«Что ему известно?»
Но сейчас было не время задавать этот вопрос.
Ллиру интересовало кое-что поважнее.
– Ты уверен, что доберешься туда? – угрожающе склонилась над рулевым она.
Райф снова посмотрел вперед. Шлюпка летела пугающе низко, задевая килем за облака, словно корабль, плывущий в молочно-белом море.
– Не суетись! Я ищу сильный ветер над самыми макушками деревьев, – объяснил рулевой. – Мне необходима любая помощь, какой я только могу заручиться.
И действительно, казалось, судно немного ускорилось.
И все же Райф крепко ухватился за кожаную петлю, ожидая в любой момент услышать скрежет по килю веток, пытающихся схватить ускользающую шлюпку.
– Держитесь! – предупредил рулевой.
«А я, по-твоему, чем занимаюсь?»
Внезапно судно резко взмыло вверх, уносимое ветром из облаков. Через несколько мгновений оно уже достигло северной прорехи в белом море облаков и оказалось высоко над изумрудно-зелеными водами Эйтура, озера, которое, по слухам, было ядовитым. Не самое лучшее место для падения.
Однако Райфа тревожило не это.
Он увидел на южном берегу озера отсветы фонарей, обозначающих окутанный туманом город Торжище. Похоже, спасательное судно должно было пролететь за него. Райф уже начал беспокоиться насчет траектории шлюпки, как вдруг рулевой резко крутанул штурвал. Оказавшись над противоположным берегом Эйтура, шлюпка заложила крутой поворот, скользнув килем над облаками. Сделав полный оборот, судно нацелилось носом туда, откуда прилетело.
Райф понял, что не было никаких оснований сомневаться в мастерстве рулевого.
Воспользовавшись тем, что встречный ветер теперь замедлял полет, рулевой направил судно к спрятавшемуся среди чащи Торжищу.
– Отлично сработано! – прошептал Райф, хлопнув рулевого по плечу.
Тот с гордостью улыбнулся.
Однако не все были в восторге от его таланта.
Райф услышал за спиной негромкий стон. Обернувшись, он увидел, что Шийя смотрит в сторону кормы, теперь повернутой на восток. На лице у нее застыла маска боли. Шлюпка снижалась, продолжая скользить на запад. Бронзовая женщина сделала шаг в противоположном направлении, затем другой.
– Нет!.. – окликнул ее Райф.
Шийя не обращала на него внимания, влекомая какой-то неведомой силой.
Отпустив кожаную петлю, Райф бросился следом за ней.
Но было уже слишком поздно.
Даже не посмотрев вниз, бронзовое изваяние шагнуло прямиком в люк. Выбежав на корму, Райф успел увидеть, как Шийя летит вниз, кувыркаясь, и скрывается в облаках.
Ошеломленный, лишившийся дара речи, он обернулся к остальным.
Губы Ллиры сжались в тонкую полоску лютой ярости. Она выхватила меч, готовая обрушить отмщение, по-видимому, убежденная в том, что это какая-то уловка.
– Мы должны ее найти… – робко пробормотал Райф.
Шагнув к Пратику, Ллира приставила острие меча к его спине. Остановили ее только следующие слова чааена:
– Я знаю, куда направилась Шийя.
Часть одиннадцатаяСкорбные песни
Прольем же слезы,
дабы земля посолонела от нашего горя.
Испустим же плач,
дабы Отец Сверху услышал наши печали.
Вырвем же волосы, дабы боль наша дошла
до окутанного саваном Модрона.
И Матерь Снизу заберет все, что нам дорого,
В Свои жаркие объятия, сохранив навечно.
Глава 35
Путники остановились на привал посреди туманного леса. Никс бережно положила безжизненное тело Баашалийи на тонкое одеяло.
«Мой маленький брат…»
Опустившись на колени на толстый полог опавшей листвы, девушка раздвинула шерсть, открывая крохотную сморщенную мордочку, изящные ноздри, мягкие тонкие ушки. Она несла на руках умирающую летучую мышь полтора дня. Баашалийя казался таким легким, будто кости его были пустотелые или же осенены какой-то магикой, превратившей их в воздух.
«А может быть, жизнь уже покинула его, оставив после себя лишь эту невесомую оболочку».
Склонившись ниже, Никс заметила едва заметное трепетание тонких, словно лепестки цветка, ноздрей. Баашалийя был еще жив, что разбило девушке сердце и в то же время раздуло уголек надежды. Подняв голову, она поймала на себе озабоченный взгляд Фрелля. Алхимик сделал все возможное. Он осторожно выдернул ядовитые шипы из тонкой шеи летучей мыши и вырвал зазубренное жало из-под крыла. Затем алхимик смазал раны бальзамом из лечебных трав, однако чуда он не обещал. «Будем надеяться на то, что у миррских летучих мышей есть какая-то естественная защита от яда визглявок», – сказал Фрелль.
Джейс опустился на корточки рядом с Никс. В его убитом горем лице отражалось как в зеркале все то, что она чувствовала.
– Есть какие-нибудь признаки того, что он идет на поправку?
– Никаких… – покачав головой, простонала девушка.
Канте стоял в некотором отдалении, сжимая в руке лук. Он изготовил несколько примитивных стрел из заостренных веток, использовав в качестве оперения листья и подобранные с земли перья. Этому искусству он научился у своего наставника, бывшего зверобоем как раз в этих густых лесах.
