– Мама! – крикнул он.
– Милый! – Его роскошная мать вышла со стороны пассажирской двери с раскрытыми объятиями. На ней было столько меха, что хватило бы укрыть трех белых медведей. Мой одноклассник врезался в нее, крепко обнимая. Его отец ждал в машине, натянуто улыбаясь, прямо как дети на воскресной службе. Сложно было поверить, что Ричард, который славился тем, что может с помощью звуков из подмышки сыграть весь алфавит, сейчас купался в любви этой горячей женщины. Мама Членчика отстранилась от него, чтобы лучше рассмотреть, обхватывая его лицо ухоженными пальцами. Мое сердце дрогнуло и сжалось, словно было пойманным червем, было больно дышать.
Где ты, черт возьми, мама?
– Ты выглядишь очень хорошо, сынок. Я испекла твой любимый песочный пирог, – проворковала мама Членчика.
Мой желудок заурчал. Им нужно было катиться отсюда подальше и не перегораживать дорогу. Ричард запрыгнул в машину и свалил.
Она приедет. Она сказала, что приедет. Она должна была приехать.
Прошел еще час, поднялся ветер, небо из серого перекрасилось в черное. Мамы до сих пор нигде не было видно. И моя и так слабая уверенность рассыпалась, как черствый пирог, который уборщик просунул мне в комнату после Дня благодарения, потому что знал, что я был единственным из всех учеников, кто остался в Академии.
Четыре часа и шестнадцать минут прошли вместе с фразочками проходящих знакомых: «Увидимся в следующем году». На улице совсем стемнело и похолодало, снег падал с неба, похожий на маленькие воздушные шарики ваты.
Никакой радости я не испытал. Мало того что мои дырявые лоферы промокли и две слезинки из правого глаза замерзли на щеке, так мама кинула меня на Рождество. Как обычно, я был один.
Что-то мягкое и пушистое упало мне на голову. Прежде чем я повернулся, чтобы понять, что это было, мальчик, которого я знал по команде по плаванию, Риггс, плюхнулся рядом на лестницу, садясь точно в такой же сгорбленной позе, как и я.
– Как жизнь, Иванов? – спросил он.
– Не твое дело, – огрызнулся я, снимая с головы красную мягкую шапку и кидая на землю.
– Это нехилое заявление для кого-то, кто весит всего 20 килограммов. – Симпатичный ублюдок присвистнул, окинув меня взглядом. Я повернулся, сильно ударив его по руке.
– Ай! Придурок. Зачем было это делать? – возмутился он.
– Чтобы ты наконец заткнулся, – рыкнул я и добавил: – Зачем же еще? – Я никак не мог понять, что он здесь забыл.
– Сгинь в аду, – весело ответил Риггс Бейтс, явно находя эту ситуацию забавной.
– Уже, – проговорил я. – Я же здесь.
Академия имени Эндрю Декстера была католической школой для мальчиков в сердце сельской местности Коннектикута. Школа была построена железнодорожным финансистом в 1891 году. По первоначальной задумке это должно было стать самым крутым отелем на Восточном побережье, но из-за финансовых неудач строительство прекратилось на несколько лет. До тех пор пока кучка богатеньких приезжих из Европы после Первой мировой не вложила сюда деньги, запихав парочку священников, учителей и вместе с ними своих проблемных отпрысков. Одним из священников был Эндрю Декстер, и так это место превратилось в школу-интернат для мальчиков номер один в США.
Никак нельзя было приукрасить это место, Академия имени Эндрю Декстера была настоящей дырой. Чтобы добраться до ближайшего магазина, нам нужно было идти миль десять только в одну сторону. Мы были отрезаны от мира, и не без причины. Это место кишело самыми отбитыми подростками во всей стране. Единственный плюс в том, что, если наступит зомби-апокалипсис, у нас есть buffer[17], так что мы узнаем, если к нам соберутся пожиратели мозгов.
Очевидно, мама так и не приедет, как и то, что это Рождество я снова проведу в одиночестве, как и прошлое. В прошлом году единственный, кто составил мне компанию, был охранник, который периодически проверял, не прикончил ли я себя. Конечно, я этого не сделал. Вместо этого я читал и распечатывал хорошие примеры заявлений в колледж. Задачей было стать миллионером. Если все придурки вокруг и их родители были при деньгах, то почему бы и мне не попробовать?
– В любом случае, что ты здесь делаешь? – Я обнял руками коленки, смотря на Риггса.
– Нет семьи, помнишь? – Риггс пожал плечами.
– Вообще-то не помню. – Я приподнял бровь, продолжив: – Следить за твоей задницей не мое любимое хобби.
Я почти не разговаривал с Риггсом, как и со всеми остальными в школе. Разговоры вели к привязанности, и я совершенно точно не хотел привязываться к кому-то. Люди были ненадежны.
– Да. Мой дедушка, который вырастил меня, отказался от привычки дышать на прошлое Рождество.
– Дерьмо. – Я пошевелил пальцами ног в туфлях, пытаясь избавиться от онемения. Я начинал замерзать. – Что ж, уверен, ты можешь купить себе нового дедушку или что-то вроде того. – По слухам, Риггс купался в деньгах.
– Не. – Ему, похоже, было плевать на мою издевку, хотя я заслужил за нее хорошую трепку. – Оригинал незаменим, – заметил Риггс.
