Я чувствую себя ответственным и верю, вопреки логике, что никто другой не открыл бы дверь Трею.
Более того, долгое время я никому не могу открыть дверь из-за безотчетного страха, что других, таких же, как Трей и его дружки, будет притягивать ко мне, поскольку они знают, что я всегда их впущу.
Сессии с психотерапевтом результата не дают.
Моя тетя Эдит, пусть у нее нет опыта общения с детьми, обладает достаточными терпением и мудростью, чтобы объяснить мне, что вина требует проступка, а проступок – намерения. Она также воздействует на мой иррациональный страх и со временем убеждает, что нет мне нужды бояться стука или звонка в дверь. Я – не магнит для монстров.
Как и ее сестра, Эдит любит смеяться, и я усваиваю ее уроки: смех – наша броня и наш меч.
Годы спустя, когда мне двадцать, а Эдит на смертном ложе, я говорю ей то, во что верю: меня спасли в тот сентябрьский вечер не без причины. Придет день, когда меня позовут сделать что-то важное. И Провидение вверило меня ее заботам, потому что она достаточно мудрая и добрая, чтобы излечить меня и приготовить к тому деянию, которое от меня потребуется. Я говорю ей, что она – самая добрая душа, которую я встречал и еще могу встретить, что она – ангел во плоти, и я, обращаясь к Богу, до конца моей жизни буду произносить ее имя каждый вечер, перед тем как лечь спать.
Глава 45
Пенни спала, Майло спал, собака сидела, глядя в окно и периодически вздыхая, я же вел внедорожник на север по мосту «Золотые ворота». Где-то над бухтой дождь резко ослабил напор, и на северном берегу я уже смог выключить дворники.
Еще через час, около четырех утра, когда мы миновали Санта-Розу, проснулся Майло, сказал, что еще часок может потерпеть, не справляя малую нужду, и занялся своей электроникой. В какой-то момент заднее сиденье озарил необычный, светло-синий свет.
– Это что? – тихо спросил я, надеясь не разбудить Пенни.
– Штуковина, – ответил Майло так же тихо.
– Какая штуковина?
– Благодаря ей все и происходит.
– Что происходит?
Собака вздохнула, вероятно, жалея меня, Майло ответил:
– Никто бы не поверил, что такое может произойти.
– Я, может, и поверил бы. Откуда ты знаешь?
– Ох, чел, – прошептал Майло, вероятно, на него произвело впечатление что-то увиденное, – это здорово.
– У меня сильное и гибкое воображение, – напомнил я сыну.
– Не такое гибкое.
– Да перестань, скажи мне.
– Это слишком сложно, чтобы сказать.
– Я люблю сложное.
– Папа, у тебя нет необходимых научных знаний, чтобы понять.
– Если ты мне не скажешь, я включу радиоприемник.
– Так включи.
– Я найду станцию проповедника, который грозит грешникам адскими муками.
– Тогда я взорву автомобиль.
– Ты не взорвешь автомобиль.
– Откуда ты знаешь?
– Ты не причинишь вреда своей матери.
– Я могу взорвать только водительское сиденье.
– Это блеф. Ты не можешь взорвать только водительское сиденье.
– Откуда ты знаешь?
– Послушай, Майло, это так скучно, час за часом вести автомобиль. Мне нужна хоть какая-то умственная стимуляция.
– Хорошо. Что было первым, курица или яйцо? Подумай об этом.
– Так нечестно. Ответа нет. Это парадокс.
– Ответ есть.
– Так скажи мне его, – потребовал я.
– Если я тебе скажу, не будет никакой умственной стимуляции.
– Я ничего не хочу знать о яйцах и курицах.
На заднем сиденье запульсировал синий свет.
– Вау, – вырвалось у Майло.
– Я хочу знать, что это за штуковина, благодаря которой это происходит.
– Происходит что? – спросил Майло.
– Кстати, – подала голос проснувшаяся Пенни, – кто из вас – гений, ай-кью которого не удается измерить?
– Наверное, Майло, – скромно ответил я.
– Судя по вашему разговору – это вряд ли.
– Ох, – вздохнул Майло.
– Она тебя уела, парень, – заметил я.
– И кто из вас ведет себя, как взрослый? – спросила Пенни.
– Думаю, Лесси, – ответил я.
– Ответ правильный, папуля. – Синий свет вновь запульсировал. – Елки-палки, – и Майло забормотал какие-то уравнения.
– Теперь он уходит в свой кокон, – вздохнул я. – Я почти расколол его, почти узнал о штуковине, благодаря которой происходит то, во что никто не может поверить, но тут проснулась ты.
– Да, конечно. Так что первичнее… курица или яйцо?
– Парадокс. Нет ответа.
– Ответ – яйцо… пора завтракать.
На еще одной стоянке для грузовиков, предварительно залив бензин в бак «Маунтинера», мы завтракали в кабинке у окна. Уже рассвело, и в золотом солнечном свете мы видели на стекле черные точки раздавленной мошкары, которые скрывала ночь.
Лесси нам пришлось оставить во внедорожнике, но припарковались мы так, чтобы видеть ее во время завтрака. Собака тоже видела нас, и в ее взгляде читалось осуждение.
Но мы вновь стали героями в ее глазах, как только принесли ей котлету от гамбургера.
