Года текли, словно вода в реке, я утопала во всевозможных первых разах с парнями, которые не были Николаем Ивановым. Первые «семь минут в раю» с Робом Смитом, первая череда поцелуев под трибуной с Брюсом Ли, первый парень Пирс Роквиш и первое расставание Кэрри и Эйдана из сериала «Секс в Большом городе»; и давайте признаем, что Пирс был прекрасен, но не настолько, как Эйдан. Ники всегда оставался где-то глубоко в моем сознании, из-за чего я не встречалась ни с кем долго. Мне было интересно, как много девушек он поцеловал за эти годы. Думал ли он обо мне, когда трогал других девушек, когда его руки пробирались к ним под футболку. Меня сводило с ума, что я не могла спросить его. Но, может, это было даже хорошо, потому что большая часть меня не хотела об этом знать.
И вот, когда мне исполнилось восемнадцать, первое, что я сделала, это позвонила папиному частному сыщику. Дэвид Кесслер был лучшим на Манхэттене.
Спустя четыре недели после моего звонка Дэвиду он пришел ко мне с информацией, что Ники мертв.
Я не вылезала из кровати три дня, но страх стать такой, как мама, перевесил страдания от осознания, что его больше нет в живых.
С этого момента я поклялась себе забыть, что Николай Иванов когда-либо существовал.
И если бы это было так просто…
Глава 18
Настоящее
Арья пришла в первый день суда.
Очевидно, моему дружескому совету она решила показать милый и длинный средний палец, говоря тем самым, чтобы я не лез в ее дела.
Одно хорошо, что она все-таки решила сесть в общественной зоне, а не в семейной, где ее было бы видно. Конрад Рот так и не нанял женщину-адвоката, как я предлагал его дочери. Можно было бесконечно гадать, была ли причина в гордости или он знал, что ничего не поможет ему выбраться из этого месива.
Пять потерпевших обвиняли Рота по всем шести пунктам сексуального насилия, требуя в общей сложности 200 миллионов долларов в виде компенсации, то есть по 40 миллионов долларов каждой.
В отличие от других извращенцев на его позиции и с его деньгами, он сделал недостаточно, чтобы скрыть свои преступления. Я рассчитывал, что через четыре недели судья Лопез попросит нас зачитать заключительные заявления.
Я стоял с серьезным выражением лица перед скамьей судьи Лопеза, чтобы зачитать свое вступительное слово, и поправлял костюм от Brunello Cucinelli. Мне потребовалось много сил, чтобы оторвать взгляд от женщины в последнем ряду зала суда. Арья сидела, выпрямив спину и с приподнятым носом, словно сама элегантность сошла с картинки. Она перестала ходить в бассейн, так что всю неделю мне пришлось переваривать то, что она сказала мне в нашу последнюю встречу, точнее, она послала меня куда подальше, когда я пригласил ее на ужин. Естественно, теперь я хотел ее еще больше.
Не знаю точно, когда именно начала стираться граница между желанием разрушить ее жизнь и овладеть ею самой. Но я знал, что по первому ее зову готов выпрыгнуть из штанов, как стриптизерша на мальчишнике за чаевые.
Неважно, насколько это иррационально, нелогично, опасно (и нельзя было отрицать, что прикосновение к ней могло осложнить это дело, получение партнерства и в целом мою жизнь) – я хотел Арью.
Кроме того, я заслуживал ее. После всего, через что я прошел из-за нее, иметь ее в своей постели было идеальным утешительным призом.
Мы разойдемся, как только я закончу с ней, возможно, она выйдет за кого-то ниже себя по статусу, учитывая, что ее дорогой папочка будет изгнан как из его собственной компании хеджевого фонда, так и из приличного высшего общества.
К сожалению для Арьи и, может, даже для меня, мое вступительное слово включало в себя презентацию, в которой были представлены фотографии члена ее отца. Эти фото, где были видны лобковые волосы и часть его причиндалов, он отправлял двадцатитрехлетней стажерке, они были увеличены в размере и представлены на экране посреди зала.
Я старался изо всех не смотреть на Арью, пока объяснял присяжным, что ее отец отправлял фотки своего пениса тем, кто был младше его собственной дочери, я чувствовал, как меня мутило. Игнорировал ее и после того, как моя клиентка со слезами на глазах объясняла в суде, насколько она была травмирована (в буквальном смысле) от осознания того, что ее начальник был моральным уродом.
Первый день слушаний прошел спокойно. Истцы были убедительными, присяжные прониклись к ним, я же отыграл свою роль достойно Оскара, делая вид, что внимательно слушаю, и хмурясь в нужные моменты, чтобы показать обеспокоенность.
Когда судья Лопез стукнул молоточком и объявил перерыв, я повернулся к месту, где сидела Арья, и увидел, что там пусто.
Я вышел вместе с истцами и Клэр через двойные двери суда, дальше мы прошли фойе, записывая важные вопросы дня для моих клиентов. Я спустился по лестнице суда, пройдя мимо огромных колонн, на улице шел дождь, из-за которого костюм лип к телу. Через дорогу, в кофейне, я краем глаза заметил каштановые взлохмаченные волосы, которые узнал бы везде.
Арья.
– Не хочешь выпить кофе, чтобы поговорить?
