Это разрушит не только наше будущее, но и наших родителей; и только по этой причине я знаю, что все, что у нас с Коулом есть, никогда не продлится долго.
Это просто интрижка.
Приключение.
И, как любое приключение, наступит день, когда оно в конце концов закончится. Что-то в моей груди сжимается от этой мысли, но я качаю головой, отгоняя её.
Сегодня он станет пассивно-агрессивным. Он всегда такой, когда я провожу ночи с мамой.
В последнее время у неё не очень хорошо идут дела, так что я навещаю её, даже если это не выходные.
По правде говоря, я на самом деле не настолько самоотвержена. Хотя я делаю это, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, я также делаю это, чтобы отвлечься от Коула.
Иногда это становится слишком грубым и слишком… сильным. Иногда, когда я просыпаюсь и не нахожу его рядом, слезы появляются из ниоткуда.
И это не нормально. Это не то, как должны работать интрижки. Так что я прохожу детоксикацию у мамы.
Хотя это бесполезно. В тот момент, когда я возвращаюсь и он вынимает все потерянные ночи на моём теле, мне кажется, что я никогда не уезжала.
Мой телефон звонит. Я улыбаюсь маминому нетерпению. Она, должно быть, спрашивает, там ли я еще. В третий раз за последние полчаса.
Моя улыбка исчезает, когда я читаю текст.
Неизвестный Номер: Ты выглядишь так соблазнительно в этом коротком розовом платье.
Я сглатываю, моё сердцебиение ускоряется, когда я замечаю тишину — и пустоту — подземной автостоянки.
Значит ли это, что он здесь? Или он следил за мной от самого дома?
Так как я стала почти уверена, что это Адам, я заблокировала номер. Несколько дней спустя я получил сообщение с другого неизвестного номера, в котором говорилось, что я не могу сбежать от него.
Поэтому я попросила Фредерика сменить мой номер неделю назад, притворившись, что он есть у некоторых репортёров и это беспокоит меня.
Я могла бы сделать это сама, но это означало бы, что мне придётся зарегистрировать новый номер с моими личными данными. Команда кампании папы приняла специальные меры безопасности, чтобы вся наша личная информация была засекречена.
Фредерик немедленно достал его для меня, и я подумала, что покончу с привычками Адама преследовать меня.
Текст передо мной — доказательство того, что это ещё не конец.
Как, черт возьми, он узнал мой номер? Конечно, его отец — член партии, но он же не стал бы просить об этом папу, верно?
Глубокий вдох. Ты можешь это сделать, Сильвер.
Я могу держать это при себе до тех пор, пока папа не победит на выборах. Тогда я расскажу Фредерику все об Адаме.
Дело не только в жутких, навязчивых сообщениях, но и в том, как он продолжает наблюдать за мной в школе. Я притворяюсь, что не замечаю, как он следует за мной повсюду, или как он смотрит на любого, кто встаёт у меня на пути.
Когда он приветствует меня добрым утром, я приветствую его в ответ, потому что его тип не может и не должен быть спровоцирован.
Схватив свою сумку, я открываю дверцу машины только для того, чтобы она во что — то врезалась — или, скорее, в кого-то. Я ахаю, когда Адам появляется прямо передо мной. На нем джинсы и простая чёрная футболка, на губах играет улыбка.
Моя первая мысль — это то, что мне нужно бежать.
Прямо сейчас.
Я дёргаю за ручку двери, но моя быстрота и сила не выдерживают его.
Он хватает дверь и наклоняется так, что блокирует мой выход и запирает меня в пределах моей собственной машины.
— Привет, Сильвер.
Он улыбается, показывая мне свои зубы.
Я приклеиваю свою собственную фальшивую улыбку.
— Привет, Адам. Что ты здесь делаешь?
— Здесь живёт мой дядя. Такой маленький мир, да?
— Да.
Я притворяюсь, что собираю свои вещи.
— Кого ты навещаешь?
Я не могу сказать ему, что я здесь из-за своей мамы. Я не хочу, чтобы этот псих знал, где живёт моя мать, но в то же время мне нужно выбраться из этой ситуации, не вызывая подозрений.
— Я встречаюсь с друзьями.
— Кто-нибудь, кого я знаю?
— Только Эйден и ребята.
— Я понимаю.
Всё ещё улыбаясь, я указываю на то, как он блокирует меня.
— Э-э, прошу прощения?
Он не двигается. Ни на дюйм.
Моё сердце вот-вот перестанет биться. Что, если у него другие планы вместо того, чтобы отпустить меня?
Может быть, мне стоит позвать на помощь или Коула?
— Конечно.
Адам отходит, все еще держа дверь открытой.
Я выдыхаю, когда выхожу, неся свою сумку и контейнеры с едой.
— Спасибо.
Он закрывает за мной дверь, его улыбка в лучшем случае зловещая.
— Нет, спасибо тебе, Сильвер.
Я киваю ему и иду так быстро, как только могу, по парковке, фактически не убегая. Я продолжаю оглядываться через плечо, ожидая, что Адам последует за мной.
Моё единственное облегчение — это когда один из маминых соседей выходит из машины и поднимается со мной на лифте.
По дороге наверх я не могу стереть из памяти тревожное выражение лица Адама. Или тот факт, что первым человеком, о котором я подумала, когда дело дошло до получения помощи, был Коул.