Калифорния – огромный штат, крупнее большинства стран. Более восьмисот пятидесяти миль отделяли Мир Бумов в округе Орандж от Смоуквилла, и ехать нам еще предстояло, как минимум, пять часов.
Мы могли воспользоваться самолетом, но нас бы не пустили на борт с электронным оборудованием, которое вез с собой Майло, да и с Лесси могли возникнуть проблемы. Опять же, наши фамилии внесли бы в список пассажиров, и вроде бы всемогущий Ширман Ваксс получил бы его через несколько наносекунд после взлета.
Проспав перед завтраком более четыре часов, Пенни села за руль, чтобы вести внедорожник на следующем отрезке нашего путешествия.
Одежда моя измялась, я буквально чувствовал слой грязи, покрывавший тело, чесалась щетина на щеках и подбородке, от омлета с соусом чили начало жечь живот, и я знал, что при свете дня мне не уснуть. Однако сказал Пенни: «Когда автострада повернет к берегу и машин станет поменьше, разбуди меня. Мы найдем уединенное местечко, и ты поучишь меня стрелять».
Еще через полмили я уснул.
Когда Пенни разбудила меня через два с половиной часа, мы уже свернули с федеральной автострады 101. Ехали по изрезанной колеями, заросшей сорняками проселочной дороге. Солнце светило нам в задний борт. Жесткие и сухие после жаркого лета сорняки топорщились перед нами и укладывались на землю, сломанные передним бампером и раздавленные колесами. По этой дороге никто не ездил как минимум с прошлой весны.
Сквозь сосновый лес дорога спускалась к берегу. Волны набегали на узкую ленту песка. Песок переходил в широкую полосу гальки. С каждого камешка приливные волны давно уже стесали все острые углы.
Пенни припарковалась на гальке, под крутым откосом.
Когда заглушила двигатель, я повернулся к ней.
– Если ты тревожишься, что пистолет – слишком сложное для меня устройство и я отстрелю себе нос, то напрасно. Теперь все изменилось. Я справлюсь.
– Отстреленный нос я как-нибудь переживу. Главное, чтобы не повторился тот инцидент с пылесосом.
– Я серьезно, Пенни. Я справлюсь.
Она погладила меня по небритой щеке.
– Знаю, что справишься, сладенький. Ты справишься с чем угодно.
Я и представить себе не мог, что до того, как начать учиться стрелять, я должен научиться стоять. Речь шла не только о ногах. Положение тела, рук, кистей, все имело значение. В некоторых ситуациях Пенни отдавала предпочтение стойке Уивера[25], в других – «израильской» стойке[26]. Все это легче, чем научиться танцевать вальс, но сложнее, чем я ожидал.
Майло и Лесси остались в «Маунтинере». Я уверен, что Майло настолько увлекся научными изысканиями, что и не заметил, каким я выглядел посмешищем. Но всякий раз, взглянув на внедорожник, я видел, что собака наблюдала за мной и, похоже, смеялась.
В металлических чемоданчиках, которые мы привезли из Мира Бумов, лежали плечевые кобуры, чтобы носить пистолеты под пиджаком или курткой, запасные обоймы, патроны и пистолеты калибра 0,45 дюйма «Спрингфилд эрмори супер тьюнд чэмпиен», изготовленные на заказ, с корпусом из нержавеющей стали, версия «кольт коммандер».
На этом пустынном участке берега ближайший дом находился как минимум в пяти милях. И легкий ветерок, дувший с берега, уносил грохот выстрелов в море.
Первые двадцать или тридцать раз, когда я нажимал на спусковой крючок, в ушах у меня отдавались мольбы и крики жертв из того далекого сентября, такие же реальные, как выстрелы или шум прибоя у нас за спиной.
В это время года на северном берегу уже царила прохлада, но вскоре я обливался потом. Мозг – ловкач с бесконечным набором фокусов, и мой трансформировал запах пороха в зловонное дыхание Трея, каким я его ощутил в тот сентябрьский вечер.
Обучаясь стрельбе, я использовал сотню патронов калибра 0,45 дюйма с усиленным зарядом. Если бы не талант и терпеливость моего инструктора, у меня бы их ушло пятьсот. По окончании урока я, разумеется, не тянул на снайпера, но уже понимал, что такое отдача и как с ней бороться. Если бы дело дошло до стрельбы в упор с целью самозащиты, я, возможно, не показал бы себя круглым идиотом.
Мишенями нам служили растения с крупными листьями, некоторые из тех, по которым я стрелял, так и остались нетронутыми, но достаточно многие я нашинковал.
Потом Пенни показывала мне, как чистить пистолет. Мы сидели рядышком на большом валуне, торчащем из гальки в том месте, где она встречалась с песком.
Я собрался с духом и под шум прибоя заговорил:
– Ты знаешь, я никогда тебе не лгал.
– Я тоже.
– Я обманул тебя, скрыв часть правды, когда сказал, что беру Майло на ленч в «Рокси», не упомянув, что там будет Ваксс.
– Я внесла это отдельной строкой в маленькую книжицу твоих преступлений.
– Я не знал, что ты ведешь дневник моих преступлений.
– Он называется «Его проступки, и как он за них заплатит».