– Встретимся в офисе, – одновременно с Клэр сказал я, когда дотронулся до ее руки.
– Да. Да. Конечно. – Она замерла, тяжело сглотнула и кивнула.
Не сводя глаз с кофейни, я пересек дорогу и зашел внутрь. Арья уже сидела за высоким столом у окна, мешая кофе у себя в кружке. Я сел на стул рядом с ней, прекрасно понимая, что играл с огнем рядом с мощной взрывчаткой.
– Как мы чувствуем себя сегодня? – Как только я это произнес, то сразу понял, как глупо было спрашивать подобное. Как, черт возьми, она может себя чувствовать? Я только что семь часов подряд метафорически забивал гвозди в гроб ее отца, перед тем как выкинуть его в океан.
Она подняла взгляд от чашки, выглядя немного потерянной. Дождь бил по стеклу напротив нас.
– Разве адвокаты не должны уметь видеть социальные намеки? Попробуй угадать, – ответила она, тяжело вздыхая и потерев глаза.
– Я скорее из прямолинейных парней, – ответил я, поставив между нами портфель.
– Так ли это? Что ж, тогда вот тебе правда. Я не хочу с тобой разговаривать, Кристиан. Никогда. – Она подняла чашку, отпив из нее.
– Почему ты пришла сегодня? – спросил я, игнорируя ее слова.
У меня не было привычки преследовать женщин или уделять им время, только если они сами не боролись за это. Но я знал, что защитный механизм Арьи был направлен на отталкивание людей, в этом мы были похожи, и я не был уверен, что ей хотелось быть одной сейчас.
– Он даже не поговорил с тобой.
– Там была фотография его пениса на экране, как в кинотеатре, посреди зала. Немного сложно смотреть в глаза собственному ребенку после этого.
– Именно. Ты не можешь всерьез верить, что он невиновен.
– Я и не уверена в том, что он невиновен. – Она поставила чашку обратно на стол, рассеянно покрутив ее между пальцами. – Я на этапе обоснованных сомнений, но ты прав. Он игнорирует меня, даже не отвечает на мои звонки.
– Это вид признания вины. – Я забрал чашку из ее пальцев, пробуя напиток. Она пила кофе без сахара и молока, так же как я. – Из-за чего мы возвращаемся к моему изначальному вопросу. Почему ты здесь?
– Сложно отпустить одну-единственную семью, даже если она ужасна. Это хуже, чем если бы он умер. Потому что если бы он умер, то я могла бы любить его дальше.
Будучи сыном двух придурковатых родителей, я мог понять ее.
– Что насчет твоей матери? – спросил я.
– Она не очень-то похожа на мать для меня, если честно. Поэтому я думаю, что не заметила тревожные звоночки в отце. Ты сказал, что у вас с родителями не близкие отношения, да?
– Не особо. – Я сдержанно улыбнулся.
– Единственный ребенок? – На этот ее вопрос я кивнул.
– Ты когда-нибудь хотел, чтобы у тебя был брат или сестра? – Она подперла подбородок кулаком.
– Нет. Чем меньше людей в моей жизни, тем лучше. А ты?
– У меня был брат. – Она задумчиво смотрела на дождь, который становился сильнее. – Но он умер очень давно.
– Мне жаль.
– Иногда я думаю, что всегда буду всего лишь половиной, никогда не буду полноценным человеком.
– Не говори так.
Я никогда не встречал более полноценного человека, чем ты, со всеми твоими недостатками и всем прочим.
– Стой. Разве ты можешь со мной разговаривать? – Арья вдруг нахмурилась, склонив голову набок, изучая меня.
– Ты больше не причастна к делу, так как не оказываешь профессиональные услуги своему отцу, твоего имени нет в списке свидетелей.
– Меня там нет? – Она выгнула бровь.
Я отрицательно покачал головой.
– Он убрал все упоминания о твоей компании со своего сайта через пару дней после того, как я был у тебя в офисе. Думал, ты его попросила.
– Хорошего вечера, мистер Миллер. – Глаза Арьи, обрамленные густыми яркими ресницами, вспыхнули. Очевидно, мои догадки были неверными. Она вскочила с места, опрокинув кофе, темно-коричневая жидкость растеклась по столу и капала на пол. Она подняла чашку трясущимися руками.
После хлопнула дверью кафе и выбежала на улицу. Я схватил свой портфель, направляясь за ней и понимая, как бездумно действовал сейчас. Я буквально молился не попасть в беду. Судья Лопез отстранил бы меня от дела, если бы узнал, что я сделал.
История повторяется.
– Арья, остановись. – Я лавировал в манхэттенской вечерней толпе. Дождь теперь лился на нас обоих, из-за чего ее непослушные волосы опали. Она ускорила шаг. Она убегала. От меня. А я преследовал ее.
Я ускорился.
– Арья! – крикнул я. Я даже не знал, что хотел сказать ей, только знал, что хотел оставить последнее слово за собой. Капли дождя стекали по моему лицу. Она остановилась в нерешительности перед красным светофором. Загнанная в ловушку, Арья повернулась ко мне, ее поза говорила о том, что она готова защищаться, будто в любой момент могла напасть. Ее зеленые глаза ярко пылали.