– Паршиво.
– Рождество – самый худший праздник в году. Мы должны отменить его. Если я когда-нибудь открою благотворительность, то назову ее «Убить Санту», – сказал он, пытаясь из пара от холода создать кольца дыма.
– Не жди взносов.
– Ты удивишься, Иванов. Я могу быть довольно убедительным, и богатые люди любят швыряться деньгами куда непопадя. У деда была сидушка на туалете из чистого золота. Раньше я занимался королевским дерьмом, – он цокнул, глядя куда-то вдаль, можно сказать, ностальгируя по тем временам.
– Значит, ты не уезжаешь домой на каникулы? – спросил я, медленно отпуская надежду, что мама приедет, и переваривая слова Риггса. – Стой, тебя же не было здесь на каникулах в честь Дня благодарения, – вспомнил я.
– Был вообще-то. Арсен и я отправились в поход в лес, когда никто не видел. Мы разожгли костер и сделали смор[18], правда, случайно получился небольшой пожар, – хихикнул Риггс.
– Это были вы? – У меня глаза из орбит вылезли. После этого случая устроили целый день здоровья и безопасности, и всем запретили выходить за пределы школы на выходных.
– Джентльмен не рассказывает, если что-то поджигает. – Риггс просиял, вздернув подбородок.
– Ты только что рассказал, – заметил я.
– Да. Мы точно устроили пожар. Но смор стоил того, чувак! Он был пушистый и сладкий. – Риггс поцеловал кончики пальцев, как это делали итальянцы.
– И где Арсен сейчас? – Я оглянулся вокруг, будто он вдруг появится из-за сосен. Я совсем не знал Арсена Корбина, но слышал, что он был чертовски умным и его семья владела чертовой кучей модных кварталов в Манхэттене.
– Наверху, готовит мак энд чиз с беконом, а еще рамен на кухне. Он отправил меня за этим. – Риггс сунул руку за спину, доставая из промежутка между шеей и застегнутой курткой фляжку, объясняя: – Из кабинета директора Плат. А потом я увидел твою жалкую задницу на лестнице и решил сообщить тебе, что мы здесь.
– У Арсена тоже нет семьи? – Клубок надежды зашевелился внутри меня. Было приятно знать, что я не был такой один, и одновременно плохо, ведь, очевидно, взрослые были отстоем.
– О, у него есть семья. Он просто ненавидит их. У него разногласия с его сводной сестрой или что-то в этом роде, – сказал Риггс.
– Круто.
– Не для него.
– Он всегда может игнорировать ее и закрыться в своей комнате, – предположил я.
– Ну, я думаю, все не так просто. – Риггс протянул мне фляжку, предлагая глотнуть. Я посмотрел сначала на серебряную фляжку, а потом на него.
– Плат убьет нас, – озвучил я факт. Я знал, что Конрад Рот заплатил кучу денег, чтобы меня точно не выгнали из этого краснокирпичного дома с привидениями. Сюда отправляли всех детей, которые били учителей, проигрывали имущество родителей, чтобы купить наркотики. Теперь мы были проблемой директора Плат, а не тех людей, которые нас сюда отослали.
– Только если мы не прикончим себя раньше. Что, между прочим, вполне возможно, учитывая стряпню Арсена и количество алкоголя, которое я нашел, и пожар, который мы начали. Так что, ты идешь или как? – Риггс поднялся, его небрежные золотистые волосы упали ему на глаза.
Тогда я впервые разглядел в Риггсе Бейтсе классного парня, которого он видел в себе, а не просто богатенького придурка, думающего, что он лучше всех.
Я снова неуверенно посмотрел на пустую дорогу.
– Не надо, Иванов. Люди переоценены. Особенно родители, – услышал я голос Риггса.
– Она обещала приехать.
– А я сказал, что это не я съел домашнюю лазанью Членчика на прошлой неделе. И вот два часа спустя меня тошнило макаронами и баклажанами в общей ванне, – сказал он.
Я похлопал по коленям и поднялся, как Риггс.
– Пошли, – он похлопал меня по спине. – Есть нечто такое, что освобождает тебя, как только ты понимаешь, что они не нужны тебе. Люди, которые сделали тебя.
Может, из-за снега она застряла где-то по дороге без связи.
Может, предпраздничные пробки замедлили ее.
Может, она попала в ужасную аварию.
Что бы это ни было, одно было точно.
Она не приехала.
Мак энд чиз Арсена были отвратительны: недоваренные и с оранжевыми комками порошка. Его рамен заставлял мечтать о том, чтобы выпить хотя бы отбеливатель, и я даже представить не мог, что можно настолько испортить рамен. Но мы все равно сидели и ели ужасный рамен из пенопластовых стаканчиков, бульон которого походил на мочу. Риггс мешал все с «Тропиканой»[19], из-за чего появился резкий привкус средства для мытья посуды. Это должно было стать худшим событием в моей жизни. Если Бог и правда существовал, я собирался в суд.
Мы втроем сидели на двухъярусной кровати Арсена. Мы сидели внизу, используя матрас его соседа Саймона как опору для ног.
– Мне нравится, как ты украсил комнату, – Риггс обвел комнату деревянными палочками для еды. Вся стена Арсена была исписана аккуратным почерком, черными чернилами: