* * *
4-й Казанский участок встречал утро в напряженной тишине. Не было привычной болтовни за чашкой чая, пристав не распекал городовых, даже участковый доктор Синельников не показывался из медицинской. Чиновники Редер и Матько боялись нос поднять от бумаг. А коллежский секретарь Кручинский всей головой нырнул в давно закрытое дело. Только шорох перьев да осторожный скрип сапог нарушали священную тишину. Такого старания участок не видел никогда. Хуже, чем перед приемом высокого начальства. Каждый так усердно старался заниматься хоть каким-то делом, чтобы не смотреть в дальний угол. И все равно, как назло подмывало. Нет-нет, да и покосятся: как там этот, недавно как покойный…
А этот словно не замечал, какой порядок воцарился в присутственном месте. Сидя за своим столом, оказавшимся вдруг таким уютным, если не сказать родным, Родион занимался делом, которое ненавидел от души, но поручить его было некому. Он писал запросы. Коллежскому секретарю Ванзарову требовалось получить сведения у паспортного стола: когда и где пребывали в столице барышни Кербель, Саблина и Лукина.
Закончив трудное дело и перемазав пальцы чернилами, Родион с ненавистью посмотрел на чистые бланки. Так отвык он от священной волокиты русского чиновничества. Как просто: спросил — получил ответ. Нет, надо, чтоб официальным образом, по почте или с курьером, да еще под грифом участка, да еще с печатью… О, какой ад! И всего-то надо узнать: не было ли в последнее время снято со счетов нескольких господ внезапно крупной суммы. Все они на службе государства, ныне или в отставке, и жалованья с пенсией хранились в соответствующем банке. Все на виду, так сказать.
Закончить столь интересное занятие было не суждено. В участок свежим ветром ворвался Лебедев, который грыз леденцы с веселым треском. Аполлон Григорьевич водрузил желтый чемоданчик прямо на бланки и озорно подмигнул:
— Как успехи, Орфей вы наш сыскной?
— Ищем, — кротко ответил Родион, безжалостно втыкая ручку в чернильницу.
— Ну конечно! Вы же у нас сыщик. Хоть и не любите это слово. Ищите, ищите…
— Удалось выполнить мою просьбу?
— Это какую? — спросил Лебедев, аппетитно хрустнув леденцом. — Ах да, страхи вздорных барышень… Нет, коллега, не успел, столько дел, руки пока не дошли. Но вы не переживайте, это не понадобится.
— Гривцов добился поразительных успехов?
— Что-то вроде того. Осталось совсем недолго, день или два.
Ванзаров вытащил из-под сундучка безнадежно смятый лист и тщательно расправил.
— Втравили романтического мальчишку в авантюру? — спросил он.
— Как могли такое подумать! Чтобы я?.. Чтобы втравил?.. Это вообще не мое дело, вы сыском занимаетесь. А мы так, тут ковырнем, там надрежем.
— Аполлон Григорьевич, прошу отнестись серьезно. Не вздумайте сделать из Гривцова наживку. Это плохо кончится.
Лебедев с досады выплюнул леденец, не заботясь о приличиях:
— С чего взяли?
— Это можно прочесть по вашим глазам, — ответил Родион.
— Ничего вы там читать не можете… И вообще я же сказал: все будет хорошо. Надо подождать.
— Повторю: копать в деле князя Юнусова — бесполезно. Там все кристально ясно.
— Не надо мне повторять, я еще не выжил из ума.
— Куда делся ваш перстень, позвольте узнать?
Криминалист выдержал удар с блеском, только закусил свежей конфеткой:
— Это, как его… Отдал ювелиру камень отшлифовать.
— А часы сегодня дома забыли? — спросил Родион.
— При чем тут часы? Ну, сломались, отдал в починку, через три дня вернут…
— Позвольте узнать: ваша заколка для галстука с брильянтом случайно не попала к антиквару?
— О, как замучил! Цела и невредима. Что мне ее, на службу надевать?!
— Не хочу вас обидеть…
— И так уже обидели, дальше некуда!
— …но не стоит играть жизнью почти еще ребенка.
— Никем я не играю! — крикнул Лебедев так, что чиновники пуще зарылись в бумаги. — Была бы охота грех на душу брать.
— Крайне признателен. Я вам верю… Надо опросить как можно больше ваших друзей. Кто еще, кроме господина Пигварского, может быть в этом списке?
— Всех не сосчитать… — Аполлон Григорьевич принялся загибать пальцы, бормоча под нос. — Человек пятнадцать наберется, не меньше.
— Вот и займитесь. Если, конечно, нет более важных дел.
Ванзарову погрозили пальцем:
— О, какая ехидна! Жулик, и есть жулик. Вот чего добились за вчерашний день без моей неоценимой помощи?
— Узнал возможного убийцу, — сказал Родион.
От неожиданности Лебедев перестал жевать:
— Вот даже как. И кто же это?
— Фамилию назвать не могу. Зато понимаю, кто им не мог быть.
— Ах, это… — Лебедев расцвел благодушной улыбкой. — Игры логики. Что ж, результат, можно сказать, приблизительный. А можно и нулевой.
— Какой есть. Могу попросить о помощи?
Родиону распахнули широчайшие объятия:
— Давно бы так! Сколько угодно! Просите чего хотите.
— Где располагается салон Монфлери?