Даже Джейс смастерил копье из длинной прочной палки. Сейчас оно лежало рядом с ним. Пока что путники не встречали никаких серьезных опасностей в этих туманных лесах, где, по слухам, обитали пантеры и облачные тайгры. В первую ночь они развели костер, чтобы защититься от хищников. И тем не менее грозное рычание и вой предупреждали о том, что враги где-то поблизости. Впрочем, единственным крупным животным, которого они встретили, был кабан с витыми клыками, выбежавший на тропинку перед ними. Но кабан убежал, услышав крик Джейса – в котором было больше страха, чем угрозы.
Канте предложил не слишком приятное объяснение тому, что эта часть перехода пока что совершалась без опасных встреч. «Быть может, звери знают, что нужно держаться подальше от этого уголка Приоблачья, опасаясь того, что осталось у нас позади». При этом он многозначительно посмотрел на несчастного Баашалийю у Никс на руках.
Та сглотнула комок горя, и осталось одно отчаяние.
К ней подошел Фрелль. Девушка закрыла глаза, предвидя то, что он собирается сказать. Она крепче прижала к груди Баашалийю.
– Никс… – Алхимик опустился на корточки рядом с ней. – Со времени нападения на него прошло уже почти двое суток. К этому моменту отложенные в его теле личинки должны вылупиться. Нужно понимать, что вызванный действием яда сон не спасет его от мучительной смерти.
Никс также это понимала. Сегодня утром Фрелль ущипнул тонкую кожицу между телом Баашалийи и крылом. Летучая мышь не шелохнулась, однако дыхание ее участилось, словно она ощутила это прикосновение.
– То, что последует дальше, будет просто невыносимо болезненным, – предупредил алхимик. – Нет милосердия в том, чтобы поддерживать жизнь твоего брата, если мы не можем ему помочь.
– Понимаю… – прошептала девушка.
Как бы ни хотелось ей опровергнуть слова Фрелля, она подозревала, что и так уже ждала слишком долго. Она никому не сказала, однако дыхание Баашалийи стало сдавленным, словно худшее уже началось.
Никс перевела взгляд на голову своего брата, размером не больше ее кулака. Она явственно представила себе, как эти самые глаза, теперь остекленевшие, смотрели на нее из уютного тепла любящих крыльев. Она и так уже потеряла слишком много. Ее приемного отца нет в живых, старшие братья пропали. Даже расставание с Ворчуном оставило у нее в сердце кровоточащую рану, которая никак не заживала.
«И теперь вот это…»
Девушка боялась, что не переживет.
Шагнув к ней, Канте достал из ножен на поясе кинжал.
– Позволь избавить тебя от тяжкого бремени.
Сквозь отчаяние прорвался гнев.
– Он не бремя! – резко произнесла Никс. – Никакое не бремя!
Она содрогнулась, всхлипнув, и тотчас же пожалела о своих словах, сознавая, что принц лишь хотел проявить доброту. Но у нее не было сил просить прощения. Ей потребовалось собрать остатки сил, чтобы протянуть руку к Канте.
– Я сделаю это сама.
Принц колебался. У Никс затряслась рука. Она смотрела на Канте, но взор ее застилали слезы. Кивнув, принц вложил кинжал ей в руку. Девушка крепко обвила рукоятку пальцами, приковывая свою волю к острой стали.
– Я… я бы хотела сделать это одна… – прошептала она.
Остальные не стали возражать и отступили в сторону. Сочувственно прикоснувшись к плечу Никс, Джейс удалился последним.
Собравшись с духом, девушка бережно опустила одеяло на полог опавшей листвы. Она откинула края, открывая сложенные крылья, обнимающие крохотное тельце. Баашалийя откинул голову назад, подставляя свое горло, словно прося Никс о помощи.
Горячие слезы упали на густую шерсть на груди ее маленького брата.
Девушка стиснула кинжал, не уверенная в том, что действительно сможет это сделать. Но у нее перед глазами появился образ карликового оленя, сотрясающегося в страшных судорогах. Она вспомнила свои собственные слова, произнесенные в то мгновение, когда филасозавры подверглись нападению: «Ни одно живое существо не заслуживает такой ужасной участи…»
Никс бережно погладила пальцем бархатистую шерстку на шее у Баашалийи.
«Особенно ты…»
Она вспомнила, как довольно урчал от ее ласковых прикосновений ее маленький брат, когда они лежали рядом в волокуше. Девушка приставила лезвие кинжала к горлу летучей мыши – и заколебалась. Ей вспомнилось, как Фрелль ущипнул ее брата за крыло.
«Ты по-прежнему чувствуешь боль, значит, ты почувствуешь то, что я собираюсь сделать».
У Никс задрожала рука. Она понимала, что быстрый укол лучше мучительной агонии, но ей не хотелось причинять Баашалийи даже это. Сколько раз спасал ее маленький брат – может быть, многократно больше, чем было ей известно.
Девушка опустила голову. У нее затряслись плечи. Она ощутила подступающие к глазам слезы. Из горла у нее вырвался тихий стон. Сорвавшись с ее уст, этот стон превратился в тихую песнь скорби. Никс не пыталась ее сдержать. Она пела своему брату, смутно вспоминая, как делала то же самое во сне, когда они с ним лежали, прильнув друг к другу.