Как и Джейсу, ему не терпелось подать сигнал, но он понимал, что торопиться нельзя.
«Пока что еще слишком рано».
Принц снова оглянулся на скалы.
Все внимание Джейса также было приковано к ступеням. Канте вспомнил прощальные слова прислужника, обращенные с мольбой к Никс. «Ты должна вернуться».
Тут принц был полностью с ним согласен. Ему было больно смотреть, как девушка поднимается по каменным ступеням, – так больно, что он даже не мог себе в этом признаться. В последнее время ему постоянно приходилось напоминать себе, что Никс может приходиться ему единокровной сестрой. И тем не менее он не мог полностью погасить определенное чувство, разгорающееся у него в груди, сколько бы холодной воды ни выливал на него.
Канте оглянулся на Джейса, вспоминая, как недооценивал прислужника, считая его малодушным и мягкотелым. Но сейчас, смотря на парня, устремившего взгляд вверх, принц видел всю глубину его сердца. Лицо Джейса светилось храбростью и мужеством.
Принц отвернулся.
«Если бы я был таким же отважным…»
Никс прищурилась на ярком солнечном свете. Когда маленький отряд поднялся выше пелены сырого тумана на ступени, раскаленные жаром Отца Сверху, девушке пришлось прикрыть глаза ладонью.
Камень под ногами стал горячим и сухим, в воздухе запахло дымом и огнем. Взглянув влево, Никс увидела черное пятно на белом море облаков. Пятно кружилось вокруг столба дыма, поднимающегося высоко в небо.
Девушка вынуждена была отвернуться. Поднимаясь вверх, она изучала скалу. В темном камне виднелись серые прожилки, утыканные обломками ракушек, обозначающие дно древнего моря. Образы этой самой стены мелькнули перед Никс, когда Шан пела свою песнь при первой встрече. Протянув руку, девушка потрогала ракушки, гадая, не из таких ли сделано украшение посоха старейшины, изображающее сменяющие друг друга лики луны.
Никс поспешно отдернула руку, вспомнив, зачем они сейчас поднимались на Саваны.
«Павшая луна…»
Девушка подняла взгляд на Шан, которая поднималась первой, опираясь на одного из проводников. Следом за ней двигались три туземки, затем Шийя, а по пятам за ней Райф.
Никс отстала на несколько шагов, все еще не зная, как относиться к идущей впереди загадке. Как только бронзовая женщина оказалась на солнце, ее сияние потеплело до более ярких оттенков золота и меди. Шийя по-прежнему хромала, подволакивая изувеченную ногу, но теперь ее движения стали более уверенными. С каждым шагом она подпитывалась свежими силами. Казалось, ее твердая оболочка расплавилась в лучах солнца, превратившись во что-то мягкое и пластичное. Ее волосы распались на отдельные пряди, шевелившиеся в легких дуновениях ветерка.
Напряженные плечи Райфа также расслабились, словно он настроился на какую-то мелодию, слышную ему одному, которая убедила его в выздоровлении Шийи.
– Она просто прелестна, правда? – негромко заметил идущий следом за Никс Фрелль. Алхимик замыкал шествие, если не считать Аамона, трусившего позади всех. – Неудивительно, что Ифлелен Врит так упорно охотится за ней.
Никс оглянулась на боевой корабль, кружащий вокруг огненного вихря. Похоже, это был тот самый корабль, который пролил огонь и смерть на центр Торжища. Девушка не сомневалась в том, что проклятый Исповедник находится на его борту.
Она отвернулась, испугавшись, что ее взгляд может привлечь внимание корабля.
Никс поспешила следом за Райфом. Ни в коем случае нельзя было задерживаться на каменных ступенях дольше необходимого, особенно с бронзовым изваянием, ярко сияющим в лучах солнца. Похоже, понимая это, Шан ускорила шаг.
Никс то и дело с опаской озиралась на громадный корабль, однако тот продолжал медленно кружить вокруг черного пятна, не проявляя никакого желания направиться к скалам Далаледы. Наконец маленький отряд добрался до входа в медный тоннель, такого же разорванного и изуродованного, как и вторая половина, оставшаяся внизу. Все поспешили покинуть солнечный свет, укрывшись в спасительной темноте внутри.
Внезапный мрак ослепил всех, но тем не менее проводник-туземец не снимал колпак со своего светильника до тех пор, пока они не углубились в тоннель. Только тогда Никс заметила, что медный пол больше не светится под ступнями Шийи.
Фрелль также обратил на это внимание.
– Должно быть, эта часть тоннеля лишена той энергии, которой была наполнена другая половина. Быть может, та часть по-прежнему подпитывается силами корней Старого ствола, вытягивая их из щедрого дерева. Но эта половина, давным-давно отрубленная от живительного источника, остается инертной, как и полагается бездушному металлу.
Никс склонна была верить алхимику, однако это поднимало тревожный вопрос. А что, если здесь все такое же мертвое и безжизненное?
«Быть может, все наши усилия были тщетны».
И тем не менее выбора не было: нужно было продолжать путь. Никс цеплялась за единственную надежду, за единственное указание на то, что наверху Саванов по-прежнему что-то есть.
