Это моё второе любимое место после парка. Покой, чистота и ясная голова.
Только это не совсем ясно.
Одна вещь не выходит у меня из головы… эти тёмно-зелёные глаза, его голос и властность в нем.
Конец. Этому.
К чёрту его. Я не положила этому конец. Эйден и я на одной стороне. Пока я продолжаю приносить ему пользу, он будет делать то же самое.
Я даже нанесла визит одной девушке, которая писала ему любовные письма. Коулу, а не Эйден. Кто, черт возьми, вообще теперь пишет любовные письма? Она из прошлого века или что-то в этом роде?
В любом случае, я сказала ей, что у него есть условие, как условие члена. Она думает, что он не может его поднять. Я только имела в виду, что он придурок, но, эй, пока это работает, я не жалуюсь.
Затем я поймала себя на том, что ухмыляюсь, когда она ушла, думая, что никто все равно не увидит его член. Вот тогда-то я и поняла, что снова сбиваюсь с пути. Я саботирую любую частичку отношений, которые у него есть с другим полом.
Он заставляет меня терять рассудок вместе с моим здравым смыслом.
Придурок.
И все же единственные образы, которые продолжают крутиться у меня в голове, относятся ко вчерашнему дню. Как я прислонилась к столу, пока он задирал моё платье.
Моя рука скользит вниз по животу и между бёдер. Я промокла, и это не только из-за воды.
Неглубокое дыхание покидает меня, когда я засовываю палец внутрь. Я все еще чувствительна и немного побаливаю.
Я помню, как он шлёпал меня, удерживая за затылок. Он забрал мою волю, мой выбор, и я стала еще более влажной для него.
Мои соски болезненно сжимаются, и я закрываю глаза и откидываю голову назад. Я кручу один тугой бутон между пальцами и дёргаю за него. Стон пытается вырваться, но я ловлю его, как делала, когда он прикасался ко мне. Его руки, тело и грудь покрывали меня целиком, пока он не стал всем, что я чувствовала.
Я помню, как он в первый раз вошёл в меня, с какой силой, и добавляю ещё один палец, чертыхаясь от силы толчка. Я представляю, как это он врывается в меня, шепчет мне на ухо грязные слова, говорит, что я его, и мой темп ускоряется.
Мои килограммы становятся все тяжелее, и я причиняю боль своему соску, сжимая его ногтями, пока он не кричит от боли.
Я уже прикасалась к себе раньше, и он всегда был тем образом, который я себе представляла. Его полуголого у бассейна. Он потный, грубый и чертовски восхитительный после тренировки. Он бегал, забивал и был богом на поле.
Но я никогда не хотел причинять этим боль.
После вчерашнего, это все, чего я хочу. Лёгкий укол боли, который приходит с удовольствием. Сила, которая приходит, когда ты полностью в его власти.
Я погружаю пальцы быстрее, мои стоны наполняют тишину ванной.
О, Боже.
Сила того, что накапливается во мне, пугает даже меня. Мои ноги дрожат, и мой бедный сосок умоляет избавить его от страданий.
Мои глаза закатываются, заставляя мои веки немного приоткрыться. Вот тогда-то я и вижу кое-кого.
Нет, не кого-то.
Его.
Посреди моей ванной.
На мгновение мне кажется, что он — плод моего воображения. То, что я каким-то образом думала о нём достаточно усердно, мне удалось воплотить его в жизнь в формате 3D.
Но затем фокусируется остальная часть сцены. Он голый.
На его теле нет ни одного предмета одежды, прикрывающего его тело.
Мне всегда было интересно, как он будет выглядеть голым, и каждый раз это ускользало от меня.
И вот он здесь, во всей своей красе. Коул не такой мускулистый, как Ксандер. Он стройнее, и в нем есть тихая красота. Даже его широкая грудь и пресс из шести кубиков кажутся скромными в неотразимом стиле.
Благодаря игре в футбол его бедра и длинные ноги мощные и подтянутые.
Мышцы его груди сокращаются от того, как его рука сжимает член.
Я почувствовала это вчера — и продолжаю чувствовать это сегодня, — но я впервые вижу его член. Он такой большой, что я одновременно потрясена и поражена тем, что он поместился внутри меня. Я не могла отвести взгляд ни от него, ни от неё, даже если бы захотела.
И я действительно этого хочу. Я просто не могу отвести взгляд.
Он трогает себя.
Коул голый и трогает себя.
Его рука двигается вверх и вниз по члену, и по какой-то глупой, иррациональной причине я ненавижу его руку прямо сейчас.
Это вчера была я. Теперь это должна быть я, а не его рука.
Мои пальцы двигаются внутри меня в более медленном темпе, мои глаза опускаются, как будто они вот-вот закроются.
Именно тогда вся ситуация просачивается в мой ошеломлённый мозг. Тот факт, что я мастурбирую перед Коулом. Тот факт, что он делает то же самое, наблюдая за мной.
Он в моей ванной.
Я задыхаюсь, позволяя рукам упасть по обе стороны от меня, несмотря на протесты моего тела, и быстро оборачиваюсь.
— Ч-что ты здесь делаешь? У-убирайся.
В моем голосе нет силы, как бы сильно я этого ни желал. Моё сердце бьётся громко и быстро. Нежная кожа между моих ног болит, требуя освобождения, которое я только что прервала. Мои соски пульсируют, близкие к тому, чтобы что-то порезать, настолько они твёрдые.