Я бы ударилась головой, если бы мои руки не были заняты.
Затем я вспоминаю причину, по которой Адам оказался здесь. Он сказал, что навещал своего дядю, но тот не поднялся.
В мамином здании вы не можете подняться наверх, если у вас нет кода этажа.
Кроме того, я знаю всех жильцов этого здания с тех пор, как Фредерик проверял их перед кампанией папы. В списке жильцов нет никого с фамилией Херран.
Конечно, Адам мог иметь в виду дядю со стороны матери, но вероятность этого очень мала.
Я отбрасываю его и эту мысль на задворки сознания, когда выхожу из лифта и вхожу в мамину квартиру.
Она сжимает меня в объятиях, как только я оказываюсь внутри, и я закрываю глаза, вдыхая её запах.
Безопасно.
Здесь чувствуешь себя в безопасности.
Она отстраняется, уставившись на то, что я принесла.
— Что это такое?
— Еда и мой особый чай.
Мама хмурится, складывая руки на груди. На ней голубое атласное платье и халат. Её волосы мокрые, а это значит, что она недавно вышла из душа.
— Их сделала Хелен?
— Она просто дала мне инструкцию.
— Да, верно. Ты так же безнадёжна, как и я, когда дело доходит до приготовления пищи. — Она усмехается. — Себастьян, должно быть, в восторге от того, что у него жена, которая умеет готовить. Хорошо для него.
— Давай, мам. Это просто еда.
— Хелен, должно быть, думает, что я благотворительный фонд, для которого она может приготовить еду.
— Это неправда. Она помогла только тогда, когда увидела, как я борюсь.
— Святая Елена. — Она закатывает глаза. — Я говорю тебе, что под всем этим она змея.
— Мама!
— Как скажешь. — Она снова обнимает меня. — Не позволяй ей забрать и тебя у меня, Куколка.
— Ты моя мама. Никто не заберёт меня у тебя.
— Моя девочка.
— Значит ли это, что ты это съешь? — с надеждой спрашиваю я.
— Я выпью только чай, который ты заварила, — она идёт в гостиную. — В любом случае, я на диете.
Я ставлю контейнеры в холодильник на случай, если она проголодается. У мамы так много гордости, это безумие.
У папочки, я думаю, тоже. Вот почему они всегда вцепляются друг другу в глотки.
Я наливаю нам по чашке чая и присоединяюсь к ней на диване. Она смотрит Дневник Памяти. Снова.
— Мам, ты серьёзно?
— Что? — Она забирает у меня кружку. — Романтика в фильмах и художественной литературе намного лучше, чем в реальной жизни.
— Ты та, кто сказал мне, что всё это ложь.
Я устраиваюсь рядом с ней.
— Вот почему это лучше, чем реальная жизнь.
Я провожу пальцем по краю чашки.
— Как у тебя дела с Люсьеном?
— Хорошо, — говорит она бесстрастным тоном.
— Мам, ты хотя бы пытаешься?
— Конечно, я пытаюсь. Люсьен не такой неудачник, как другие. Мы много разговариваем, и мой мозг его не пугает.
— Это здорово, правда?
— Угу. Он хочет отвезти меня во Францию.
— Почему бы тебе не поехать? Это будет так романтично.
— О чём я только что говорила? Романтики не существует в реальной жизни, Куколка. В любом случае, я подумаю об этом. — Она поворачивается ко мне лицом. — А теперь расскажи мне о себе.
— О-обо мне?
Она лукаво улыбается.
— Не думай, что я не заметила, как твои черты посветлели в последнее время.
— О-они этого не сделали!
Мои щеки так горят, что вот-вот взорвутся.
— О да, они это сделали. — Она прищуривает глаза. — Это даже не сын Джонатана, не так ли? Моя дочь — убийца мужчин.
— Мама!
— Что? Ты с двумя мужчинами одновременно, и ты можешь выбрать, какой из них лучше. Пока ты в конечном итоге выходишь замуж за Эйдена, все хорошо.
Я сглатываю при этих словах. Мало того, что Эйден настолько увлечён Эльзой, что физически не может видеть никого, кроме неё, но и я бы ни за что не вышла за него замуж.
Единственная причина, по которой я всё ещё поддерживаю помолвку, — это камуфляж и кампания папы.
— Не позволяй этому поглотить тебя. — Мама убирает волосы с моего лба. — Ты единственная, кто будет страдать.
Я оставляю чашку на столе, обнимаю её за талию и прячу лицо у неё на груди.
— Что, если уже слишком поздно, мам?
— Ох, Куколка. — Она ставит кружку на стол и обнимает меня. — Почему ты должна была повторять мои ошибки?
Я не повторяю её ошибок.
Я делаю еще один шаг вперёд.
Я делаю всё намного хуже.
Мама засыпает на диване, выпив два бокала вина. Я накрываю её одеялом и забираю папин план кампании у неё из пальцев.
Это то же самое, что он представил сегодня на вечеринке — то, что она резко критиковала. Она сказала, что это может быть лучше.
Я целую её в висок, а затем мою посуду, прежде чем удалиться в свою комнату в маминой квартире.
Она украсила все, чтобы сделать его похожим на ту, что у меня дома.