– Долго я была без сознания?
– Овладеть вами я бы не успел, – сухо ответил он со свойственной ему наблюдательностью и поставил стакан на приземистый деревянный столик возле дивана. – Корсаж у вас довольно тугой, и я решил, что стоит ослабить вам давление на грудь и плеснуть холодной воды.
Гнева на его лице не было, но не было и признака того, что ему забавно, и ее потрясло, насколько ей этого не хватает. Она получила по заслугам. Она оскорбила и его честь, и его мужское достоинство, хотя бы на миг предположив, будто он способен воспользоваться ее беспомощностью.
– Спасибо, – неловко пробормотала она, не зная толком, как лучше извиниться. Она хотела привести платье в порядок, но теперь в ее испорченном воображении даже простое застегивание пуговиц представлялось искусным подстрекательством – обратить внимание на ее женские формы. Вместо этого она только потрогала влажную шею.
– Я был только рад. – Он вынул из кармана джинсов чистый, аккуратно выглаженный платок. – Позвольте.
Выражение его опущенных глаз скрывали ресницы, пока он деликатно промокал бусинки воды, которые она размазала и превратила во влажную полоску. Прикосновение его было нежно, квадратная челюсть и грубые черты лица сосредоточенно напряглись.
Какой он старательный, подумала, задыхаясь, Клодия, пока уходящие мгновения несмолкаемо тикали. Ему пришлось еще немного поискать ускользнувшие капли, отгибая ее ворот то с одной, то с другой стороны, а затем его рука проскользнула под материю и раздвинула мягкое полотно на ее голом теле.
Ему как будто потребовалось много времени, чтобы вытереть ее, как он хотел, но Клодия не возражала, упорно смотря на ямку внизу его шеи и ощущая обступившую тишину и приглушенное, хрипловатое дыхание их обоих.
Наконец рука его остановилась, засунула ей платок в ложбинку между грудей, где белый бантик на бюстгальтере еле-еле выглядывал над первой застегнутой пуговицей. Легкий рывок – расстегнулась и она. Глаза Клодии метнулись к его лицу.
Он ждал ее, улыбка его пылала чувственным вызовом, пока он расстегивал еще, еще…
– Ну а теперь обвиняйте в попытке овладеть…
Он просунул руки под тонкую материю, широко распахнув корсаж. Однако не пригнулся над ее покорной фигурой, а рывком поднял Клодию и прижал к себе, причем пальцы его туго сжались у нее ниже ребер, а губы потянулись к ее губам.
Она ахнула, но ее перебил быстрый, грубый укол языка, и тихий рык ответил ее инстинктивной попытке умерить давление на талию, вцепившись ему в плечи. И тяжесть снова стала могучей и соблазнительной, пока ладони ее беспомощно скользили вниз по его напруженной спине, а она воспользовалась его стальной силой, изогнулась и прижалась к нему.
– Да…
Торжествующее удовлетворение вскипело в ней, пока Морган поглощал ее неуправляемый позыв, изогнувшись так, что наполовину перетянул ее к себе на колени. Одна ладонь отделилась от талии и распласталась по грудям, обладающе нажимая мизинцем и большим пальцем на острия сосков под кружевами. Крепко прижатая к его твердости и поглощаемая его нежностью, Клодия упивалась его звериной мощью, умеренной пылом страсти, возрастающим влечением, говорящим о его способности и терять контроль, и доводить страсть до утонченности.
Когда он оторвал рот, она откинула голову со вздохом и содроганием.
– Полагаю, вы решили, что вам понравится, если вами овладеют, – проговорил он с усилием.
Она подняла голову. Не принимая никаких сознательных решений, просто следовала вожделению каждого мига.
– Я…
Морган слегка нажал ей на грудь.
– Ответьте «да», только и всего.
– А на к-какой вопрос? – по сновиденному пруду ее чувственных восторгов пробежала рябь опасения, – Сами знаете…
– Я… да вы несерьезно! – Она возразила шепотом, без убеждения. Суровая целеустремленность его синих глаз потрясала.
– В самом деле? – ровно спросил он, твердо перемещая ладонь ей на левую грудь и чувствуя пылкое, неровное биение ее сердца. – А тогда почему же вы упали в обморок?
Обморок. До чего же это жалко, до чего по-викториански для современной деловой женщины, какой она пыталась стать!
– Упала, и все, – сказала она более твердо. – Вино, солнце…
– И шок. Вы ведь легко поддаетесь шоку при всем вашем житейском опыте, не так ли, Клодия?.. – Он рассмотрел ее бледные губы, зардевшиеся щеки, широко расставленные карие глаза, таившие глубокие тайны. Склонился к ней и пробормотал:
– Или мысль завести от меня ребенка настолько шокирует?
Абсолютно. Это неприлично. Дурно с ее стороны даже подумать об этом. Дурно с его стороны заставлять ее. Его губы находились на расстоянии поцелуя. Она отвернулась, изгибая шею, чтобы избежать его искусительного предложения. – Да любая была бы шокирована, если бы…
– Если бы ее пожелали?
– Да вы ведь не о желании… – сбивчиво начала она.
