– Он как-то мог об этом узнать?
– Вроде бы взломать операционную систему банка сложнее, чем у компании, выпускающей кредитные карточки.
– Сложно и там, и там, но у банка защита лучше, – подтвердил Майло с заднего сиденья.
Тон Майло однозначно указывал, что он знает, о чем говорит, но опасений в том, что он мог взламывать банковские компьютеры, у нас не возникло. Наш сын родился не только вундеркиндом, но и с чувством правильного и неправильного, столь сильным, что он никогда нам не лгал. Мог отвечать уклончиво, но всегда говорил только правду.
Вот почему он мечтал о том, чтобы стать директором ФБР, а не генеральным прокурором. Принимая во внимание некоторые сомнительные личности, которые занимали последнюю должность, Майло не мог считаться достойным кандидатом.
– Джон Клитрау посоветовал мне бросить наш автомобиль, – вспомнил я. – Мы так торопились найти место, где спрятаться, вот я и подумал, что в гараже Марти…
– На нем может быть «маячок»?
– Джон только сказал, что ресурсы Ваксса кажутся сверхчеловеческими и мы не должны недооценивать его возможности.
– Ты хочешь сказать, что мы должны купить новый автомобиль?
– Информация о продаже останется. Я не знаю, как скоро она появится в базе данных департамента транспортных средств, где ее наверняка сможет найти наш суперхакер.
– Так что же нам делать? – спросила Пенни. – Украсть автомобиль?
– Это будет неправильно, – вставил Майло.
– Я шутила, дорогой, – ответила ему Пенни.
– Надеюсь на это.
Какое-то время мы ехали молча, пока вновь не заговорила Пенни:
– Майло, я хочу, чтобы ты кое-что понял.
– Что? – спросил наш мальчик.
– Если судить по нашим разговорам, может показаться, что мы с твоим отцом немного растеряны. Это не так. Мы думаем. Мы не из тех людей, которые могут безропотно стерпеть такой наезд. Моя семья взрывала дома, отели, стадионы. Будь у твоего отца семья, они бы тоже что-нибудь взрывали. Твой отец умный, энергичный, храбрый, что он доказал сегодня, доказывал всегда. Мы пытаемся понять, что происходит, и мы собираемся нанести ответный удар, мы заставим этого сукиного сына Ваксса пожалеть о том, что он сунулся в нашу жизнь.
– Месть, – это слово Майло уже произносил раньше, в своей комнате, после того, как газета опубликовала рецензию.
Теперь оно прозвучало не столь агрессивно, как тогда.
– Справедливость, – уточнила Пенни. – Назовем это справедливостью. Так или иначе, мы собираемся раздавить Ширмана Ваксса, воздать ему по справедливости.
Я уже сожалел о том, что последние десять лет не писал триллеры, потому что тогда знал бы много полезного о «маячках», электронном наблюдении, прослушивании телефонов, технике ухода от преследующих тебя психопатических книжных критиков.
В притушенном дождем предвечернем свете большинство водителей ехали с включенными фарами, навевая более радостные мысли о приближающемся Рождестве, потому что в их свете падающий дождь превращался в сверкающую мишуру, бурлящая вода в сливных канавах – в гирлянды, а лужи – в серебряные украшения, которые только и ждали, чтобы их повесили на ель.
– Хад позвонил на мой мобильник, – я вернулся к поискам факторов, которые могли помочь Вакссу обнаружить нас, – но я сразу же перезвонил ему по одноразовому мобильнику. Ваксс не мог найти нас по этому звонку, потому что уже наблюдал за нами. Он открыл огонь буквально через пару минут после того, как я закончил тот разговор.
– Я думала, ты пользуешься только одноразовым мобильником.
– Нет. Я держу при себе и старый, на случай, если Джон Клитрау захочет снова связаться со мной.
– А чего звонил Хад?
– Услышал, что наш дом взорвался. Подумал, что ты можешь бортануть Элму, перейти к другому агенту.
– На что он намекал… Элма взорвала наш дом?
– Нет. Но чувствовал, что ты можешь волноваться, раз уж у Элмы начали умирать клиенты.
– Гвинет Оппенхайм?
– Добрая карма Элмы могла отслужить свое.
– И теперь ее клиенты будут дохнуть, как мухи?
– Мне пригласить его на твои похороны? – спросил я.
– Нет, нет, только не гудельника, – донеслось с заднего сиденья, и Лесси глухо зарычала.
– Он думает, что благодаря взорванному дому я могу попасть к Опре, – я заговорил после того, как зажал нос и погудел, как паровоз.
– Что ж, большой шаг вперед в сравнении с «Танцами со звездами».
– Прошло три года, как он предложил мне поучаствовать в этом шоу, а я даже не начал брать уроки самбы. Я такой неблагодарный клиент.
– Помнишь тот обед? Я как раз закончила первую книгу о кролике. Он час спорил со мной, убеждая, что Пистакио не должен быть пурпурным.
– Он говорил, что пурпурное на книжных обложках не продается.
– Он уговаривать меня сделать его зеленым в угоду борцам за чистоту окружающей среды.
– И заменить кролика котенком, – вспомнил я. – Пистакио, зеленый котенок. Только он сказал, что Пистакио – не лучшее имя для маркетинга.
– Слушай, я это забыла. И какое имя он предложил?
