе. Ты можешь там остаться или проследовать со мной дальше. Но к Шамилю я не поеду. Останусь в отряде. Ты же можешь действовать на свой страх и риск.
— Я согласен! — быстро ответил Эдмонд. Так быстро, будто боялся, что я передумаю. — Могу я поинтересоваться, что заставило тебя передумать?
— Как бы поточнее выразиться… Крушение неких планов на потепление отношений между Россией и Англией. И изменение личных обстоятельств, связанных с этим фиаско.
— Тебя отправляют обратно на Кавказ… Наказание? — задумался Эдмонд. — Ты крутился вокруг Царевича… Уж не хочешь ли ты сказать, что всерьез рассчитывал на роман Александра и Виктории⁈
Я хмуро кивнул:
— Ты, как обычно, проницателен.
Неожиданно Спенсер громко расхохотался. Я озадаченно ждал, пока он успокоится.
— Нет, чай тут не пойдет. У меня завалялась бутылочка виски. Накапаю-ка я тебе пару капель.
— Не время пить…
— Не спорь. Тебе точно понадобится, — он налил виски на дно бокала. — Итак! Ты узнал про кризис в спальне, на который я тебе намекнул в прошлый раз?
— Да! Но мало что понял. Какая-то нелепая возня из-за подружек королевы.
— Нелепая? Нет, кунак, ты меня разочаровываешь. Все крайне серьезно. Тебя должна была насторожить попытка отставки лорда Мельбурна. Впрочем, ты не разбираешься в нашей политической кухне, так что тебе простительно. Тогда позволь объяснить. Лорд Мельбурн подал в отставку 7 мая из-за того, что предложенный им законопроект был утвержден в Палате Общин с перевесом всего в пять голосов. Королева пригласила занять пост премьер-министра Роберта Пиля, лидера тори. 10 мая состоялась аудиенция. Пиль выдвинул условие: в состав статс-дам и фрейлин войдут жены вождей его партии. Королева категорически отказала. Пиль не решился настаивать и снял свою кандидатуру. Ненаглядный королевский друг, лорд Мельбурн, сохранил свой пост.
— 10 мая вечером был бал во Дворце. Королева просидела молча весь вечер, усадив рядом Александра, — припомнил я подробности и догадался. — Она обдумывала следующие шаги!
— Бинго!
— Ты намекаешь, что она решила изобразить вспыхнувшую страсть к русскому Престолонаследнику, чтобы шантажировать лорда Мельбурна⁈
— Уверен, она не единожды сообщила и ему, и его супруге, как ей понравился юный принц.
— И напугала его до смерти. Или тех, кого требовалось. Я прав?
— Quod erat demonstrandum![2]
— Получается, — задумчиво произнес я, — сцена в опере, приглашение в Виндзор и дальнейшее сближение были просто игрой?
— Ни секунды не сомневаюсь! Эта маленькая интриганка разыграла все как по нотам. Свобода в выборе своего окружения в обмен на отказ от мысли о возможном браке с русским.
— Оно того стоило?
— Конечно! Она показала зубки. Заставила считаться со своим мнением. Уверен, что вскоре она заполучит в свои маленькие ручки все нити правления и заставит считаться с собой всех министров. Даже такого зубра, как лорд Палмерстон.
— Бедный Александр! Он поддался ее чарам, не подозревая о коварстве.
— Женщины! Они слабы и ловко используют оружие, которым их одарила природа!
— Думаю, лорд Мельбурн понимал все с самого начала. Он подмигнул мне на обеде в Лондонской таверне! Он участвовал в заговоре, чтобы подавить сопротивление членов кабинета! Но как же я был слеп!
— Не играй на чужом поле и по правилам, не тобой установленным — и не будешь разочарован!
— Мне точно нужно выпить! — я махнул виски одним глотком, не чувствуя его вкуса.
— Не расстраивайся, мой друг. Мне есть чем усладить горечь твоего разочарования.
— Адрес Белла?
— Записывай!
— Забыл предупредить о еще одном условии нашей совместной поездки: больше никаких записок путешественника!
— Согласен, мой друг! Я же еду собирать материал о чеченской поэзии о шейхе Мансуре. Ты забыл?
— Как же, забудешь такое! Придумал бы что-нибудь пооригинальнее.
— Не бурчи! Еще увидишь: мои литературные изыскания принесут мне славу!
[1] Положение осложняла груда раненых и убитых за спиной и то, что свежие роты раньше времени бросились вперед, создав настоящую пробку на узкой тропе. Очевидная потеря управляемости войсками.
[2] (лат.) — что и требовалось доказать.
Глава 20
Вася. Ахульго, вторая половина июля — начало августа 1839 года.
«Нельзя судьбе без черных дней», — успокаивал себя Граббе.
Он не был раздавлен поражением. Не впал в уныние от больших потерь, хоть и был расстроен. Не из-за гибели солдат и офицеров. Его подобным не удивишь. Сколько раз он смотрел смерти в лицо, был ранен, контужен, но оставался в строю. Спас русскую армию под Смоленском, первым переправился через Дунай на последней войне с турками… Весь увешанный орденами, он считал себя отличным солдатом и требовал от подчиненных полной самоотдачи в бою. Мысль о том, что его экспедиция может закончиться крахом плескалась на задворках сознания. Дальше он ее не пускал. Сохранял показное спокойствие перед всем лагерем, что давалось ему с трудом. Он физически чувствовал себя ужасно. Старые раны давали о себе знать. Жара днем и ночью сводила с ума. Пот лился ручьями. А еще эти метеоры, рассыпающие искры… Они не радовали — бесили! Не дай Бог, возобновятся припадки, от которых он лечился на Кавказских водах весь 1835 год.
«Неужели всего в полудне пути в горах по ночам, так холодно, что даже бурка не спасает, как рассказывают мои офицеры? В этих раскаленных камнях в подобное не верится. И жена пишет грустное… Предчувствия, видите ли, у нее… Смятение духа можно и должно побороть! Новый штурм необходим, и, я уверен, он будет стоить нам еще больших пожертвований».
Генерал аккуратно заносил в военный журнал скупые строчки: из строя выбыло общим счетом 768 человек. Убитыми — 1 штаб-офицер, 6 обер-офицеров, 143 нижним чинов. Ранено — 5 штаб-офицеров, 35 обер-офицеров, 578 нижних чинов[1].
Врал! Никогда не верьте реляциям и донесениям военных! Врагов у них убито — о-го-го сколько! А потери? Какой большой начальник признается, что сгубил прорву вверенных ему людей⁈ Дураки на Руси повывелись еще при Петре. На фоне подобных рапортичек охотничьи рассказы отдыхают!
Тысячи мух кружили и безнаказанно ползали по сотням раненых, контуженных и изломанных после падения с круч людей. Они лежали рядами на голой земле под раскаленным солнцем. Между ними бродили полковые священники, принимая последние исповеди у тех, кто уже не жилец. Черный, как негр, старший врач отряда доктор Николай Федорович Земский оперировал не переставая и уже не держался на ногах от усталости. Вася сновал в лазарете, помогая чем мог раненым. Наслушался сбивчивых рассказов. Услышанное от обер-офицеров поражало.