Нахмурившись, Грейлин вернулся к иллюзии на водной глади. Того благородного рыцаря давно нет в живых. И человек, скрывавшийся за этим статусом, также умер для всех. В каком-то смысле он действительно умер в лесу десятилетие назад. Охотник, вернувшийся с двумя визжащими щенками-варграми, был уже не тем человеком, что вошел в темную чащу.
Аамон и Кальдер сидели на задних лапах, глядя на него. Аамон помахал хвостом, а Кальдер просто прищурился. Грейлин посмотрел братьям в глаза. Во взглядах варгров была не столько любовь, сколько приятие. Грейлин понимал, что это не комнатные собачки. Несмотря на то что Аамон и Кальдер выполняли его команды и выучили не меньше сотни жестов рукой, они оставались дикими зверями, готовыми растерзать его, если только переменится ветер. Грейлин принимал это как часть заключенного между ними соглашения и не желал ничего другого.
«Пусть вы всегда будете строги со мной, братья мои!»
И тем не менее Грейлин был признателен варграм за их общество и внимание. Трудно было жалеть себя, имея таких преданных товарищей.
– По крайней мере, хоть кто-то находит во мне что-то хорошее, – пробормотал он, натягивая одежду. – Даже если речь идет только о том, чтобы насытить утробу.
Грейлин продолжил путь, следуя вдоль ручья, по которому вытекала вода из горного озера. Ручей петлял среди поросших кустарником пологих холмов. Заросли вокруг постепенно становились зеленее, на смену темной хвое приходили дубы, рябины и клены. По берегам ручья появились раскидистые ивы. Вдоль них сплошной стеной тянулся густой можжевельник. Ледяной туман в воздухе растаял, превратившись в обыкновенную дымку. Даже несмотря на то что день близился к концу, когда Грейлин со своими спутниками поднялся на последний холм перед домом, стало заметно светлее.
Домик, который он срубил из бревен, стоял на склоне следующего холма. Это место Грейлин выбрал потому, что оно было чем-то средним между зелеными лесами, простирающимися до самого моря, и сумеречными чащами на западе. К тому же оно было настолько отдаленным, что посторонние здесь почти не появлялись. И уж точно никто никогда не навещал Грейлина.
Остановившись у подножья холма, Грейлин посмотрел на свой дом. Из торчащей над крышей из дерна трубы поднималась тонкая струйка дыма, обещавшая домашний уют и горячую трапезу.
И тем не менее Грейлина прошиб холодный озноб.
Когда сегодня утром он уходил из дома, огонь в очаге не горел.
Глава 27
Держась за деревьями, Грейлин прокрался вдоль опушки к своему хозяйству. Он внимательно осмотрел огород, где на грядках росли зеленый салат и пурпурные тыквы, на ветках зрели кроваво-красные яблоки, а в углу торчали жесткие стебли кукурузы. Затем Грейлин изучил коптильню, стоящую справа от его однокомнатного домика, и маленький сарай, где он держал одного пони и повозку, чтобы ездить в расположенный на берегу моря городок Савик.
Грейлин никого не заметил, однако из трубы по-прежнему вилась струйка дыма.
Он подал сигнал своим братьям, настороженно застывшим по обе стороны от него. Тихо помычав, чтобы привлечь их внимание, он затем сложил ладони, после чего широко развел руки, а потом снова сложил ладони вместе. Эту команду варгры знали очень хорошо: «обойти вокруг и стеречь».
Пара разделилась. Звери разошлись в противоположные стороны, держась под сенью деревьев. Их нюх был гораздо острее обоняния Грейлина. Если где-то здесь затаились чужаки, скоро они пожалеют о своем незваном визите.
Убедившись в том, что со спины он надежно прикрыт, Грейлин, низко пригнувшись, подбежал к сараю и заглянул внутрь. Он увидел свою низкорослую аглероларпокскую лошадку, мирно дремлющую в стойле, но у ворот была привязана еще одна лошадь. Она возбужденно топталась на месте, вероятно, почуяв появление варгров.
Грейлин осторожно приблизился к коптильне и приоткрыл дверь, однако, если не считать кусков солонины, там было пусто. К этому времени Грейлин испытывал уже не столько беспокойство, сколько раздражение. Подойдя к избушке, он заглянул в окно. На стуле перед камином сидела одинокая фигура, укутанная в плащ, озаренная отсветами пламени. Незнакомец уронил подбородок на грудь, словно задремал, однако струйка дыма, вьющаяся от раскуренной трубки, говорила об обратном. Не оборачиваясь, незнакомец поднял руку и махнул в сторону окна, несомненно, приглашая хозяина в его же собственный дом.
Не заметив внутри больше никого, Грейлин выругался вслух и подошел к двери. Держа руку на рукоятке кинжала, он вошел внутрь. Его возвращение домой встретил запах дыма от поленьев и тлеющего горьколиста. Обстановка была очень простая: массивный дубовый стол у полок с сушеными травами и кореньями. Кровать с матрасом, набитым гусиным пухом, застеленная меховыми шкурами, была единственным предметом роскоши. На крюках на почерневших от копоти стенах висели тусклые масляные светильники.
