— Эм, в основном много стонов, но и немного криков тоже, — смеётся Моника, а затем взвизгивает, когда я швыряю в неё хлопьями. — Но серьёзно, раз ты даёшь себе такую волю, он, должно быть, действительно особенный.
Мои щёки вспыхивают, но я облизываю нижнюю губу.
— Он такой, а я нет, — бормочу я, и она бросает на меня взгляд, её тёмные глаза подозрительно сужаются.
— Серьёзно? А он об этом знает? — она перекидывает свои блестящие волосы цвета эспрессо через плечо, а затем украдкой бросает взгляд на телефон. Моника встречается с каким-то богатым придурком из Подготовительной Академии Бёрберри. Думаю, я не могу по-настоящему судить, учитывая, что все мои новые друзья в Студенческом совете тоже богатые придурки. Правда, что… может быть, они просто богатые, но не такие уж придурки? — А что насчёт твоих красавчиков-близнецов? Шарлотта, даже не начинай сейчас расстраиваться. Очевидно, все они что-то в тебе видят.
— Наверно. — Я отправляю в рот кусочек хлопьев, когда Моника кладёт руку на бедро и бросает на меня взгляд.
— Серьёзно? — спрашивает она, и затем её лицо слегка смягчается. — Я имею в виду, посмотри на себя. Ты действительно чертовски крутая, раз встречаешься с тремя такими чуваками. Пришло наше время, понимаешь? Как будто после столетий патриархального дерьма немного свободных отношений — это меньшее, что могут сделать мужчины. — Она нажимает кнопку на блендере и взбивает зелёную кашу, которую я бы не стала есть, если бы не была настоящей коровой, чьими любимыми блюдами были жвачка и клевер. Оно даже пахнет грязью.
— У нас всё в порядке? — спрашивает она после того, как выключает его и перекладывает в термос из нержавеющей стали, поглядывая на меня с такой нерешительностью и стыдом, каких я никогда не видела на её лице. Гнев бурлит во мне, но я прогоняю боль того единственного дня и пытаюсь вспомнить всё хорошие времена, которые мы провели вместе.
Это работает, по крайней мере, немного.
— Мы могли бы всё уладить, — отвечаю я, — если ты позволишь мне остаться здесь до конца учебного года.
— О, конечно, — выпаливает она, стараясь сохранять хладнокровие. Хотя я могу сказать, что она взволнована. Думаю, что, несмотря на количество людей, которыми она себя окружает, Моника втайне одинока. По-моему, до того, как я встретилась со Студенческим советом, я тоже была такой.
— Как только доверие разрушено, чтобы залечить эту рану, требуется ещё больше усилий, чем для того, чтобы начать всё сначала, но давай попробуем, хорошо? Я скучаю по тебе. — Щёки Моники вспыхивают, и она кивает, но в её взгляде есть решимость, которую я ценю. — Может, нам пойти позаниматься серфингом после школы? Я не была там целую вечность. Нам повезёт, если мне удастся встать на доску.
— О, чёрт возьми, да. Я соберу девочек… но только если ты захочешь?
Я киваю.
Когда я переехала в Коннектикут, то поставила свою жизнь на паузу, просто ожидая, когда она начнется снова. Я больше не повторю ту же ошибку.
Кроме того, чем больше я буду занята здесь, тем быстрее пролетят дни, и я снова смогу увидеть своих друзей.
И моих… парней.
Серьёзно, во множественном числе.
Насколько это странно?
Глава 15
Когда наступает первое мая, я начинаю отсчитывать дни до окончания школьных занятий. В Адамсоне ничего не происходило с тех пор, как я ушла, и у меня начинает скручиваться под ложечкой это тошнотворное чувство вины.
Юджин умер из-за меня?
Я знаю, это странная мысль, но очевидно, что люди, ответственные за его убийство — те же самые, кто охотился за мной, те, кто оставлял записки с требованием уйти. Если бы я ушла раньше, остановило бы это насилие? Спасло бы это Рейнджера от того, что он чуть не утонул?
На это невозможно ответить, поэтому я и не пытаюсь.
У меня заканчиваются занятия, и я сижу и жду Монику, пока не получаю сообщение о том, что она застряла с решением теста по математике. Подруга обещает, что будет через полчаса, поэтому я решаю подождать на заднем дворе, который с любовью называют Двор одуванчиков, потому что, знаете ли, наш клуб садоводов — отстой, и это место заполнено большими белыми одуванчиками.
Греясь на солнышке у одной из кирпичных стен, я достаю дневник Дженики и начинаю читать. Я пыталась читать хотя бы страницу или две каждый вечер, но только вчера вечером по-настоящему добралась до хорошего. И под хорошим я подразумеваю плохое.
Через несколько месяцев после начала учебного года Дженика была близка к нервному срыву. Разрываясь между учебой в школе, своими новыми отношениями с Риком и попытками определиться с колледжем, она в конечном итоге приняла несколько довольно сомнительных решений. Брат Спенсера, Джек, продал ей немного кокса и несколько таблеток, и записи после стали сильно отличаться.
Я думаю, что она, возможно, была немного зависимой.
Сегодня, возвращаясь в общежитие, я поняла, что мне просто нужно минутку побыть одной. Я пробралась сквозь деревья и бросилась бежать, понятия не имея, куда направляюсь. Вот тогда-то я и столкнулась с ними.
