– У тебя есть ключи от его шкафов с документами? Я бы хотела посмотреть его трудовые договоры, – я повернулась к маме.
Папа был бизнесменом старой закалки, он верил, что все должно быть напечатано и убрано на хранение. Любая переписка, которую он вел со своими сотрудниками, хранилась в его кабинете, он был слишком осторожен, чтобы держать такие вещи на работе.
– Ты думаешь, это поможет? – Моя мама скрестила руки.
– Стоит посмотреть, – ответила я. Даже если это не поможет его делу, то поможет мне понять, есть ли вообще причины для всех обвинений.
Десять минут спустя я сидела на роскошном ковре в кабинете отца, передо мной лежали документы за все тридцать лет его работы. Здесь было все: от соглашений по личному обслуживанию до личных переписок и писем о расторжении договора. Любопытно, сколько он передал Луи и Теренсу? Мне вообще было интересно, передал ли он им хоть что-то. Он казался полностью закрытым во всем, что касалось суда. Часть меня хотела позвонить Кристиану и попробовать выяснить, что именно у них было на него. Но, как он сказал, его главной целью было переспать со мной, а не помочь.
– Арья? – Мама постучала в дверь кабинета отца спустя три часа, держа в руках поднос с лимонадом и печеньем. Что случилось с кексовым царем? Видимо, теперь мне можно было есть мучное, раз были все шансы, что я останусь ее единственной семьей. Я сомневалась, что она останется с отцом, если он останется без денег.
– Я просто оставлю это здесь, – осторожно произнесла она, заходя на цыпочках в комнату и оставляя напиток и еду позади меня. – Скажи, если нужно будет что-нибудь еще.
Мне нужно, чтобы ты была такой, когда я была ребенком. Чтобы ты обращала на меня внимание, а не игнорировала.
Может, я не знала Аарона, но всегда чувствовала себя потерянной без него. Все в доме говорило, что должен был быть еще один человек в нашей семье: в воздухе, в каждой вещи, мебели, на каждой картине.
– Спасибо, – я не подняла голову от огромной пачки документов, окружающих меня. Она задержалась у двери.
– Эм, мам? Я пытаюсь тут работать, – заметила я и взяла еще одну распечатку электронных писем между Амандой и папой и добавила ее в стопку Аманды. Я пыталась понять, когда все пошло наперекосяк между ними.
– Оу, конечно, хорошо. – Мама закрыла дверь с характерным звуком.
– Давайте же, убитые горем поклонницы, жадные беспринципные люди, покажитесь. Скажите мне, что это все ложь, – шептала я сама себе, читая документы.
Похоже, вселенная услышала меня, потому что через пару минут черный конверт выпал из очередного файла с бумажками. Он был проложен бумагой и запечатан.
Какого…
Я подняла голову, проверяя комнату и прислушиваясь к шороху за дверьми в коридоре. Все было чисто. Я взяла нож для открывания конвертов и разрезала его, после чего пачка пожелтевшей бумаги разлетелась по ковру. Я взяла одно письмо, мое сердце быстро билось, норовя выпрыгнуть из груди. Почерк казался знакомым, но странным, написано было курсивом, очень сжато, будто человек пытался сэкономить место на бумаге.
Дорогой Конрад,
Я сделала, как ты сказал. Я не отвечала ни на письма, ни на звонки Николая, мне плохо от этого. Он все-таки мой сын. Но ты знаешь, как я верна тебе. Я скучаю по нему и хотела бы его увидеть как можно раньше. Думаешь, могу провести с ним Рождество? Конечно, я бы хотела остаться с тобой. Но только если она не поедет. Я не могу терпеть ее. Она не заслуживает ни тебя, ни Арью.
С любовью, Руслана.
Письмо выпало из моих рук. Николай.
Руслана говорила про Николая. Но что она имела в виду, когда писала, что сделала, как просил папа? Почему папа попросил ее не отвечать Ники после переезда? Это была не та версия, которую рассказывал мне папа все эти годы о том, что произошло в тот ужасный день.
Одна вещь, которой не требовалось сноровки детектива, это догадаться, что у них была интрижка. Я поняла, что «она» была моей мамой, которая и правда отказалась от ежегодного празднования Рождества в пользу загара в Сиднее. Не было ничего удивительного в том, что папа и Руслана забирали меня куда-то на праздники, чтобы отвлечь от того, что, по сути, настоящей матери у меня не было. Но Руслана всегда оставалась в отдельной комнате и почти не говорила с моим отцом. Я взяла еще одно письмо.
Дорогой Конрад,
Похоже, ты лгун. Если нет, то почему ты до сих пор с Беатрис?
Ты обещал, что оставишь ее ради меня. Но теперь прошло три года, и посмотри на нас. Николай теперь мужчина. Он даже не разговаривает со мной. Я потеряла связь с единственной семьей, которая была у меня, думая, что присоединюсь к твоей. Николай должен был позаботиться обо мне в старости. Сейчас он даже не отвечает на мои звонки. Есть поговорка, с которой ты наверняка знаком. Вы, янки, любите ее. Зачем покупать корову, если молоко и так дают бесплатно?
Я чувствую себя скотиной сейчас, Конрад, и мне совсем это не нравится.
