Когда я открываю кожаную обложку, письмо Дэвида вылетает и приземляется у моих ног. Я спрятала его здесь в тот день, когда покинула банк.
Отбросив альбом в сторону, я хватаю письмо и быстро просматриваю его. Мои руки дрожат так сильно, что бумага дрожит.
Наконец-то это имеет смысл, это странное письмо из сейфа.
Внутри есть ключ к разгадке.
Я пропустила это раньше, потому что у меня не было правильных ориентиров. Я смотрела на него другими глазами. Но теперь, когда я знаю то, что знаю, все складывается идеально.
Дэвид не рассказал мне о сейфе, потому что это был секрет. Секрет, предназначенный только для меня. Его способ сказать мне, что это что-то особенное, состоял в том, чтобы отправить мне ключ по почте.
Если бы он не застрял в его ветхом почтовом ящике, я бы получила этот ключ через несколько дней после его исчезновения. Может быть, даже в тот же день, когда мы должны были пожениться. А если бы я получила его тогда, я бы показала его полиции. Не задавая вопросов. Они бы отыскали сейф и заставили банк открыть его.
И точно так же, как когда я открыла его, внутри было бы только любовное письмо.
Не наличные. Не немаркированные облигации на предъявителя. Ничего подозрительного, просто письмо.
Полиция решила бы, что это тупик. Но я могла бы уже тогда знать лучше.
Из-за той единственной строчки, которую я так отчаянно хочу перечитать сейчас, что, думаю, расскажет мне все.
«Нат
Я люблю тебя. Прежде всего и всегда помни об этом. Ты - единственное, что когда-либо делало мою жизнь достойной жизни, и я каждый день благодарю Бога за тебя и твою драгоценную улыбку».
Я бормочу:
— Лживые говнюки.
Затем перехожу к следующему абзацу.
«Ты как-то сказала мне, что всегда находишь себя в искусстве. Ты сказала, что когда чувствуешь себя потерянной, то находишь себя в рисовании.
Моя прекрасная Натали, я надеюсь, что ты тоже найдешь меня там».
— Найди меня на своих картинах, — медленно произношу я.
Холодок пробегает по моей коже. Я поднимаю голову и оглядываю спальню, смотря на все картины, висящие на стенах.
Я смотрю на все свои картины, висящие на стенах.
И я помню фильм, который мы с Дэвидом смотрели за неделю до того, как должны были пожениться, сидя в постели.
Эта криминальная драма называлась «Траффик». В фильме было несколько разных взаимосвязанных историй, все они были связаны с незаконной торговлей наркотиками. У судьи есть дочь-наркоманка. Два агента УБН защищают информатора.
Жена наркобарона ведет все дела, когда его сажают в тюрьму.
Кэтрин Зета-Джонс сыграла роль жены наркобарона. Конечно, она выглядела потрясающе. Но была одна сцена, где она навещает своего мужа в тюрьме, жалуясь, что у нее и ее детей нет денег, потому что правительство арестовало все их банковские счета.
Ее муж, оставаясь очень спокойным, зная, что охранники наблюдают и каждое их слово записывается, говорит что-то небрежное вроде:
— Может быть, продать несколько вещей. У нас много дорогих вещей.
Многозначительная пауза.
— Посмотри на картины.
А потом он одаряет ее этим взглядом.
Она, будучи женой наркобарона, знает, что означает этот взгляд.
И это не значит, что надо продавать гребаные картины.
Поэтому она исследует все произведения искусства в доме и находит микрофильмы, спрятанные в рамках, на которых подробно описаны десятки секретных оффшорных банковских счетов, где ее муж хранил большую часть своих незаконно заработанных денежных средств.
На этом моменте в фильме Дэвид повернулся ко мне и сказал:
— Умно придумано. Тебе так не кажется?
Я не помню своего ответа, но помню, что он смотрел на меня так же, как наркобарон на свою жену.
Я шепчу:
— Господи, Дэвид. Это была натяжка.
Затем я хожу из комнаты в комнату, срывая картины со стен.
Я осматриваю рамы, спереди и сзади. Я рассматриваю полотна, спереди и сзади. Я осматриваю маты, монтажные доски, опорные доски. В исступлении я разрываю на части десятки и десятки произведений искусства.
Я ровным счетом ничего не нахожу.
Сорок пять минут спустя я пребываю в отчаянии.
Кейдж вернется в любую секунду, и мне придется объяснить, что я делаю. Поэтому я хожу, опрокидывая стулья и разбивая лампы, пока все не выглядит так, как будто у меня случился хороший срыв, а не попытка отыскать спрятанные пиратские сокровища.
Когда теряю рассудок, я стою посреди гостиной, оглядывая обломки и гадая, что я пропустила.
Затем мой взгляд падает на картину над камином.
Мне следовало начать поиски с нее.
Эту картину я нарисовала в подарок Дэвиду на день рождения. Он любил это особое место на альпийском лугу с видом на озеро Тахо, называемое хребтом Синицы. Зимой и весной вы можете отправиться туда с пригоршней птичьего корма, и маленькие птички пролетят прямо над вами и сядут на вашу протянутую руку, чтобы покормиться. Это прекрасное, волшебное место, и картина отражает его тихое величие.
