Снова. – Бьянка вернулась к копанию в вешалках. – Кроме того, мне и правда нужен новый позитивный проект, в который я смогу вложить свою энергию. Твое преображение звучит идеально.
Я не могла ей этого позволить.
– Нет…
– У меня в июне день рождения, – сказала она, перебивая меня. – Считай это очень ранним подарком.
– Ей не нужно преображение, – парировала Дилан. – Она прекрасно выглядит.
Бьянка состроила гримасу.
– Сказала девчонка, которая буквально живет в потертых джинсах и футболках. Неудивительно, что вы двое так хорошо поладили. Стиви Уандер может выбрать одежду получше вас, идиотки.
Мы с Дилан обменялись раздраженными взглядами.
– Ладно, – выплюнула Бьянка. – Не позволяй мне помогать тебе. Но потом не приходи ко мне плакать, когда Коул вернется к Кейси после выпускного.
Мой желудок скрутило в спазме. Я не думала, будто Коул уйдет от меня к Кейси, однако я ненавидела ту крошечную часть в моем мозгу, которая говорила, что он может уйти к кому-то получше. И под «получше» я имела в виду красивее и стройнее. Особенно после колледжа, когда он начнет профессиональную карьеру. Девчонки уже бросались на футболистов, и я даже думать не желала, насколько все станет хуже через пять лет.
– Один наряд, – стиснула я зубы.
Бьянка выдавила усмешку.
– Три. Плюс платье на выпускной, стрижка и покраска. – Она достала телефон из сумочки. – Ты примерно знаешь, какое у тебя зрение? Я скажу отцу, чтобы принес несколько образцов контактных линз с работы.
Она же несерьезно?
– Один наряд, никакого платья не выпускной, и мы подровняем кончики.
Вот оно. Компромисс.
– Нет. – Бьянка скрестила руки на груди. – Два наряда. Платье на выпускной, в выбор которого ты сможешь внести незначительный вклад. Стрижка каскад и несколько высветленных прядей у лица. Оу, и поход в «Сефору[6]». Это мое последнее предложение.
Я не была уверена, что Бьянка знала, как надо торговаться.
А может, и знала, ведь каким-то образом я согласилась.
– Я же сказала, что оно не подойдет, – пробормотала я, натягивая облегающую красную ткань на бедра.
Кто бы это не сшил, ему, скорее всего, было начхать, сможет ли человек дышать.
Бьянка подошла ко мне.
– Ты шутишь, да? Именно так оно и должно сидеть.
Я глянула на бирку.
– Тут написано, что это шестой размер. Я точно не шестого размера.
Казалось, только вчера четырнадцатый был мне узковат.
Бьянка улыбнулась, поворачивая меня к зеркалу.
– Теперь да.
Она распустила мой хвост и провела пальцами по локонам волос.
– Слушай, не хочу включать лесбийские штучки, но ты выглядишь сексуально.
Черт возьми.
– Вау, я выгляжу… иначе.
Я будто оказалась в комнате кривых зеркал на карнавале. Перед тем зеркалом, которое показывало тебя стройнее и красивее. Только это была не фальшивка.
Би рассмеялась.
– В этом и смысл, глупышка.
Я посмотрела на Дилан.
– Что ты думаешь?
Она переминалась с ноги на ногу.
– Честно?
– Конечно.
Я ничего другого от нее и не ждала.
– Ты не похожа на себя. Если честно, ты немного напоминаешь одну из чирлидерш, – проворчала она. – Это так тупо, Сойер. Тебе не нужно никакое преображение. Ты всегда была красивой.
Для толстухи.
С одной стороны, я понимала, о чем говорила Дилан. Одна из основных причин, почему мы сошлись – наше общее презрение к таким девушкам, как Кейси. Мы были отверженными. И в свою очередь… мы сами стали отвергать.
Ведь отбросить все поверхностное намного легче, когда чувствуешь, будто тебе никогда не будет места в этом мире. Но едва ты ощутишь, на что похож их мир, на что похоже то, когда тебя принимают…
Когда общество перестает смотреть на тебя, как на толстуху, и начинает видеть реального человека, который заслуживает внимания и доброты, возникает ощущение, будто солнце выглянуло из-за облаков. Мир словно становится теплее и намного ярче.
Я повернулась к зеркалу.
– У них есть такое же, только зеленое? Это любимый цвет Коула.
Глава восемьдесят четвертая
Сойер
– О, Боже, Сойер Грейс! – воскликнула мама. – Что ты сделала?
Я сморщилась.
– Все так плохо?
Я позволила Бьянке зайти немного дальше, чем мы изначально договорились. Если быть точной, все закончилось четырьмя нарядами, платьем на выпускной, от которого я была просто в восторге, стрижкой каскад, осветленными прядями и просто кучей новой косметики. Оу, и… контактными линзами, которые было чертовски сложно надеть.
Мама положила руку на сердце.
– Нет. Ты такая красивая. – Слезы подступили к ее глазам, когда она сделала шаг назад. – Господи, милая. Я так горжусь тобой.