– Правда. А желание – вот это. – Вторая его рука туже обхватила ей талию и крепче прижала Клодию к коленям Моргана, в то время как он слегка повел бедрами, впечатывая твердое очертание своего мужского начала в ее мягкие ягодицы. – Поэтому не думайте, будто я вам предлагаю заняться со мной любовью из чистого альтруизма, – тихо предупредил он, а дыхание его сладостно согрело ей пылающее ухо. – Я хочу вас, Клодия, – до того сильно, что попытаюсь подтасовать колоду в мою пользу всем, что в голову придет. Я знаю, что и вы меня хотите… – в подкрепление своих слов он нежно провел большим пальцем по ее отверделому соску, – но вы не полагаете возможным пренебречь прошлыми обидами. Тогда вам не придется считать изменой прошлому, если я стану вашим любовником. Будет у вас и то, и другое: и я, и отмщение…
– Да незачем это! – в отчаянии воскликнула она. – Не надо мне отмщения. Вы-то не виноваты! Вы… вы не можете хотеть ребенка от меня…
– Почему? – от признания, давшегося ей с такой мукой, Морган безжалостно отмахнулся и упорно продолжал настаивать на своем. – Или только женщинам разрешено жаждать детей? Я в прошлом был настолько поглощен работой, что почти все детство Марка упустил из виду. Все пытался доказать, какой я умелый делец, зато отцом фактически и не был. Не старался быть даже заурядным, будничным отцом, на какого ребенок может положиться. И уверен, что на этот раз стану гораздо лучшим родителем…
Его уверенная речь в настоящем времени почти ввергла Клодию в отчаяние. Но слово «жаждать» сотрясло ее нежное сердце.
– Но… Марк…
– Ах, да, Марк. – Его губы сжались, образовав жесткую линию. – Волшебный стяг, которым вы машете всякий раз, когда желаете меня отвадить. Что ж, поговорим про Марка. Или вас тревожит то, что якобы я демонстрирую некую сексуальную аномалию, вожделея к бывшей любовнице сына?
Слова грубо подействовали, но Клодия не дрогнула.
– А это так?
В ослепительной синеве мелькнула зарница мрачного юмора.
– Что я вожделею к вам? Разумеется. Но мы знаем, что между нами гораздо большее. Не каждому объекту вожделения предлагают завести общего ребенка. Быть может, вы сомневаетесь не в моих мотивах, а в моей потенции?
– Ну уж в этом-то вряд ли можно усомниться!
И снова дьявольские, зажигательные движения бедрами.
– Правда.
– Я хотела сказать – имея в виду, что у вас был Марк. – Она пыталась осадить его надменным взглядом, смущенная оттого, что сразу после пылкого признания он стал ее поддразнивать. – Это было давно, однако у меня нет оснований думать, что годы воздержания уменьшили мою плодовитость, – подозрительно торжественно отозвался он.
– Воздержания! – Пылающие золотые искорки в зрачках Клодии выразили ее яростное презрение к этой мысли.
– Я разумел – от деторождения, – кротко произнес он. – Когда я спал с другими женщинами, всегда пользовался презервативами. Не хотел рисковать еще одной случайной беременностью. – Его густые, темные ресницы внезапно затенили пронзительный синий взор, опустившийся к ее бурно вздымающейся полуобнаженной груди. – Я с нетерпением жду возможности проникнуть в вас обнаженным – это будет внове. Любопытно узнать, что это будет за ощущение. Уверен, что это произведет глубочайшее впечатление на нас обоих. А вы пользуетесь противозачаточными средствами или пользовались недавно?
Все еще ошеломленная колоритным описанием его сексуальной алчбы, она машинально ответила правдиво:
– Нет, но…
– Хорошо. В таком случае барьеров вашему плодоношению нет. Значит ли это, Клодия, что и для вас прошло много времени?..
– С каких пор? – непонимающе спросила она.
– С тех пор как последний раз позволили мужчине…
–, Рука ее взлетела и зажала ему рот, прежде чем он произнес чудовищную непристойность. Он поцеловал ей горячую руку, и грешный его язык метнулся и прошелся по чувствительным складкам на ладони, а глаза смотрели насмешливо.
Она торопливо отняла свербящую руку, но ее смущенный взгляд по-прежнему был подавлен его торжествующим.
– Можете заставить меня замолчать, но ведь мы оба про это думаем, не так ли? Это крайне эротично – мысль о том, что мы, нагие, вместе, безо всяких искусственных барьеров между нами, созидаем из нашего соединения нечто прекрасное, нечто прелестное и драгоценное…
Клодия чувствовала, как ее тело тает от его мужского могущества, завороженное поэзией чувственности. Пожалуй, если его жажда и влечение настолько велики, она смогла бы заключить сепаратный мир со своей неспокойной совестью, уступив его желаниям и одновременно похитив немного счастья из-под самого носа безотрадной судьбы…
– Вообще-то мысль о вашей беременности я тоже, нахожу крайне эротичной, – пробормотал он, целуя теплую выпуклость ее груди над бюстгальтером. – Мне нравится идея: заниматься с вами любовью, пока мой ребенок созревает внутри вас, изучать ваши новые ощущения, следить, как ваше тело меняется и растет, готовясь приветствовать новую жизнь при вступлении в мир… Она поняла, что он предлагает, и окаменела.
– То есть вы собираетесь… Но я думала…
– Очень скоро ваши целенаправленные «но» иссякнут – и что же тогда? – сухо заметил Морган. – Видимо, вы, как заведено, предположите обо мне самое худшее. Что, по-вашему, я планировал? Одноразовое занятие жарко-плодородным сексом на вершине вашего гормонального цикла?