Все еще твоя,
Мой желудок резко перевернулся. Руслана и Николай не общались все эти годы? Как мой отец был причастен к этому? Он выглядел по-настоящему взбешенным в тот день, когда нашел нас с Ники, разыгрывающих эту сцену из «Искупления». Но он не мог… Он бы никогда…
Бедный Ники. Неужели мой отец был способен на такие зверства?
Если пахнет свиньей и выглядит как свинья, то…
Я схватила еще одно письмо, а потом еще одно. Буквы становились размытыми из-за непролитых слез.
Дорогой Конрад… Я не могу есть… Я не могу спать… Моя любовь к тебе горит до самого конца…
Дорогой Конрад… Я хочу взять все в свои руки и поговорить с Беатрис… Если ты не скажешь ей, то я скажу. Ты обещал уйти от нее. Ты наврал?
Дорогой Конра.д. Я в отчаянии. Когда ты перезвонишь мне?
Дорогой Конрад… Пожалуйста, не увольняй меня. Со мной все будет хорошо. Я обещаю. Я не нарушу твои границы. Прости, что сделала это. Я была… Сбита с толку. Я не могу потерять эту работу. Я и так потеряла уже слишком много.
Последнее письмо выбило из меня последние надежды. Они рухнули прямо на пол.
Дорогой Конрад,
Ты не оставляешь мне выбора. Я расскажу все сама Беатрис.
Купи мое молчание или заплати за то, что ты сделал.
Руслана не увольнялась, она была отпущена.
Уволена. Убрана подальше, чтобы моя мама не могла ее видеть, изгнана из королевства папы, прямо как Николай.
До сих пор я помню, что папа сказал в тот день, когда Руслана перестала приходить, не предупредив. Тогда я зашла поздороваться, я была еще студенткой колледжа.
– Предполагаю, она просто хочет переехать куда-нибудь, где больше русских. Фокс Ривер отвечает всем ее требованиям, – сказал он тогда. Мне казалось странным, что наша верная домработница, которая жаловалась на зиму еще в сентябре, решила вдруг переехать на Аляску. Также странным показалось, что я не могла найти ее адрес, отправить цветы или подарочную корзину в благодарность за все годы работы у нас. Она буквально исчезла с лица земли.
Теперь все складывалось воедино.
Николай.
Руслана.
Измены.
Аманда.
Ко всему прочему то, как мой отец обращался со мной теперь, когда он думал, что я пыталась разузнать о нем все. Он изгнал и меня из своего королевства.
Я поднялась, оставляя бумаги разбросанными по полу кабинета. Мама пыталась остановить меня у дверей, но я пронеслась мимо нее, выбегая из здания и склоняясь к первому попавшемуся кусту, после чего меня тут же вывернуло.
Глава 17
Прошлое
– Где он? – требовательно заговорила я на следующий день после того, как Николая отправили домой. Я стояла на пороге кабинета отца, мне потребовался день, чтобы быть способной смотреть на него без желания наброситься из-за злости.
Руслана продолжала работать у нас, будто ничего не случилось, но каждый раз, когда я пыталась узнать у нее про Ники, она либо притворялась, что не слышала меня, либо делала вид, что не может разговаривать, когда мыла посуду или занималась стиркой.
– Милая. Где твоя мать? – Отец поднял на меня взгляд, отрываясь от документов и кидая ручку. Он удобно откинулся в кресле.
– Попробуй угадать с первого раза. – Я облокотилась о дверной косяк, мой голос был похож на шипение. – Где-то в мире проходит неделя моды, скорее всего, она там и прожигает твои деньги, одновременно с этим жалуясь на тебя, – проговорила я. На самом деле мама была на курсах йоги, но мне хотелось съязвить. Впервые я сказала что-то противное, чтобы почувствовать себя лучше. Как бы странно это ни было, лучше мне не стало.
– А теперь ответь на мой вопрос. Где Ники? – Дерзость в моем голосе становилась все острее и хуже с каждым днем, будто полоски на резиновом мячике, которых становилось все больше.
Папа откатился от стола на дорогом кресле, жестом приглашая меня присесть напротив него. Я подошла к креслу, сохраняя строгое выражение лица.
– Послушай, Арья, мне нелегко говорить об этом. Но, видимо, правда – это та вещь, от которой я не могу защитить тебя. – Он почесал щеку. – Начну, пожалуй, с того, что мне жаль, как я вчера отреагировал, когда увидел вас двоих. Я не могу правильно объяснить это, ты моя дочь, и защищать тебя – это моя главная задача. Когда я увидел, как он прижимает тебя к полкам, я подумал… Точнее, я совсем не думал, в этом и проблема. Сработал чистый отцовский инстинкт. Я хочу заверить тебя, что после этого я сходил к Николаю и извинился за свое поведение. Я не дикарь, жестокость ниже моего достоинства. Так что давай сразу разберемся с этим. Он был живым и здоровым, только пара царапин, но ничего больше.
Я посмотрела вверх на потолок, высоченный, на манер тех, что обычно можно увидеть в соборах. Мне не хотелось сейчас плакать. Я знала, что не могла спустить ему с рук то, что он сделал. Более того, я не могла отпустить это, даже если бы хотела. Я увидела жестокого и грубого человека, и я не хотела, чтобы такой человек был моим отцом.