Сильвер в конце концов выберет образ своих родителей и свой собственный. Я никогда не принадлежал к этой идеальной рамке.
Может быть, именно это заставляет меня чувствовать себя еще более взбешённым, чем следовало бы, из-за всего этого грёбаного беспорядка.
— Эй, капитан. — Ксандер хватает меня за плечо. — Теперь ты хранишь Сильвер только для себя, да?
— Чего нельзя сказать о твоём случае. — Эйден ухмыляется ему.
Улыбка Ксандера исчезает, и он показывает ему средний палец. Они оба думают, что могут хранить от меня секреты, но я уже понял это. Мне любопытно посмотреть, как Ксандер справится с этим.
— Вот он идёт, — шепчу я, когда Адам, спотыкаясь, выходит из паба. Ему приходится долго раскачиваться, чтобы добраться до своей машины.
Он не видит нас, так как мы прячемся в слепой зоне у стены. Адам ругается себе под нос, когда не может найти свои ключи.
Плечи Эйдена напрягаются, и выражение его лица мрачнеет. С тех пор как он подтвердил, что Адам был тем, кто столкнул Эльзу в бассейн, он жаждал крови. Почти как я.
Ксандер только что присоединился, потому что в последнее время ему нравится бить по вещам.
Никто здесь не хочет выебать этого засранца больше, чем я. Он не только терроризировал Сильвер, но и думал, что может заполучить её.
Он думал, что может владеть тем, что, блядь, моё.
Эйден идёт первым, но он не утруждает себя лыжной маской. Он бьёт Адама прямо в лицо.
Адам вопит, как школьница, зажимая нос.
— Время расплаты, ублюдок. — Эйден снова поднимает кулак.
Глаза Адама расширяются, когда мы с Ксандером присоединяемся. В тот момент, когда он осознает, в какое дерьмо он вляпался, его лицо искажается, как у шлюхи, симулирующей оргазм.
Он понятия не имеет, что его ждёт. Мне будет весело препарировать его на кровавые куски, но мне не понадобится насилие, как Ксандеру и Эйдену.
Душевная боль более разрушительна, чем физическая.
После того, как Эйден бьёт его во второй раз, Адам кричит, бормоча какую-то чушь.
— Эй… эй… — Он поднимает обе руки, его глаза, красные и налитые кровью. — Д-давай поговорим об этом. Наши родители — друзья. Мы можем найти решение.
— Да, давай поговорим.
Я кладу руку на руку Эйдена, опуская её. Мой голос на удивление спокоен, учитывая хаос, пронзающий меня изнутри. Но я всегда был из тех, кто становится пугающе тихим и спокойным во время решений.
Сначала я подумал, что это из-за спокойной ночи похищения, но, возможно, это больше из-за лужи крови, в которой утонул Уильям. Было так чертовски спокойно после того, как он тонул.
Так тихо.
Такой мёртвый.
Таким, каким будет этот подонок, когда я с ним закончу.
— Хорошо, Коул. — Адам улыбается, выпрямляясь. — Я знал, что ты будешь более разумным.
— Так и есть. Видишь ли, я не думаю, что насилие что-то исправляет. В конце концов ты исцелишься от порезов и ушибов. Они не живут внутри тебя и не напоминают вам о том, что ты делал каждый день, не так ли? Если мы не сможем привести тебя в состояние рака четвертой стадии по крайней мере на десять лет — без лекарств — я не вижу, как мы можем заставить тебя заплатить физически.
Эйден и Ксандер ухмыляются, когда вся надежда исчезает из глаз Адама. Это всегда вызывает эйфорию, когда они понимают, что я худший выбор, который они могли когда-либо получить. Люди боятся Эйдена и думают, что могут найти убежище в моей кажущейся доброте и приветливых улыбках, но они меня не знают.
Никто из них этого не делает.
Кроме моей Бабочки.
И именно из-за неё Адам пожалеет о том дне, когда оказался в непосредственной близости от неё. Он будет сожалеть каждый раз, когда она будет хмуро читать эти сообщения или в страхе оглядываться через плечо.
— Вот как это будет происходить, Адам, — продолжаю я. — Мы уже знаем, что ты используешь препараты, повышающие производительность. Но это не причинит тебе большого вреда, даже со школой, поэтому сегодня днём мы подбросили несколько тайников с кокаином в твой шкафчик. Уборщики уже должны были найти их и доложить директору. Он должен быть на телефонном разговоре с твоим отцом, но это не единственный телефонный звонок, который он получит, не так ли, Ксан?
— Нет. — Ксандер притворяется сочувствующим, когда говорит. — Мой отец Льюис Найт, ты знаешь? В любом случае, он вроде как большая шишка в партии твоего отца, и он скажет ему, что, если он не отошлёт тебя, его положение может оказаться под угрозой. Однако, если он это сделает, это может оказаться полезным для него. Он может подняться в звании. — Ксандер подмигивает. — Политика.
— У моей матери также есть сеть ресторанов твоей матери. — Я делаю шаг вперёд. — Учитывая, что папина компания является одним из их крупнейших акционеров, я бы сказал, что могу разрушить бизнес твоей матери простым собранием Совета директоров, тебе не кажется?
Я должен был рассказать маме об Адаме. Либо это, либо вовлекать Себастьяна. И как бы сильно я ни злился на Сильвер, я знаю, что она сделала всё, чтобы не допустить этого в политическую жизнь своих родителей.
