Тишина между нами вдруг стала давящей, наполненной словами, которые мы боялись сказать. Он прочистил горло.
– Кроме того, если мы не будем проводить время вместе, то моя мама заставит меня чистить твой потолок. Так что тебе лучше быстро уносить задницу из этой комнаты, или наша сделка провалится, – предупредил он.
Невидимое бешеное давление медленно накрывало меня с головой. Это происходило. Николай Иванов собирался поцеловать меня.
– Жди меня в библиотеке, – приказала я.
– Без проблем, приколистка, – согласился он, собираясь уйти.
– Ой, Ники? – позвала я его. Он остановился, но не повернулся ко мне. – Если ты снова перелезешь через перила, можешь не беспокоиться о падении. Я сама тебя убью.
Он стоял ко мне спиной, когда я зашла в библиотеку.
Что-то заставило меня остановиться на входе и почувствовать этот момент: парень, которого я любила, наблюдал за Нью-Йорком, распластавшимся перед ним, его руки сложены за спиной. Он стоял прямо и выглядел не менее влиятельным, чем город перед его взором, город, который каждый день питался чужими надеждами и мечтами.
К своему ужасу, я вдруг осознала, что Николай будет путешествовать по разным местам и он не собирался брать меня с собой. Он не мог позволить себе лишний груз. Его последней остановкой не был Хантс Пойнт.
– Твой отец уже здесь? – спросил Ники, все еще стоя ко мне спиной.
– У него мероприятие по сбору средств сегодня вечером. Он сказал, что вернется только после обеда. На горизонте все чисто. – Я зашла внутрь, мягко закрывая дверь.
Мои колени превратились в желе. Я проверила время, прежде чем идти в библиотеку, сейчас было четыре часа дня. Мама была на очередном курсе по йоге на другом конце земли. Руслана могла вернуться домой после покупки продуктов, но она всегда давала о себе знать, если подозревала, что мы проводим время вместе. Она то стучала кастрюлями, то пылесосила в коридоре, то громко говорила по телефону. Ей не хотелось застать нас за чем-то неправильным. Со знанием пришла бы ответственность.
Ники развернулся на пятках, он выглядел серьезным и решительным, будто собирался на смертную казнь. Я знала, что он делал это для меня. Мне кажется, часть его, скорее всего большая часть, боялась меня целовать. Я могла бы все отменить, избавить его от беспокойства.
Но я была не настолько хорошей.
Достаточно добродетельной, может.
Папа говорил, что угрызения совести – роскошь бедных, что я не должна мучить себя моралями. «Мы платим слишком большие налоги, чтобы быть хорошими» – так он однажды сказал и рассмеялся.
Я скользнула к полкам, которые были от пола до самого потолка, прижимаясь к ним спиной и закрывая глаза. Чувствовалось так, будто я играю, как актриса, хотя бы эта часть была правдой, хотя бы сейчас. Звук его шагов эхом повторяло мое сердце в груди. Ощутимое тепло его тела подсказало, что он был рядом. Когда он остановился прямо напротив меня, я открыла глаза. Он был так близко, что я не могла рассмотреть все его лицо. Я видела только его бирюзовые глаза, которые переливались, как океан на солнце. Интересно, выглядела ли я так же, как он. Он выглядел таким напуганным, совсем не сексуально.
– Это мой первый поцелуй, – прошептала я чужим для меня, извиняющим голосом.
– Мой тоже, – ответил он, прикусив нижнюю губу. Его зарумянившиеся щеки тронули мое сердце. Мне хотелось поглотить этот момент, как сочный персик, чтобы почувствовать сладкий, липкий сок на губах.
– Оу, хорошо. Уверена, я буду полный ноль в этом, – хихикнула я.
– Невозможно, – серьезно сказал он, и почему-то я сразу поверила ему.
Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и промахнулся. Мы неловко ударились лбами и отпрянули друг от друга, тихо смеясь. Он попробовал снова, на этот раз положив ладонь на мою шею, направляя свой рот к моему. Его губы были горячие, со вкусом табака, кубиков льда и чего-то мальчишеского. Мы оба оставили глаза открытыми.
– Все в порядке? – прошептал он мне в рот. Над его верхней губой была полоска волос, сейчас мокрая от слюны. Он все еще ни разу не брился. Мое сердце отбивало бешеный ритм в груди. Я надеялась, что он навсегда запомнит этот момент и девушку, которая поцеловала его раньше всех остальных.
– М-м-м, – я кивнула, ловя его губы своими.
– Хорошо, – снова прошептал он. – Черт, ты красивая.
– Ты говорил, что я страшная. Несколько лет назад. – Мы целовались, разговаривали и держались друг за друга.
– Ложь. – Он покачал головой, его губы до сих пор изучали мои. – Ты красивая и будешь такой всегда.
Все внутри меня трепетало. Он поцеловал меня снова, переплетая наши пальцы. Все еще было неловко, но я отогнала это чувство подальше. Меня накрывала эйфория от поцелуев, из-за чего казалось, что я сейчас упаду. Мне нравилось это не из-за ощущений, а потому что я делала это именно с ним. Знание, чем он рисковал ради меня, воспламеняло мою душу. Внутри я чувствовала боль, которая разворачивалась подобно маленькому клочку бумаги, разрастаясь с каждой секундой.
