Мрачные мысли куафера бродили улыбкой тонкого сарказма. Замечать тонкие движения души было некому. Лебедев распоряжался в салоне, как в участке. Указывал, как и куда встать, перестраивал и покрикивал. Господа выражали тихую покорность произволу. И по первому требованию меняли диспозицию.
Наконец картина была закончена. У края зеркала стояли два Анри. Один живой, другой в отражении. Оба они с брезгливым равнодушием взирали на происходящее, но вели себя с достоинством, то есть замерли и старались не дышать. Рядом с ним в кресле разместился самый высокий из присутствующих — полковник Милягин. Он улыбался, но получалось криво. В кресло перед ним засунули господина Основина, как самого низенького. Около полковника встал банкир Дудников. Монфлери оставили в покое. Он так и замер, прислонившись спиной к зеркалу.
Аполлон Григорьевич остался доволен разгромом.
— Ну как? — спросил он.
— Лучше не придумать, — сказал Родион, который не вмешивался и как будто нарочно встал спиной ко входу. — Будьте добры спрятаться в подсобку.
— Но, может, я… — Лебедев попытался протестовать. Ему быстро объяснили, где сейчас место криминалистики. В кладовке прекрасно слышно, но появление его персоны нежелательно. Всему свое время. Курить запрещается. Подхватив чемоданчик, Аполлон Григорьевич протолкнулся сквозь знакомых и скрылся с глаз.
В салоне было тесно и душно, но такая атмосфера была на руку. Ванзаров терпеливо ожидал, когда напряжение дойдет до нужного градуса. Господа не знали, как себя вести, осторожно переглядывались. Но рта не раскрывали. Тишина стояла такая, что было слышно, как Лебедев фырчит в кладовке. Напряжение, страх, непонимание и презрение, у каждого свое, нарастали мыльной пеной. И вот-вот готовы взорваться скандалом.
— Я пригласил вас, господа, — неожиданно резко сказал Родион, — чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: убийца совсем рядом.
Вторая попытка потерпела фиаско. Господа не смогли оценить тонкость шутки. Слишком волновались. Только подозрительно косились на соседа. Придется оставить классику в покое. Своими словами…
— Всех нас интересует вопрос: кто перебил ваших любовниц, как кур в курятнике, — сказал Родион и пожалел. Заготовленная фраза прозвучала не к месту. Вызывающей и оскорбительной. Он справился со смущением и продолжил: — Самый простой вариант: вы так устали от двойной жизни и капризов барышень, что решили от них избавиться. Что мешает так думать? Во-первых, способ убийства. Он слишком изощренный. У него нет очевидного логического объяснения. А это значит, что искать надо где-то в другом месте.
— Так мы можем идти? — робко спросил Основин.
— Разве вам не интересно узнать, кто убийца? Начнем с вас, Иван Васильевич.
— Ой, не надо… — прошептал Основин.
— У госпожи Саблиной какие волосы?
— Вьющиеся… Кудряшки такие милые, черненькие, — ответил инспектор.
— Признателен… Что у вас, Петр Афонович?
Милягин растерянно оглянулся:
— Так ведь эти… локоны, завивались от природы… — ответил он.
— А у Юлички они большими кольцами падали, — вставил банкир Дудников.
— Это важное замечание, — согласился Родион. — Теперь вопрос к вам, господин Монфлери…
— Ко мне не может быть вопросов, после того, что вы устроили у… известной вам дамы! — Огюст жег язвительностью.
Родион не задымился и даже не извинился.
— Вопрос к вам, — повторил он. — Для чего вон те щипцы с длинными концами?
— О мой бог! Завивать локоны, для чего же еще!
— Нагреваете их на спиртовке, не так ли?
— Будет этому конец или нет! — Огюст возвел очи к небу, словно ища поддержки у Наполеона, который взирал на потомка своего солдата с небес. Император помалкивал. Как видно, не хотел в другой раз связываться с русским медведем. Ну пусть не медведем, но медвежонком — точно.
— Этими щипцами можно не только завивать, но и распрямлять волосы?
— Это варварский способ! Искусство Монфлери никогда не будет опозорено им! — воскликнул Огюст. — Это жалкий удел господ от дамских причесок!
— Благодарю за урок. Теперь главный вопрос. Господин полковник, в утро вашего отъезда присылали Зинаиде Лукиной букет цветов?
— Конечно… Иногда… Зиночка любила, чтоб… — Милягин никак не мог поймать слова. — Ей ни в чем не отказывал. Но зачем же цветы перед дорогой?
— Вполне логично, — согласился Родион. — Букет с собой не возьмешь, а оставить такую красоту жалко. С вами, господин Дудников, этот вопрос мы прояснили. Осталось, Иван Васильевич, у вас узнать. Вечером пятого февраля, насколько помню, собирались с Марией Саблиной в загородный ресторан. А утром — букет?
— Не было такого, — твердо ответил Основин. — В другие дни довольно часто, но в тот не было особого повода. И так вся в подарках. Девать некуда. Простите…
— Что и следовало ожидать. — Ванзаров заметно оживился. — Осталось совсем немного, выяснить, кто убийца.
Звякнул колокольчик. Холод занес в душный салон свежего гостя. Господин невысокого роста в тонком пальто и лакированных ботинках держал на весу куль белой бумаги. Родион даже не обернулся.