Поэтому я уважал её желания и ничего им не сказал. Мама любит Сильвер, поэтому она сразу согласилась и сказала, что сделает всё, чтобы защитить нашу семью.
Наша семья.
Я ненавижу эти грёбаные слова.
— И это, мой друг, — Эйден хватает Адама за плечо, и ублюдок слишком ошеломлён, чтобы даже вздрогнуть, — это только начало. Мы всё ещё не вовлекли Джонатана Кинга и Себастьяна Куинса в это дело. Хочешь предварительный просмотр?
— Ч-что ты хочешь, чтобы я сделал?
Адам смотрит на нас троих, как будто мы его Мрачные Жнецы.
Я подхожу к нему и разглаживаю его рубашку.
— Ты примешь свою судьбу и отправишься в военную академию без грёбаного протеста. Если ты этого не сделаешь, я раздавлю тебя.
И я это сделаю. Адаму не сойдёт с рук только то, что его переведут. Как только я вырасту достаточно, чтобы завладеть бизнесом моего отца, я выслежу его и снова уничтожу.
Я превращу его жизнь в такой ад, что он никогда не найдёт выхода.
Он отплатит за отсрочку.
Он в страхе будет оглядываться, как и она.
Это моя лучшая форма мести.
Как только Адам думает, что я отпущу его, он вздыхает. Я поднимаю кулак и бью его по лицу, пока у меня не начинают болеть костяшки пальцев.
Правда, насилие никогда ничего не решает, но в каком-то смысле оно освобождает.
Ирония в том, что я, когда-либо бил только двух людей из-за гнева — Эйдена и Адама.
Оба раза это было из-за Сильвер.
Все в моей жизни перевернулось и вращается вокруг неё.
Так или иначе.
Я возвращаюсь домой поздно.
Отчасти из-за Адама. Отчасти потому, что я подумывал о том, чтобы пойти в дом Синтии и ворваться внутрь.
Единственная причина, по которой я остановился, — это Синтия. Я ей не нравлюсь — полагаю, из-за моей матери — и она устроила бы бунт, прежде чем позволила бы мне увидеться с Сильвер так поздно.
К тому времени, как я прихожу домой, уже около часа ночи. Здесь темно и тихо, так что Себастьян и его команда, должно быть, проводят всю ночь в здании партии. Похоже, в последнее время они часто это делают.
Возможно, он знает, как сильно маме нужен покой, когда она пишет. Кроме того, это удобнее, чем перемещаться туда-сюда между домом и его рабочим местом.
Когда я открываю дверь в свою комнату, мой разум наполняется мыслями о том, как притащить Сильвер сюда завтра.
Мне нужно застать её в школе, прежде чем она побежит к Синтии. Хотя я ненавижу пропускать тренировки, из-за контроля, который я чувствую во время игр, я, вероятно, должен, чтобы я мог…
Я останавливаюсь на пороге своей комнаты, мои мысли тоже останавливаются.
Сильвер сидит на стуле у моего стола — или, скорее, спит. Её голова лежит на книге, которую она, должно быть, читала, светлые пряди наполовину скрывают лицо.
Её большая футболка для этого дня розовая и едва доходит до середины обнажённых бёдер.
Мгновение я стою и наблюдаю за ней. На мгновение я погружаюсь в образ.
Она вернулась.
Она не только не осталась у своей матери, но и пришла в мою комнату.
Она ждала меня.
Блядь. Я не должен чувствовать себя легкомысленным подростком, влюблённым в школьную королеву сук, но это так. Это… радость.
Сильвер никогда раньше не приходила ко мне по своей воле. Даже не для того, чтобы притвориться. У неё такие высокие стены, что я думал, что никогда не смогу перелезть через них, как бы я ни старался.
И я действительно пытался.
Я перепробовал все грёбаные трюки под солнцем.
Часть меня все еще злится из-за всей этой истории с Адамом, но теперь, когда я знаю, что он исчезнет навсегда, часть этого гнева исчезает.
Кроме того, я не могу на самом деле злиться на неё, когда она спит. Она выглядит такой чистой и умиротворённой.
Я осторожно убираю её руку, чтобы поймать название книги, которую она читала.
Тошнота.
Лёгкая улыбка скользит по моим губам, когда я осторожно обхватываю её одной рукой за спину, а другой под ноги и несу на руках. Её голова падает мне на грудь с удовлетворённым стоном.
Она такая красивая, что это сводит меня с ума.
И дело не только в её внешней красоте, в ней есть все, начиная с её неуверенности в себе и заканчивая её нежной и ответственной стороной.
Это всего лишь она.
Я сажусь на кровать и поворачиваю её так, чтобы она полулежала на мне, прислонившись спиной к моей груди и поджав ноги между моими.
Мои пальцы гладят чувствительное место на её шее. Она стонет, и на этот раз её глаза распахиваются.
Ладно, значит, я вёл себя как придурок и разбудил её. Но мне нужно было увидеть эти детские голубые глаза.
На секунду она кажется дезориентированной, затем её губы расплываются в улыбке, когда она смотрит на меня, её голова лежит на моем бицепсе.
— Что ты здесь делаешь, Сильвер?
Улыбка медленно исчезает.