Сидящий на стуле незваный гость потянулся, словно ленивый кот, пробудившийся от дремы. Это был мужчина крепкого телосложения с небольшим брюшком от обильного употребления пива. Его длинные седые волосы были заплетены в косички, а на щеках и подбородке за несколько дней отросла такая же седая щетина. Под плащом из плотной материи на нем были мешковатые штаны и грязная туника, зашнурованная до горла. Он разулся и поставил сапоги к огню. В шерстяных чулках красовались дыры на носках и пятках.
– Вижу, Саймон, ты устроился здесь, как у себя дома.
В глазах гостя вспыхнули веселые искорки.
– Разве могло быть иначе? Ты ждешь, чтобы я отмораживал себе яйца на улице, дожидаясь тебя?
– Зачем ты пожаловал?
– Как щенки? – спросил Саймон, выглядывая в окно.
– Я с превеликим удовольствием предоставлю им возможность поприветствовать тебя, если ты не ответишь на мой вопрос.
Саймон сделал глубокую затяжку, отчего тлеющий горьколист вспыхнул ярче.
– Все в порядке, беспокоить мальчиков незачем, – поднял руку он, останавливая Грейлина. – Я так понимаю, у них все прекрасно.
– Что все это значит? Почему ты здесь?
Саймон жестом предложил Грейлину придвинуть к очагу табурет от стола, словно он был здесь хозяин. Грейлин так и не потрудился обзавестись вторым стулом, поскольку терпеть не мог посторонних и никого не приглашал в гости. Ему полностью хватало общества Аамона и Кальдера.
Тем не менее он пододвинул табурет к очагу, не в силах устоять перед любопытством. Саймон хи Раллс был его торговый партнер в Савике, помогал ему доставать то, что требовалось для жизни здесь, в глуши, – что делало его самым близким другом, какого Грейлин только мог себе позволить. Саймон был одним из немногих, кто знал, кто он такой на самом деле, что Грейлин старательно скрывал, регулярно меняя вымышленные имена.
Впрочем, с Саймоном подобный обман все равно не прошел бы. В то время как Грейлин промышлял пушниной и вяленым мясом, Саймон торговал тайнами и слухами. К тому же они знали друг друга уже больше двух десятилетий, познакомившись еще до того, как Грейлин перебрался сюда. Саймон был алхимиком в Тайнохолме, и их пути частенько пересекались, по большей части в трактирах. Но Саймона уже давно лишили мантии и выгнали из школы за то, что он предпочитал вино и напитки покрепче книгам и учебе.
«По крайней мере, так все говорили».
Что касается Саймона, в его прошлом было много неясного. Грейлин подозревал, что это совсем не простой человек. Даже изрядно выпив, Саймон никогда не казался пьяным. Напротив, под его показным весельем проглядывал блеск твердой стали, а за пустой с виду болтовней скрывалось сосредоточенное внимание.
И тем не менее этот человек на протяжении стольких лет хранил тайну Грейлина, и за это тот терпел бывшего алхимика. И все же у его терпения были пределы.
Поставив табурет у очага, Грейлин сел.
– Объяснись!
Сунув руку за пазуху плотного плаща, Саймон достал свиток пергамента, скрепленный восковой печатью. Он протянул его Грейлину, однако тот лишь скрестил руки на груди. Грейлин узнал послание, доставленное почтовой вороной, и у него не возникло желания ознакомиться с тем, что было в нем. В настоящее время его мир ограничивался этим домом, лесами и двумя преданными братьями. Больше ему ничего не требовалось, больше он ничего не хотел.
Какое-то время Саймон молча изучал его, затем повернул свиток так, чтобы красная восковая печать оказалась обращена к Грейлину.
– Это послание скреплено печатью Обители.
У Грейлина защемило сердце.
– Из Мирра, – добавил Саймон.
– Я знаю, где находится Обитель, – угрюмо произнес Грейлин. – Какое отношение это имеет ко мне?
Откинувшись назад, Саймон покрутил свиток в руках.
– Почтовая ворона прилетела день назад, – сказал он. – Свиток был прислан мне – но он предназначается для тебя.
– Если так, это означает, что ты не сдержал свое слово. Чтобы кто-либо узнал, что я еще жив и что ты сможешь со мной связаться, ты должен был раскрыть то, что поклялся хранить в тайне.
– Нарушить клятву, данную клятвопреступнику, – пожал плечами Саймон. – Едва ли ты можешь поставить мне это в вину.
Вскочив на ноги, Грейлин стиснул кулаки.
– Успокойся! – вздохнул Саймон. – Есть те, кто должен знать правду и кому можно доверять.
– Ты имеешь в виду себя?
– Я имею в виду настоятельницу Обители.
Грейлин знал эту женщину и уважал ее. Он медленно опустился на табурет.
– Ты не дурак, Грейлин. И не наивный слюнтяй. Очевидно, ты должен понимать, что некоторые вещи пересиливают даже клятву. В прошлом ты сам наглядно продемонстрировал это. Разве любовь не заставила тебя нарушить обет?
Грейлин поймал себя на том, что у него вспыхнуло лицо – не от стыда, а от разгорающегося гнева.
– Ты полагаешь, что мне нужно напоминать о…
Саймон остановил его, подняв руку.
– Предлагаю честную сделку.
Озадаченный его словами, Грейлин умолк, затем выпалил:
– Что ты хочешь сказать?
– Поскольку я выдал твою тайну, взамен раскрою тебе одну из своих.