Они не хотели, чтобы я была там; они были взбешены.
Всё стало плохо, по-настоящему, очень плохо.
Поэтому побежала домой, заперла дверь и зажала уши руками.
Это выйдет мне боком, я просто знаю, что это так.
У меня отвисает челюсть, и я перелистываю предыдущие страницы назад-вперёд, чтобы посмотреть, не пропустила ли я чего-нибудь. Но нет, Дженика просто намеренно говорила расплывчато. Я имею в виду, в конце концов, это был её дневник. Думаю, она не ожидала, что кто-то ещё его прочтёт. Либо так, либо она была под кайфом, когда писала этот раздел. Кто знает?
Разочарованно вздохнув, я продолжаю, но следующие несколько страниц довольно скучны. Её парень Рик кажется придурком-шовинистом, но там ничего нет о том, что случилось с ней в лесу.
Я просматриваю записи за несколько недель, а затем останавливаюсь на странице с символом. Набросок Дженики не выглядит поспешным или неуверенным; как будто она рисовала по чему-то из реальной жизни. Я достаю камень из кармана и рассматриваю его. Мы с парнями пытались разобраться в этом, но нет никакой информации об этом символе. Он похож на множество других хорошо известных символов, но не совпадает ни с одним из них.
Вздохнув, я снова убираю камень и переворачиваю страницу.
Прямо здесь, похоже, была оторвана целая секция. Я увеличиваю изображение, и вот оно, ясное как божий день, края оторванной бумаги рядом с записью о Лайонеле Мерфи.
Он такой хороший, добросердечный друг, единственный человек, с которым я могла бы стольким поделиться.
Ага.
Да, они встречались за спиной Рика, в этом у меня не было никаких сомнений.
Я дочитываю половину следующей страницы, когда слышу шум. Поднимаю голову, ожидая увидеть другого студента, уборщика, преподавателя. Но вместо этого там никого нет.
Неважно.
Я снова начинаю читать, когда слышу стук ботинок по гравию.
На этот раз, когда я поднимаю глаза, то вижу парня, стоящего чуть дальше по дорожке от меня. Он одет в толстовку с капюшоном, плотно закрывающую его лицо.
Что. За. Хуйня?
— Э-э, я могу вам помочь? — с трудом говорю я, и тут парень мчится ко мне по дорожке. Я роняю телефон, откатываясь в сторону, и бейсбольная бита врезается в кирпичную стену, где я только что сидела.
«Этого просто не может быть!» — думаю я, вскакивая на ноги и убегая к дверям в коридор, которые оказываются запертыми. Я дергаю за ручки, а затем, повинуясь какому-то глубоко спрятанному инстинкту, пригибаюсь.
Бейсбольная бита ударяется о пуленепробиваемое стекло окна и отскакивает назад, заставляя нападавшего выругаться.
Я уже ползу на четвереньках, опираясь рукой о стену, чтобы встать, и кидаюсь к открытому окну за деревянным садовым ящиком, наполненным овощами (и одуванчиками). Я перепрыгиваю через коробку, раздавив при этом огурец, а затем открываю москитную сетку, вползаю в класс и приземляюсь на пол задыхающейся кучей.
К сожалению, там никого нет, так что я всё ещё предоставлена сама себе. Бросаюсь к двери и распахиваю её, врываясь в пустой коридор.
Второй из двух нападавших на меня стоит там с ножом в руке.
Иисус.
— Это сумасшествие! — кричу, мой голос эхом отдаётся в пустом коридоре. Где, чёрт возьми, все? Я срываюсь в кафетерий, поскальзываясь на полу, когда пробираюсь мимо столиков для пикника в направлении пожарного выхода. Позади меня раздаются шаги, они быстро приближаются. И хотя в последнее время я занимаюсь серфингом, я всё ещё немного не в форме; задыхаюсь как сумасшедшая.
Мой третий нападающий, гораздо меньшего телосложения, выскакивает из-за мусорного бака, одетый в ещё одну невзрачную чёрную толстовку с капюшоном и вооруженный электрошокером. Долбаный электрошокер. И где мой, когда он мне понадобился? Верно, у Моники, потому что мне не разрешают приносить в школу чёртово оружие. Нахуй мою жизнь.
Попытка остановиться на этих покрытых воском полах — верный путь к катастрофе, и в итоге меня заносит, и я врезаюсь в ноги придурка номер три. Она — это определенно она — издаёт женский стон и падает на меня сверху. Она не может использовать электрошокер в такой непосредственной близости, но эта дама чертовски уверена, что сможет удерживать меня столько, сколько ей понадобится, пока сюда не доберутся двое других парней.
— Отпусти меня! — кричу я, и звук хлопающей двери на кухне эхом разносится по комнате.
— Что, чёрт возьми, здесь происходит? — спрашивает одна из поваров, выбегая из двери, ведущей на кухню столовой, с ножом в руке. Девушка, которая меня удерживает, пинает меня и ругается, поднимаясь на ноги. Я не до конца уверена, что одной разгневанной поварихи достаточно, чтобы остановить этих уродов, поэтому пробираюсь вперёд к выходу, хватаюсь за ручку, чтобы подняться на ноги.