– Петрин-тол, – шепотом обратилась она к Фреллю. – Кефра’кай отправляют сюда своих юношей и девушек, чтобы испытать их. Как вы думаете, почему?
– Я читал разные ученые труды на этот счет, но после предостережения Шан я начинаю думать, что все они неверны.
Никс оглянулась на алхимика, однако его лицо было в тени, которую отбрасывала она сама.
– Что вы хотите сказать?
– Петрин-тол означает «слушающее сердце». Шан предупредила, что только те, кто обладает даром обуздывающего пения, могут безопасно пересечь Саваны. Вот я и подумал, не может ли «слушающее сердце» быть ссылкой на обуздывающее пение. Если так, это позволяет предположить, что этот дар очень древний и корни его нужно искать в крови племен, живущих здесь.
Никс прижала ладонь к груди. Петрин-тол. Она вспомнила, что` чувствовала, когда пела, и подумала, что «слушающее сердце» как нельзя лучше подходит к этому.
– Этот обряд, – продолжал Фрелль, – каждый кефра’кай должен его пройти, чтобы быть принятым в племя. Я вот подумал: быть может, этот обычай поддерживает обуздывающее пение у них в крови. Слабые и те, кто лишен этого дара, не возвращаются отсюда. Лишь те, кто обладает сильным даром, возвращаются назад и привносят свое семя в племя.
Никс вздрогнула. Такое объяснение показалось ей неоправданно жестоким.
– Возможно, – продолжал развивать свою мысль алхимик, – племя использует Саваны как оселок, на котором оттачиваются способности его членов.
Никс отняла руку от груди.
– Однако я не имею никакого отношения к кефра’кай.
«По крайней мере, я об этом не знаю», – мысленно поправилась она.
Девушка оглянулась на Аамона. А что, если связь Грейлина с двумя варграми указывает на какой-то прирожденный дар? Когда Никс пела его братьям, от него самого она ничего не ощутила. Но, опять же, во Фрелле она также не находила никакого родства. И Грейлин, возможно, ей не отец. «Но что насчет моей матери?» Неужели то, что она была лишенной языка наложницей, привело к тому, что дар навеки умолк?
Никс покачала головой, не в силах распутать этот клубок.
Фрелль сделал еще одно предположение, относящееся только к ней.
– Быть может, ты в детстве, проведенном среди летучих мышей, омытая их криками, вскормленная их молоком, впитала в себя этот дар. Быть может, ты что-то новое, совершенно другое, однако ты связана с древней обуздывающей песней племени.
– Йар’рен… – пробормотала Никс, вспоминая слова Шан, сказанные, когда девушку осматривали туземки.
– По-кефрански это «летучая мышь», – шагнул к ней алхимик.
– Шан утверждает, что давным-давно к летучим мышам прикоснулись древние боги, – кивнула Никс. – Она говорила, что в ее племени никто никогда не мог петь летучим мышам.
– Но ты можешь.
Девушка вспомнила кружащегося в воздухе Баашалийю, свистящего ей. Вновь ощутила тепло его тельца, прижимавшегося к ней в волокуше. На ее взгляд, ее маленький брат был слишком хрупким сосудом для древних богов.
Никс взглянула на Шийю. В свете лампы бронзовая женщина светилась подобно факелу. Это ожившее изваяние также было каким-то образом связано с древними богами.
«В это я могу поверить».
Устав строить догадки, путники умолкли. Вскоре впереди показался свет, гораздо раньше, чем ожидала Никс. Похоже, тоннель имел в длину не более восьмой части лиги.
Где-то далеко послышались приглушенные крики, а также звуки, напоминающие стук капель дождя по листьям. Все поспешили вперед к тусклому солнечному свету. Выход на поверхность был мятый и рваный. Девушка представила себе, как тоннель вырвали из земли подобно медному корню сорняка.
Выбравшись наружу, Никс увидела темные джунгли, затянутые еще более плотным туманом, чем тот, что в Приоблачье. На всех листьях и колючках висели капли воды. Воздух был таким богатым и питательным, что Никс испугалась, как бы не дали всходов ее в легкие.
В глубине джунглей жизнь гудела, жужжала и мрачно пела. Кто-то кричал далеко в чаще, словно предостерегая незваных гостей, однако в этом не было необходимости.
Никс отступила назад.
Впереди лес был усыпан костями. Повсюду валялись расколотые черепа, выбеленные кости конечностей перепутались. Из ребер получились клетки, в которых квакали жирные лягушки, влажными глазами взирая на людей. Внизу простирался сплошной ковер темно-изумрудного мха, словно джунгли пытались проглотить то, что уже успели переварить.
Опустив морду, Аамон ощетинился, прижимаясь к девушке.
Та все поняла.
«Никому не дозволено приходить сюда».
Глава 51
Канте сидел на плоском камне, разложив на нем стрелы с аккуратно привязанными мешочками, наполненными алхимическим порошком. Он приготовил шесть стрел, чтобы при необходимости выпустить три пары. Принц собирался пускать по две стрелы каждый колокол.
После того как он закончил работу, тревога стала решительно нарастать с каждым вдохом.
«Еще чуточку…»