— Располагается в конце Гагаринской улицы, но соваться туда бесполезно.
— Просто хотел подстричься, освежиться, так сказать…
— Знаем мы вас, освежительных! — Лебедев погрозил все тем же мощным пальцем. — Разнюхать что-то хотите. Но ничего не выйдет. Без моей помощи, конечно.
— Салон глубоко секретный?
— Нет, даже вывеска имеется. Но зайдете с улицы, вами и заниматься не станут. Вернее, назовут цену в пятьдесят или сто рублей.
— Это неразумно дорого для стрижки.
— Не то слово. Лично мне она обходится в червонец.
— Но это просто грабеж! — оскорбился чиновник полиции.
— Такую цену могут предложить только постоянным клиентам. Или новым, которых приводит постоянный клиент. Все строго. Ну так как, пригодится вам еще старик Лебедев?
Родиону было ужасно жалко десяти рублей. С тех пор как вернулся издалека, жалованье ему выплатить не успели, а своих денег оставалось в обрез.
Аполлон Григорьевич широким жестом хлопнул по плечу:
— Ладно, угощаю на первый раз. В два часа и без опозданий. Месье Монфлери не терпит опозданий.
— Парадный мундир надевать? — скромно спросил Родион.
— И шпагу пристегните. Все-таки в священный храм куаферного искусства приглашены.
— Если не заржавела — обязательно пристегну…
— Как же мне вас не хватало, дорогой вы мой! — вскричал Аполлон Григорьевич, но от бурного выражения чувств удержался. Только спросил: — Как собираетесь убить время?
— Буду искать убийцу. Других развлечений нет.
— Молодец! А мне можно с вами?
— Был бы рад, но боюсь, что дама может испугаться такого количества блестящих мужчин из полиции.
— Что за дама? — спросил Лебедев с явным интересом.
— Жена одного из ваших знакомых.
— Смотрите там, не особо перья распускайте. И не опаздывать, как договорились!
Смахнув чемоданчиком стопку бланков, Лебедев покинул участок, чрезвычайно довольный собой.
* * *
Коля погибал от скуки. Он испробовал все развлечения, какие можно найти в номере дорогого отеля. Заказал себе завтрак. Приказал почистить обувь и костюм. Повисел на подоконнике, разглядывая набережную реки Мойки. Покидал подушки в потолок. Повалялся вверх ногами на всех креслах и диване. Измерил шагами длину и ширину гостиной. Затем провел измерения при помощи растянутых пальцев. Испробовал кидание бумажным шариком в фарфоровую вазу. Попинал шарик по паркету. На этом развлечения кончились. Осталось только валяться и смотреть в потолок. Ну не спать же. Даже представить сложно, как тяжело дается безделье.
И вдруг светлая мысль осенила его юную голову. Почему бы ему не пройтись в новом облике по Невскому проспекту? Проветрится, а заодно тренировка перед вечерним боем. Отработать на живых людях повадки наследника рудников. Взгляд ленивый, манеры деспотичные, осанка вызывающая. Ну и все в таком роде. Он ведь не просто будет гулять, а оттачивать мастерство перевоплощения. Искра — дама с тонким чутьем. Только дай слабину — сразу смотает удочки. Тренировка и еще раз тренировка!
Не теряя драгоценного времени, он тщательно оделся, взбил новые кудри, нацепил золотые побрякушки и был готов.
Выход из гостиницы получился как нельзя лучше. Швейцар не только распахнул парадную дверь, но и сник в глубоком поклоне. Коля сунул ему трешку. Как принято у миллионеров. Он пошел к Невскому, купаясь в женских взглядах. Как все-таки мало надо, чтобы замухрышка в ношеном пальто стал притягивать их внимание. О женщины… Бросаетесь на блеск и мишуру! И не замечаете истинных достоинств. Ну ладно…
Коля лениво переставлял до блеска начищенные ботинки, высокомерно вертел головой и всячески изображал презрение к серой толпе. Солнце слепило глаза, он не разбирал лиц, только силуэты. Вдруг что-то впилось в плечо и впечатало в мостовую. Он чуть не грохнулся спиной. За подобное поведение с важной персоной полагается немедленное возмездие. Гривцов развернулся, занеся язык для гневного слова, как язык его застрял в горле.
Пристав Бранденбург стоял перед ним, уперев руку в бок.
— Вот, значит, как, прохлаждаемся, — сказал Адольф Александрович.
От звука этого голоса нахлынули горькие воспоминания. Наследник рудников ощутил предательскую слабость в животе.
— Я… Это… — пропищал он.
— Службу прогуливаем, в участок вторые сутки не являемся. А все почему? А потому, что господин Гривцов изволят прогуливаться на солнышке… Чудесно…
— Это… значит… задание… — кое-как выдавил Коля.
— У вас задание бездельничать? Так теперь называется «предоставить для особых поручений»? Такие у вас особые поручения — на солнышке нежиться?
Приставу явно не давало покоя весеннее светило. Коля хотел объяснить, что это совсем не то, что можно подумать. Он на ответственном задании, можно сказать — рискует жизнью. И даже сейчас напрягает все силы, чтобы войти в образ. Но из горла раздался жалкий хрип. Наследник буквально потерял голос от расстройства.
— Вам и сказать нечего? — обрадовался пристав. — Каков герой! Молчать будете в другом месте. А у меня разговор с такими господами короток — за ушко и на солнышко!