От Коула не исходит никакого движения. Звук воды — единственное, что слышно в ванной. Я сглатываю сквозь прерывистое дыхание.
Он ушёл?
Почему, черт возьми, у меня опускается грудь при этой мысли?
Мне нужна психотерапия, потому что я не должна чувствовать себя не в своей тарелке всякий раз, когда он в поле зрения. Это потому, что он стал моим сводным братом? Я так себя веду, потому что моя воля была принята браком наших родителей, и я упустила время?
Неужели я так сильно жажду его только потому, что не могу его заполучить?
Должно быть, поэтому, потому что тот факт, что моё сердце почти вырывается из груди, не имеет никакого чёртового смысла.
Я медленно оглядываюсь через плечо.
Мурашки бегут по моей влажной коже, горячая вода никак не помогает её смягчить.
Коул стоит прямо за мной. Он достаточно близко, чтобы я почувствовала его запах, специи и лаймовую жвачку. Достаточно близко, чтобы я оказалась в ловушке его тепла. Достаточно близко, чтобы он промок, его шелковистые волосы промокли и прилипли ко лбу. Достаточно близко, чтобы струйки воды стекали по его грудным мышцам и вниз, вниз…
Я возвращаю своё внимание к его глазам, отказываясь быть пойманной на том, что шпионю за его членом.
— Что я тебе говорил о том, чтобы ты открывала мне спину, Бабочка? — Шепчет он мне на ухо.
Мои глаза пытаются закрыться от дрожи, которую он вызывает на моей коже.
Он хватает меня за ягодицу, и на этот раз я хнычу, сжимая бедра вместе.
— Или, может быть, ты искушаешь меня этим? Ты хочешь, чтобы я трахнул её?
— Н-нет.
Мой голос слаб даже для моих собственных ушей.
Я сама не знаю, чего я от него хочу. Пока он прикасается ко мне, касается меня своими руками, кажется, что все вдруг становится возможным.
— Нет, а? Однажды я заставлю тебя передумать. — Он лижет мочку моего уха, шепча горячими словами. — А теперь, как насчёт того, чтобы я закончил шоу, которое ты начала?
— Я не начинала никакого шоу.
Я удивлена, что могу говорить, когда раздражители бушуют по всему моему телу.
— О, но ты сделала это. Ты продолжала входить и выходить из своей киски даже после того, как увидела меня. Ты фантазировала о моём члене внутри тебя, Бабочка?
— Нет!
Мой голос повышается, полный стыда.
— Знаешь, чем больше ты это говоришь, тем больше я убеждаюсь в том, насколько же ты лгунья.
— Я не лгу… ох…
Мои слова заканчиваются стоном, когда он отпускает мою задницу и погружает в меня два пальца за один раз.
Зуд, возникший ранее, возвращается с удвоенной силой, и я выгибаю спину, нуждаясь в большем трении. Просто больше от него.
— Твоя киска не лжёт, она говорит мне, что хочет мой член. — Он сгибает пальцы, и я снова стону, моя голова падает на плитку. — Ты хочешь, чтобы я был внутри тебя, Бабочка?
— Нет, — шепчу я, в моем голосе слышится отчаяние.
— Ты уверена?
Конечно, я уверена, но я не говорю этого вслух. Я не позволю ему заставить меня говорить об этом.
Он подставляет свой твёрдый член в пространство моей задницы, и я сжимаюсь, прикусывая нижнюю губу.
— Мне показалось, что ты хотела этого раньше, когда смотрела на мой член и трахала себя.
Я закрыла глаза, не в силах выдержать нападение его слов и его прикосновений одновременно. Я так близка к тому, чтобы воспламениться, к тому, чтобы умолять, но я никогда этого не сделаю.
Коул не тот, кому я должна позволять так поступать со мной.
Я хочу его только потому, что не могу его заполучить, потому что, если бы кто-нибудь узнал о том, чем мы занимаемся за закрытыми дверями, они бы нас избегали.
И это отвратительное. Просто совершенно больное.
Если моя единственная форма защиты — бросить ему вызов, то так тому и быть. Он это получит.
— Открой глаза.
Я не делаю этого.
Он хватает меня за волосы и разворачивает к себе. Его пальцы выскальзывают из меня, и я всхлипываю от потери, мои стенки сжимаются, как будто пытаясь удержать его внутри.
Моя спина прижимается к холодным плиткам, заставляя меня задыхаться, но я не открываю глаза.
— Посмотри на меня.
— Нет.
Он дёргает меня за волосы.
— Ты посмотришь или нет на меня?
— Нет.
— Я собираюсь выебать из тебя это слово, Сильвер.
Мои внутренности разжижаются от этого обещания, но я цепляюсь за свою стену окровавленными пальцами.
— Просто покончи с этим и оставь меня в покое.
— Ты не можешь относиться к этому как к обузе, когда ты, блядь, фантазировала об этом. Ты не можешь лгать себе только для того, чтобы спать по ночам.
Смотри на меня.
Он обхватывает рукой моё горло и сжимает. Грубо.
Мои глаза распахиваются, когда я пытаюсь отдышаться. Он ослабляет хватку, позволяя мне делать крошечные глотки воздуха.