– Кокос. Кокос – зеленый котенок.
– Кокос. Думаю, сработает, если целевой группой будут маленькие дети, подсевшие на кокаин[17].
– Вы думаете, как раздобыть другой автомобиль? – В голосе Майло слышалось осуждение.
– Конечно, дорогой, – ответила Пенни. – Мы можем одновременно думать о разном.
– У нас уже появились идеи, – добавил я. – Сейчас мы их тщательно взвешиваем, перед тем как вынести на общее обсуждение.
– У меня тоже есть очень хорошая идея, – поделился с нами Майло.
Мы с Пенни переглянулись.
– Да? – спросил я. – И что за идея?
– Вы, между прочим, родители. Я – всего лишь ребенок. И должен прислушиваться к вашему мнению, потому давайте сначала выслушаем ваши идеи.
– Никто не любит остряков, Майло, – строго, как и положено родителю, указал я. – Выкладывай.
Предложение у него возникло отличное. Мы решили реализовать его, не теряя времени на озвучивание и оценку наших, более сложных идей.
Глава 32
Пенни высадила меня около магазина-дискаунтера и колесила по округе, пока я покупал три плаща с капюшоном и ручные фонари с длинной ручкой. Если на «Эксплорере» и установили «маячок», мы вроде бы нигде и не останавливались.
Я ждал у магазина с покупками, внедорожник все не появлялся. К горлу подступила тошнота, нарастал страх. Наконец Пенни вернулась.
Из магазина мы поехали к церкви Святого Гаэтано, прихожанами которой являлись. Пенни свернула на дорожку, ведущую к черному ходу. Остановила внедорожник, я выскочил из кабины и торопливо выгрузил на мокрую мостовую оставшийся багаж.
Пенни уехала, я попытался открыть дверь, обнаружил, что она заперта. Обошел церковь. В длинном плаще с капюшоном выглядел монахом. Поднялся по ступеням и вошел через парадные двери.
Настоящие сумерки сменили ложные, но рабочий день закончился еще не у всех, так что до вечерней службы оставалось еще полчаса, и неф пустовал.
Справа от алтаря дверь вела в ризницу, где отец Том каждый день готовился к мессе. Другая дверь из ризницы выводила на дорожку, на которой я оставил наш багаж.
Все сумки и чемоданы я перенес в чулан у ризницы. В свое время, году в 1965-м, человек мог оставить вещи где угодно, а потом найти их нетронутыми в том же месте. В наши дни такое можно сказать только о церкви, да и то с натяжкой.
Вандалы все чаще посещают церкви, а вот воры – редко. Возможно, среднестатистический вор боится, что какой-нибудь человек, чьим мнением он дорожит, увидит его входящим в храм и придет к неправильному выводу, заключив, что он ступил на путь исправления.
Раньше, еще в машине, я написал записку большими печатными буквами и подписал ее, с тем чтобы положить на наш багаж: «ДОРОГОЙ ОТЕЦ ТОМ! Я ВСКОРЕ ВЕРНУСЬ ЗА ВСЕМ ЭТИМ. ТОГДА И ОБЪЯСНЮ!»
Я надеялся забрать чемоданы и сумки до того, как их обнаружат, чтобы обойтись без объяснений. Не знал, включает ли Ваксс в список потенциальных покойников всех, кому я о нем расскажу, вот и боялся, что над отцом Томом нависнет опасность.
Среди прочего в чулане лежали несколько рулонов бумажных полотенец. Я взял один, вышел из чулана, попятился к двери, на ходу вытирая воду, которая накапала на пол с моего плаща. Иначе кто-нибудь зашел бы в чулан за бумажными полотенцами, чтобы проделать то же самое. Покинув церковь, я бросил полотенца, использованные и нет, в ближайшую урну.
Сумерки тонули в дожде, им на смену выплывала ночь. Я направился к северо-восточному углу участка, на котором высилась церковь, где пересекались две улицы.
Подождал с минуту, оглядывая приближающиеся автомобили, пока не заметил «Эксплорер». В густом сумраке и дожде не мог разглядеть водителя.
Моргая от света фар, я внезапно понял, что внедорожник замедлит скорость, но не остановится. И когда он будет проезжать мимо, я увижу, что за рулем сидит монстр-из-«Мазерати».
Когда же «Эксплорер» остановился у тротуара, через ветровое стекло на меня смотрела Пенни, и я облегченно выдохнул.
В одних местах ночь темнее, чем в других.
В нынешнем экономическом хаосе, который вызвали политики и снова настаивают, что могут все поправить, подвергая нас все большим страданиям, очень многие малые предприятия приказали долго жить. Ранее процветающие торговые центры, которые не знали отбоя от желающих арендовать у них площади, теперь пустовали.
В «Беддлингтон-Променад» всегда хватало и продавцов, и покупателей. Когда же пузырь высоких цен на недвижимость лопнул, стоимость центра упала на сорок процентов. «Променад» начал терять арендаторов, прибыль все уменьшалась, владельцы больше не могли выплачивать проценты по кредиту и предпочли вернуть центр банку.
Поскольку располагался торговый центр в крайне удачном месте, специалист по организации розничных продаж предложил план спасения центра. Банк согласился финансировать этого нового владельца при условии, что получит долю прибыли.