— Я жених. Само собой разумеется, что я должен обнять её. В конце концов, ты будешь всего лишь любящим братом, не так ли?
— Если ты не заткнёшься нахуй и не сядешь за руль, я позвоню Эльзе, чтобы посмотреть, как ты ведёшь себя как любящий жених.
— Пошёл нахуй, Нэш.
Один из них, должно быть, победил, потому что сильные руки несли меня, а затем я погрузилась в этот аромат корицы и тепло.
Я наполовину ошеломлена, плыву, и я все еще чувствую его запах, чувствую его, тайно жажду его.
Что со мной не так?
Его пальцы гладят мои волосы, затем его губы касаются моего носа, моего виска. Он успокаивает меня, шепчет слова, которые я ни за что на свете не смогу разобрать.
И, вероятно, именно так я снова сдаюсь тьме. Я вхожу и выхожу из неё, как будто не могу слишком долго оставаться на одном месте.
Когда я снова прихожу в себя, слышу разные голоса — папы и Хелен. Я лежу на своей кровати; я узнаю её по цветочному аромату и текстуре.
Коул говорит что-то о том, что я упала в обморок, потому что мало ела.
Дерьмо.
Ему удаётся ускользнуть от всего, как ему заблагорассудится. Не то чтобы я хотел, чтобы кто-нибудь знал, что произошло. Достаточно плохо, что мы были обнаружены Эйденом и Ронаном.
— Это все из-за влияния Синтии и всех диет.
Папочка звучит разъярённым, как будто он собирается ворваться в её квартиру и начать драку из ниоткуда.
— Успокойся, Себастьян.
Спокойный тон Хелен немного успокаивает его — и меня. Она говорит, что принесёт мне что-нибудь выпить, и все будет хорошо. Что они все должны успокоиться.
Я не открываю глаза, даже когда часть моей энергии возвращается обратно.
Встретиться лицом к лицу с папочкой и тем, что я сделала, — это последнее, что я хочу сделать.
Кроме того, я не хочу видеть лицо Коула. Слышать этот низкий тенор его голоса, когда он говорит папе, что я не хотела морить себя голодом и что я могу быть в стрессе, уже слишком тяжело, чтобы справиться.
На этот раз я молюсь о бессознательном состоянии. Я хочу исчезнуть из этого мира и каким-то образом проснуться в том, где я не чувствую себя так, как будто убила несколько щенков.
Хелен вытирает мне руки влажной тряпкой, пахнущей жасмином. Это убаюкивающее ощущение заставляет меня чувствовать себя безмятежно, почти умиротворённо. Она каким-то образом выпроваживает папу и Коула, и вот тогда я сдаюсь черноте за своими веками.
Мне снятся голоса. Сначала это голос моей мамы, говорящий мне, что я разочаровала её и что она не так воспитывала меня, чтобы я стала такой.
Глубоко внутри я знаю, что это говорит чувство вины, но я не могу сдержать слез, которые текут по моим щекам. Я снова та восьмилетняя девочка, одетая в платье принцессы с ленточками-бабочками, бегущая по улице и плачущая.
— Папочка! Мамочка! Мне так жаль. Вернитесь, пожалуйста.
Они этого не делают. Они продолжают идти в разных направлениях. Я стою посреди улицы, не зная, за кем идти. У меня замёрзли ноги. Моё сердце бьётся быстрее с каждой секундой.
— Мамочка! Папочка!
Они не оборачиваются и не узнают меня. Они просто продолжают идти, становясь все дальше с каждым вдохом.
— Тебе нужна помощь, моя красавица?
Моя голова вскидывается от учтивого голоса. Адам. Он большой, как в реальной жизни, и на нем футболка для регби. Он улыбается, когда струйка крови сочится из его зубов, а затем стекает по подбородку.
— Д-держись от меня подальше.
Я отступаю назад. Он входит.
Кровь теперь капает на его голубую майку и белые шорты. Его улыбка покраснела, а глаза скрыты тенями.
— Ты прекрасна, настоящий шедевр. — Его голос становится монотонным, как у демонов из фильмов ужасов. — Пойдём со мной.
— Нет! — Я продолжаю пятиться, глядя на дорогу, по которой пошёл мой отец. — Папочка!
Он останавливается, и в моей груди вспыхивает надежда, но, когда он оборачивается, его лицо хмурится.
— Ты разочаровала меня, Сильвер. Ты больше не моя дочь.
Затем он испаряется в дым.
— Нет! Папочка!
Адам и его тень становятся все ближе. Я делаю большие шаги назад, моё сердце чуть не выпрыгивает из груди.
Я смотрю на другую дорогу.
— Мама! Вернись, пожалуйста.
Она возвращается, но плачет. Её слезы красные, а рука обхватывает запястье. Из него брызжет кровь и скапливается у её ног.
— Зачем ты это сделала, Куколка? — шепчет она, а затем падает в бассейн и тонет в нем.
— Мааам!
— Теперь у тебя есть только я.
Адам протягивает руку в чёрном пальто в мою сторону.
Я кричу.
Звук приглушается, когда другая рука обхватывает меня сзади и ломает мне шею.
Я вздрагиваю, просыпаясь, когда меня встречает темнота в моей комнате.
Моё хриплое дыхание эхом отдаётся в тишине, а одежда прилипает к спине от пота.
Он придёт за мной. Он поймает меня.
Он будет…
— Сильвер?