На протяжении многих лет я каждый год входила в Национальное Общество Чести, набрала 1600 баллов за экзамены, меня приняли в Дьюк и предоставили стипендию, и плюсом ко всему – я буду говорить прощальную речь на выпускном. Тем не менее, эта женщина никогда не говорила, что гордится мной.
До этого момента.
Мой отец резко замер, когда заметил меня.
– Что… – Разочарование наполнило его карие глаза. – Понятно.
О чем это он?
Неважно. То, что мы отдалялись друг от друга, было только его виной. То, что я похудела, не значило, будто он потерял дочь. Кроме того, именно он за глаза назвал меня толстой. Он должен быть в восторге от того, что я позаботилась об этой проблеме.
– Спасибо, мам. – Я глянула на часы. – Черт. Мне нужно заехать за Коулом. – Я схватила с кухонного стола сумочку и рюкзак с вещами для ночевки. – А, да, не ждите меня. Я ночую у Дилан.
Это была ложь. Я собиралась ночевать у Коула. Однако им не обязательно было об этом знать. Хотя, мне казалось, мама втайне подозревала.
– Повеселись на вечеринке. – Она поцеловала меня в щеку. – Будь осторожна.
Ага, ясно. Это означало: «Не вздумай вернуться домой беременной, не то папочка пристрелит твоего парня».
– Пока, папочка.
Отец что-то пробормотал себе под нос, а после вышел из комнаты.
Я направилась к двери.
– Пока, мам. Люблю тебя.
– Люблю тебя.
Я едва сдержалась, чтобы не замереть на месте. Два из двух. Сначала она гордилась мной, теперь – любила.
Эти таблетки – лучшее, что когда-либо со мной случалось.
Мне нужно еще.
– В смысле, у тебя кончились? – спросил Оукли. – Я дал тебе двадцать пять штук в понедельник.
– Потише, – прошипела я.
Мы находились в гостевом домике, но это не значило, будто Коул или Бьянка не могли заглянуть сюда и подслушать нас.
– Неделя была очень тяжелая, Оук. Мне нужно было очень много заниматься, помнишь? К тому же, таблетки работают хуже, чем раньше, поэтому мне пришлось принимать больше, чтобы немного взбодриться.
– Ага, это называется зависимость. Но учитывая, что ты сидишь на них всего несколько месяцев, а не лет, и уже прикончила все чертовы таблетки, которые я тебе дал, очевидно, ты принимаешь намного больше, чем нужно.
Я ненавидела чувство стыда, разливавшееся по моему телу. Но еще сильнее я ненавидела то, что друг смотрел на меня, как на какое-то отребье.
Это было несправедливо. Оукли вел себя так, словно у него никогда не было проблем, и он не принимал никакие таблетки. В отличие от того дерьма, на котором сидел он, мне правда нужно было это лекарство. Оно делало мою жизнь лучше, а не хуже.
– Воу, ужасно много осуждения от кого-то, кто не только втайне от своих лучших друзей продает наркотики, но еще и однажды так накурился, что воспользовался их младшей сестрой.
Это было жестоко и неправильно. Но я терпеть не могла тот факт, что путь к моему счастью лежал через него. Оукли в любой момент мог перестать помогать мне и разрушить все.
Я не могла позволить этому случиться.
Я никогда больше не желала быть толстухой. Не после того, как я наконец-то получила все, чего всегда хотела.
Оукли выглядел так, будто я только что его ударила.
– Я не… Это была ошибка. Она сама оказалась в моей постели…
Он казался преданным, и мне почти захотелось заплакать.
Черт, я сама себя не выносила в этот момент.
– Я, может, и не такой умник, как ты, но шантаж чувствую за милю. – Его плечи поникли. – Что ты хочешь?
– Сто мне должно хватить до следующего месяца.
Оук изменился в лице.
– Ты же шутишь, да?
– Мне не нужно, чтобы ты меня осуждал, Оукли.
– Нет, тебе не нужны эти таблетки. – Он обхватил голову руками. – Это не ты.
– Ты прав. Не я. И я, черт возьми, благодарна Богу за это. Потому что та Сойер была отвратительна и…
– Не правда. – В его голосе послышалась грусть. – Она была моей подругой, которая никогда бы не стала шантажировать меня ради наркотиков. – Оукли полез в карман и достал оттуда пузырек с таблетками. – Тут десять, чтобы помочь тебе слезть. Потому что после этого… Я все.
В груди стала расти паника.
– Ты прикалываешься.
Он указал на дверь.
– Поверь, нет.
Оукли попытался уйти, но я преградила ему путь.
– Пожалуйста, Оукли. Не делай этого. Мне нужны…
– Нет, не нужны.
Желудок свело, и я ощутила головокружение. Если он перестанет давать мне таблетки, я снова стану толстой.
Я потеряю все.
Свое тело, мамину любовь… возможно, даже Коула.
В груди все сжалось, комната начала вращаться.
– Пожалуйста. Я сделаю все, что хочешь. Все.
Я потянулась к его лицу, но он схватил меня за запястье.
– Господи. Что с тобой, черт возьми, не так?
Я замерла. Осознание того, что я сейчас чуть ему не предложила, ударило меня прямо в сердце. Я не могла поверить. Я