— Добрый день, господа. Букет от «Ремпен и сыновья», кому вручить?
Мужчины переглядывались в некотором смущении. Огюст заволновался. Ему показалось, что кто-то из почитателей решил просто так, от чистого сердца, порадовать мастера. Как бы это было сейчас кстати! Чтобы показать этому наглецу, как ценят и обожают Монфлери. Гордость куафера не позволяла принять безымянный подарок.
— Господин Казаров… — громко сказал Родион.
Иван вздрогнул и оглянулся. Лицо его просвечивало землистым оттенком, словно не спал которые сутки. Глаза ввалились. В них мерцал нездоровый блеск.
— Ах, это вы… — сказал он растерянно и переложил букет, словно щит. — Что вам угодно?
— Взгляните на этих господ. — Ванзаров предложил на выбор всех, кто был в салоне. — Кого знаете лично? Кто ваш приятель или знакомый?
Света было достаточно. Казаров осмотрел каждого, от Монфлери до Милягина, и легонько пожал плечами.
— Никого не знаю, — сказал он.
— Внимательно посмотрели? Не стесняйтесь, здесь все свои…
— Нечего мне стесняться, не знаю их…
— Признателен, — сказал Родион и отступил от двери, которую ненароком прикрывал.
— А что с букетом делать? — спросил Иван, мучаясь с неудобной посылкой.
— Приказчик ошибся адресом. Вернитесь в салон, вам укажут правильный… — И Родион вежливо распахнул дверь.
Казаров помедлил, но спорить не стал. Вернуться в салон труда не составит. Сегодня случилось настоящее чудо. Терлецкий предоставил ему пролетку. Иван даже поверить не мог. После стольких страданий, после того, как возненавидел себя, прошел через такие мучения, и вдруг — такое приятное событие. Как награда за то, что, наделав ошибок, удержался. Пусть у него в душе все выгорело, ни сил, ни слез не осталось, но этот маленький сюрприз дарил надежду. Даже мелкое недоразумение с адресом не испортило настроения.
Иван с приятным чувством забрался на диванчик. Молчаливый извозчик с широкой спиной тронул вожжи. Как будто знал, куда ехать. Пролетка плелась медленно, колеса еле-еле крутились в снежной каше, но Ивану было все равно. Впервые Терлецкий ошибся, и теперь виноват он. Это так приятно.
Проследив, что Казаров уселся в пролетку, Родион обратился к публике.
— На этом нашу приятную встречу можно считать оконченной.
— Как это? — испугался Милягин.
— Позвольте… — сказал Основин.
— Что такое? — не понял банкир Дудников.
Монфлери промолчал, иронически улыбаясь. Его черед придет позже. Только Анри равнодушно переглянулся с отражением и оправил сбившийся волосок.
— В чем дело? — спросил Родион, невинно поводя усами.
— Но кто же… — начал Милягин.
Основин только крякнул, а Дудников четко сказал:
— Кто убийца, в самом деле?
— Ах, это, — словно от скучнейшей истории, отмахнулся Ванзаров. — Это так просто, что и говорить нечего. Аполлон Григорьевич, выходите из засады.
Лебедев, красный от духоты и обиды, выбрался с чемоданчиком и без лишних слов отправился на улицу, где первым делом раскурил сигарку и вдохнул отравленный воздух полной грудью. Так было хорошо после тесной кладовки.
Родион попрощался со всеми разом и плотно затворил дверь.
— Нашли? — спросил он.
— Вы не только жулик, но и мучитель стариков-криминалистов, — ответил Лебедев, жадно попыхивая сигаркой. — На месте ваша склянка, почти полная. Если хлороформ из нее брали, то не больше пипетки. У меня для вас маленький сюрприз.
— Узнали, что случилось в семействе Монфлери двадцать один год назад?
Аполлон Григорьевич затянулся от души.
— Уж не знаю как…
— Полезно иногда заглянуть в Публичную библиотеку, полистать «Всеподданнейший отчет градоначальства», — сказал Родион. — Занимательное чтение. Не хуже криминального романа. Нам пора. Надо заканчивать историю.
* * *
— Кто из них?
— Вы опять угадали, — ответил Коля, словно смущаясь.
— Угадывание тут ни при чем, — поправил Ванзаров. — Все видели?
— Вот как вас вижу. — Николя для чего-то выставил руку. — Только чуть подальше.
— Не тяните, Гривцов. Времени в обрез…
— Все как сказали. Посыльный подходит, букет вручает. Тот говорит: «Это что такое? Зачем принес?» Посыльный ему: «Тебе приказано доставить». Этот стал букет вертеть, записку искать. Говорит посыльному: «Иди отсюда, чтобы больше тебя здесь не видел». Но букет оставил.
— Что посыльный?
— Сел в пролетку, такой довольный, поехал сами знаете куда…
— Узнали его?
— Тот самый. Когда к «Неметти» ходил, толкнул меня. Хотел ему ответить как полагается, но на службе нельзя. — Коля решительно вытер нос.
— Гривцов, вы справились отлично, — сказал Родион и обратился к Лебедеву, за которым держались городовые: — Ждите здесь. Если что… Сами знаете.
Он быстро поднялся по лестнице.
Коля направился следом, но его дернули за шкирку.