Из всех пейзажей, которые я когда-либо рисовала, когда мы были вместе, этот был у Дэвида самым любимым.
Я говорю картине:
— Ты, коварный кусок дерьма.
Жена. И дети.
И я почти вышла за него замуж.
Как бы я хотела сейчас, чтобы он упал со склона горы, как я думала, и разбил свою драгоценную голову.
Я знаю, что скоро мне понадобится интенсивная терапия, чтобы разобраться в этом. Наверное, многочасовая. Возможно, на всю оставшуюся жизнь. Но сейчас я нахожусь в какой-то странной Стране под названием «Никогда». «Реального» мира в ней не существует.
Поиски Дэвида-Деймона стали моей единственной реальностью.
Я снимаю картину со стены и кладу ее лицевой стороной вниз на пол. Я снимаю деревянную подложку, обнажая раму и заднюю часть холста…
И единственное слово, нацарапанное почерком Дэвида на нижнем краю.
Панама.
Ему не нужно было больше писать. Он знал, что я буду знать, куда отправиться, зная только это.
Я собираю сумку, звоню родителям, убеждаю их остаться у друзей, пока они не получат от меня весточки, и высаживаю Моджо у Слоан.
Когда она спрашивает меня, куда я еду, я говорю ей правду: в мой медовый месяц.
Потом я беру такси до аэропорта и покупаю билет первого класса.
Тот трастовый счет, который Кейдж открыл для меня, очень пригодится.
39
Нат
Отель Вилла «Камилла» расположен в Панаме, между пляжем, вьющимся серебряной нитью, и тропическим лесом на полуострове Азуэро на Тихоокеанском побережье. В нем всего семь номеров, это небольшой, но сказочно красивый отель.
Когда я приезжаю, уже ранний полдень, девяносто градусов(чуть больше +32 градусов по Цельсию) и невыносимо влажно. Я просто погибаю в ботинках, свитере с высоким воротом и тяжелом зимнем пальто.
Симпатичная консьержка встречает меня дружелюбной улыбкой.
— Добро пожаловать на Виллу «Камилла», сеньорита. Вы будете регистрироваться?
Вспотевшая, измученная двенадцатичасовым полетом с перелетом через Лос-Анджелес, я бросаю свою сумку на красную испанскую плитку и прислоняюсь к краю резной стойки из красного дерева, которая отделяет нас.
— Я еще не уверена.
— Хотите осмотреть дом или одну из комнат? У нас есть два прекрасных люкса, оба с видом на океан.
— На самом деле, я хотела спросить, есть ли у вас какие-нибудь сообщения для меня.
— Я, конечно, могу проверить. Как зовут гостя, который оставил вам сообщение?
— Дэвид Смит. Но он не гость.
Она выгибает брови.
— Это сложно объяснить. Мы должны были приехать сюда в наш медовый месяц, но… свадьба не состоялась.
Консьержка сморщивает рот в озабоченную О-образную форму.
— Мне так жаль это слышать.
— Это к лучшему. Оказывается, он уже был женат.
Она моргает.
— Dios mio.(исп. О, Боже)
— Верно? Козел. В любом случае я почти уверена, что он оставил мне сообщение здесь. Меня зовут Натали Петерсон. Не могли бы вы проверить?
— Конечно. — Она начинает печатать на клавиатуре.
— Когда он мог оставить сообщение?
— Это было чуть больше пяти лет назад. — Ее пальцы замирают. Женщина смотрит на меня. — Знаю. Это долгая история.
Я не могу сказать, было ли на ее лице любопытство или она собирается вызвать охрану. В любом случае она снова начинает печатать, затем качает головой.
— У меня нет ничего в системе для Натали Петерсон.
Вот черт.
— Есть ли какое-то место здесь, где вы могли бы хранить сообщения или что-то в этом роде? Почтовый ящик? Папка?
— Нет. Все сообщения поступают в компьютер. Это было нашим стандартом с тех пор, как мы открылись.
Я уронила голову на руки и застонала.
Весь этот путь проделан зря. Почему, черт возьми, я сначала не позвонила?
Что мне теперь делать?
Затем загорается лампочка. Я достаю свой мобильный телефон, игнорирую все пропущенные сообщения и уведомления голосовой почты от Кейджа и использую веб-браузер для поиска имени. Затем я нетерпеливо перегибаюсь через стойку ресепшена.
— Попробуйте имя Хелена Айала.
У консьержки очень красноречивые брови. Прямо сейчас они передают, что она начинает беспокоиться о своей личной безопасности из-за сумасшедшей дамы перед ее столом.
Я стараюсь, чтобы моя улыбка выглядела как можно более нормальной.
— Это была такая шутка между нами двумя.
На самом деле так звали жену короля наркоторговцев в фильме «Траффик», но я не собираюсь говорить ей об этом.
После минутного колебания консьержка снова начинает печатать. Затем выражение облегчения сменяет беспокойство на ее лице.
— Ага. Вот оно.
— Что там написано?
Я почти кричу: «Матерь божья!», но сдерживаюсь.
— Что там написано?
Она поднимает плечо.
— Это просто адрес.
Она быстро нацарапала его в маленьком блокноте, оторвала листок бумаги и протянула его мне.