Звук голоса Коула мгновенно успокаивает меня. Я не знаю, как, но это так.
Он нажимает на выключатель, чтобы показать, что сидел на моей кровати. Схватив меня за руку, он медленно разжимает мои окоченевшие пальцы, сжимающие ожерелье. Я держала его и свою грудь мёртвой хваткой, как будто это могло спасти меня от кошмара, который я видела.
Нет. Я видела не только этот кошмар. Я прожила и прочувствовала это до мозга костей. Папа и мама бросили меня.
Адам шёл за мной, а потом он или что-то ещё убило меня. Никого не было рядом со мной.
Рыдание вырывается из моего горла, и мне кажется, что я целую вечность сдерживалась, чтобы выразить то, что скрывается внутри меня.
— Иди сюда, Бабочка.
Коул раскрывает объятия.
Я без колебаний ныряю в них, мои руки обвиваются вокруг его талии, а лицо исчезает в твёрдых мышцах его груди.
Всякий раз, когда я вдыхаю, я вдыхаю его чистый аромат, смешанный с корицей, и это похоже на мою собственную терапию.
В течение долгих секунд мы стоим там, пока он убирает мои волосы со лба и вырисовывает маленькие круги на моей спине.
Моё дыхание выравнивается, и как только я думаю, что снова засну, его тихий голос окружает меня.
— Что случилось?
Как будто чары были разрушены. Какой бы сильно я ни пыталась притвориться, что нимб существует, он разбивается вдребезги вокруг меня.
Он — причина, по которой мне приснился тот кошмар. Как, черт возьми, я могла найти в нем убежище?
Я начинаю отталкиваться, но Коул удерживает меня на месте, положив руку мне на спину. Буквально на моей спине. Он запустил руку под мою безразмерную футболку и положил ладонь на мою обнажённую кожу.
Чёрт возьми.
Внезапно я полностью осознаю, что под футболкой я совершенно голая.
— Т-ты переодел меня?
Я смотрю на него с ужасом.
— Мама переодела. — Его губы растягиваются в ухмылке. — Не то чтобы это было бы чем-то новым, если бы я увидел тебя голой. Я даже могу представить тебя прямо сейчас.
Я хмуро смотрю на него, затем сжимаю руку в кулак и бью его по груди. Он хихикает, звук тихий и непринуждённый в комнате.
— Попалась. — Он убирает мои волосы со лба. — Я думал, что потерял тебя там на секунду.
— Это был просто кошмар.
Причём очень реальный.
Я чувствую, что это кошмар всей моей жизни. После развода моих родителей мне снились похожие кошмары об их отъезде. После маминой попытки самоубийства мне месяцами снилась кровь.
Однако это первый раз, когда все выливается одновременно.
— Кошмары обычно являются проявлением твоего подсознания.
Пальцы Коула все еще запутаны в моих волосах, и я бы замурлыкала, как котёнок, если бы не хотела ударить его прямо сейчас.
— Да, и моё подсознание, как и моё сознание, ненавидит тебя.
Этот кошмар был симптомом моей вины за то, чему я позволила случиться с Коулом. Извращённое удовольствие, которое я получила от этого. Ощущение учащённого сердцебиения, которое я продолжаю испытывать всякий раз, когда он нажимает на мои кнопки или бросает мне вызов.
Это все из-за него и его проклятого существования я выхожу из-под контроля.
— Я не знал, что ты упадёшь в обморок. — Спокойно говорит он.
— Как будто тебя это волнует? — На этот раз я действительно отстраняюсь от него, устанавливая столь необходимую дистанцию между нами. — Твоя единственная цель — получить то, что ты хочешь. Что, если я упаду в обморок, или умру, или меня собьёт долбаный автобус? Всё это будет просто частью твоих дурацких игр.
— Это неправда.
— Неправда? Дай мне передохнуть, Коул. Ты делаешь это со мной только для того, чтобы доказать, что можешь, быть победителем, как обычно, видеть, как я разбиваюсь и проигрываю.
Он переплетает наши пальцы и кладёт их себе на живот, наблюдая за мной с непроницаемым выражением лица.
— Это то, о чём ты думаешь?
— Это то, что есть на самом деле.
— Это не так.
— Ты хочешь сказать, что сделал бы всю эту чушь, если бы не чувствовал угрозы со стороны Эйдена?
К концу мой голос теряет силу, и я проклинаю себя за то, что эта мысль так повлияла на меня.
— Перестань упоминать его, когда мы с тобой разговариваем. — Его тон понижается. — Если это касается только нас, то это будет касаться только нас двоих.
— Ты хочешь, чтобы это касалось нас двоих? Хорошо. Вот наш разговор вдвоём… Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, чёрт возьми.
— Видишь ли, у тебя проблема, Сильвер.
— Проблема?
— Ты лгунья, и ты отрицаешь это. Ты можешь лгать себе сколько угодно, но ты не можешь лгать мне. Ты не можешь шпионить за мной, когда я играю в футбол или плаваю, а потом притворяться, что тебе на меня наплевать. Ты не можешь вести себя собственнически по отношению ко мне, прогоняя всех девушек, а потом решить, что ты сделала это только ради семейного имиджа. Ты не можешь кончать ото всего: моих пальцев, моего языка и моего члена, а потом притворяться, что ты, блядь, не хочешь меня.
О, Боже.
Я проглатываю комок в горле, уставившись на него так, словно у него выросло две головы.