– Убери свои грязные руки от моей дочери!
Все произошло быстро. Секунду назад тело Ники прижималось ко мне, а в следующий момент он лежал на полу, свернувшись посреди толстых книг в твердом переплете, фигура отца, схватившего парня за воротник рубашки, возвышалась над ним.
Раздался сильный удар. Мое зрение затуманилось, я почти ничего не видела.
– Я должен был знать… Ты маленький га… – начал было говорить папа, но я не дала закончить ему.
– Папа! Пожалуйста! – Я бросилась на него, пытаясь за руку оттащить от Ники.
– Уничтожу тебя. – Папа поднял его с пола, ударяя Николая спиной об книжные полки. Книги повалились на них двоих, но никто не обратил на это внимания. Папино лицо было красным, почти бордовым, в то время как Ники выглядел открыто неповинующимся и спокойным. Он не пытался ни отрицать, ни объяснить, что случилось, не трусил. Он собирался довести это дело до конца, как и все в его жизни.
Еще один удар заставил Ники дернуться в сторону, судя по звуку, что-то треснуло, я поняла, что папа сломал ему нос.
Руслана ворвалась в библиотеку со шваброй. Я пыталась влезть между папой и Ники, оторвать папины пальцы от горла друга. Я была сбита с толку, расстроена, и меня мутило: еще никогда я не видела папу жестоким. Он всегда был нежным и добрым со мной, компенсируя все недостатки моей матери.
– Что здесь происходит? – взвизгнула Руслана. Когда она увидела багровое лицо сына, смотрящего на моего отца, то прыгнула между ними, оттолкнув папу шваброй.
– Отпустите! Отпустите его! – закричала она. – Вы убьете его, и потом мне придется отвечать перед властями!
И об этом она сейчас думала? Серьезно?
– Твой грязный глупый сын тронул мою Арью! Я вернулся домой раньше, чтобы поменять галстук, и…
– О господи! – вскрикнула Руслана, поворачиваясь к сыну, лицо которого сейчас выглядело как сырая отбивная. – Это правда? Я говорила тебе не трогать ее! – сказала она. Ники смело вздернул подбородок.
– Скажи что-нибудь, – потребовала Руслана.
– Она хороша на вкус, сэр. – Ники повернулся к моему отцу и улыбнулся, его десны кровоточили.
Папа ударил его тыльной стороной ладони, где было надето кольцо братства, чтобы пролить еще больше крови. Голова Ники резко дернулась в сторону, щекой он ударился об полку. Это все было из-за меня, моя вина. Мне хотелось сделать столько всего.
Попросить у него прощения.
Сказать, что я не знала, что папа придет.
Как-то помочь ему.
Объяснить все папе и Руслане. Мне нужно было спасти его, защитить.
Но слова застряли у меня в горле, как будто меня вот-вот стошнит, но никак не получалось. Мой рот открылся, но я не могла произнести и слова.
Это не его вина.
– Иди в свою комнату, Арья, – рявкнул отец, подходя к открытой двери и показывая головой на выход в сторону коридора. Я не сдвинулась с места, и он снова огрызнулся: – Иди, черт возьми!
И потом я подумала о том, что будет с моей жизнью, если папа решил вести себя как мама: игнорировать меня, смотреть мимо, обращаться со мной так, будто я была частью декора в доме.
Отвратительно, постыдно, я пошла, мои ноги были тяжелыми, как свинец.
Я все еще чувствовала взгляд Николая на своей спине. Жар предательства охватил мое тело. Жгучее осознание того, что он никогда меня не простит.
Ничто уже не будет прежним.
Я потеряла своего лучшего друга.
Глава 9
Настоящее
Я узнал ее сразу же.
Лебединая шея, неземной взгляд Авы Гарднер и яркие зеленые глаза, словно у кошки. Прошедшие годы прибавили ей изящества и элегантности. Если в тринадцать она была милой, то в тридцать один – настоящей сногсшибательной красоткой. Даже ее невидимый нимб над головой, который ощущался как нечто благотворное и недостижимое, был надломлен, но все еще не тронут. Она сияла за много миль, и мне хотелось потушить ее великолепие и свет, чтобы она оказалась во тьме вместе со мной.
Когда я заметил ее в холле офиса, то не мог поверить своей удаче. Она решила держаться рядом с отцом и сидеть в первом ряду, когда он падет. Я понятия не имел, что она там делала. Моей первой реакцией было поговорить с ней, увидеть, узнает ли она меня так же, как я ее, значил ли я для нее что-то или просто был прислугой, который украл ее первый поцелуй и сполна поплатился за это.
Она понятия не имела, кем я был, никакого удивления, я всегда был лишь незначительным эпизодом в ее мире, неважной историей. Меня накрыла с головой необходимость наказать ее, показать ей новую версию себя, которую нельзя было не заметить или отправить далеко в учреждение, где никто не сможет найти меня. Я был не в силах от этого отказаться.
Ни от ругательств посреди деловой встречи с посредником, словно я был рэпером четвертого сорта.
Ни от отказа любого предложения компенсации, включая аппетитную восьмизначную сделку.