По иронии судьбы освободился он в 1941 году и сразу оказался на окопных работах под Вязьмой. Там после вяземского разгрома советских войск попал в плен к немцам, сумел бежать, прошел около тысячи километров по немецким тылам и пробрался под осажденный Ленинград. Там же, в захваченном немцами пригороде, нашел свою жену.
Затем судьба снова сыграла злую шутку, а может, преподнесла подарок – трудно однозначно судить с позиции сегодняшнего дня. В 1943 году оккупационные власти отправили Ульяновых, как «остарбайтеров», на работы в Германию. В лагере под Мюнхеном он стал сварщиком.
После войны они, справедливо не надеясь на милость советских властей, благополучно эмигрировали в Марокко. В городе Касабланка он устроился на работу сварщиком и снова стал публиковать статьи по русской истории и литературе. В 1953 году Ульяновы переехали в Канаду, затем в США, где Николай Иванович долгие годы преподавал в Йельском университете.
Из-под пера талантливого писателя, начиная с пятидесятых годов и до самой смерти в 1985 году, вышло одиннадцать книг и множество статей в научных сборниках. К сожалению, с содержанием этих книг нам навряд ли когда-либо удастся познакомиться. По свидетельству тех, кто его знал, Николай Иванович был глубоким и тонким мыслителем, безупречным стилистом. Указанная работа по истории коми-зырян, несмотря на свою тенденциозность, написана прекрасным языком и богата интересным историческим материалом.[12]
В конце войны (1944 год) в Коми-Пермяцком округе бывшей Молотовской области работала комплексная экспедиция Института географии АН СССР по изучению природных и климатических условий округа, его этногеографии. Среди ее участников был научный сотрудник, кандидат наук Николай Иванович Шишкин. Итогом его работы стал отчет об историческом пути развития коми-пермяцкого народа, вызвавший у института значительный научный интерес, и было принято решение об издании его отдельной книгой.
Молодой ученый подверг резкой критике работу Н. И. Ульянова. Отметив детальный анализ источников о Биармии и то, что его книга послужила в свое время хорошим оружием против националистических теорий в научной среде, Шишкин в то же время посетовал на автора, умудрившегося «выкинуть вместе с критикой самую Биармию» из истории народов Севера и не сумевшего «объяснить биармийский вопрос». Ульянов действительно очень путано заявил: «Если Биармия существовала, то это не была область коми; если же область коми была Биармия, то это не была Биармия в обычном о ней представлении».
Сам же Н. И. Шишкин, считая, что Пермь – это Биармия, уверенно утверждал: «Пермь, или Биармия, была известна далеко за пределами Восточной Европы, и описания быта жителей ее в скандинавских сагах не представляют ничего удивительного». Парадоксально, но интересную работу Н. И. Шишкина постигла такая же участь, как и у предыдущего автора. После смерти Сталина книга ученого да и сам Шишкин подверглись жесточайшей критике со стороны «прогрессивно» думающего научного сообщества, даже теми учеными (как, например, Н. П. Чебоксаров), которые раньше его поддерживали и давали положительную рецензию на его книгу о коми-зырянах.
В 1928 году в Петербурге вышли «Очерки по истории колонизации Севера», написанные двумя авторитетными историками, академиком Сергеем Федоровичем Платоновым (1860–1933) и профессором Александром Игнатьевичем Андреевым (1887–1959).
С. Ф. Платонов сейчас вновь стал популярным историком, известным по своим недавно изданным «Лекциям по русской истории». В советские времена он на долгие годы был предан забвению, т. к. этот умнейший человек, интеллигент, председатель знаменитой Археографической комиссии, будучи уже академиком вначале Российской АН (1920) и позже АН СССР (1925), попал в 30-е годы в страшную мясорубку сталинских репрессий. А. И. Андрееву повезло больше, он дожил до преклонных лет, написал много научных трудов по истории Русского Севера, исторической географии, истории русской науки.
Так вот эти два уважаемых ученых в своих «Очерках» представили подробную и очень любопытную картину заселения Севера. Описывая плавание Оттара в Биармию и считая его за «наиболее достоверное сведение о русских на Севере», без всякого сомнения полагали, что норвежский мореплаватель дошел до устья Северной Двины, где обнаружил многочисленный народ, занимавшийся судоходством, ловлей морских зверей и земледелием:
«По сказаниям исландцев начала XI века, на берегах Двины стоял уже большой торговый город, куда летомприезжали на ярмарку купцы из Скандинавии; недалеко от города было богатое кладбище, посреди которого стоял истукан бога Иомалы, украшенный золотом и драгоценными камнями; одежда бога представляла своею ценою груз трех самых богатейших кораблей. <…> До начала XIII века (1222 г.) норвежцы продолжали ходить на своих кораблях к берегам Двины. Если справедливо крайнее мнение, что саги скандинавских скальдов дают только поэтизированную идею факта, то несомненно во всяком случае, что задолго до так называемого образования Русского государства Биармия была известна скандинавам, как страна богатая и торговая, с которой они, западные европейцы, торговали не только непосредственно, но и транзитом с камскими болгарами, и чрез них с Востоком, как о том свидетельствуют местные находки англо-саксонских и немецких монет X–XI столетия и сасанидских V и VI вв.».
Самое важное, содержание очерка позволяет сделать заключение, что отечественные историки размещали Биармию не на Кольском полуострове, а в низовьях Северной Двины.
Итак, если подвести некоторый итог представленных суждений, то они позволяют сделать вывод, что Биармия и Пермь – это действительно две различные, соседние страны и что некоторые случайные созвучия в их названиях ни в коем случае не доказывают их тождества. Огромную роль в сближении Перми и Биармии сыграло фонетическое сходство топонимов, и как следствие, похожесть их производных – этнонимов.
По справедливому замечанию современного пермского ученого В. В. Абашева, независимо от научного (подчеркнуто им. – Авт.) решения этого вопроса, историко-культурная традиция приурочила Биармию к Прикамью, и представление о биармийском прошлом Перми прочно укоренилось в культурном сознании людей. Ученый поведал и о причинах привлекательности этой идеи, существующей до настоящего времени. Идея отождествления Биармии и Перми льстила национальному самосознанию, т. к. в этом случае корни Великой Перми, о которой впервые упоминается в русских летописях только в XIV веке, уходили еще в дорюриковскую эпоху, и в таком случае она как бы являлась преемницей древнего северного царства, воспетого скандинавскими составителями саг. Действительно, было приятно приобщиться к некогда процветающей древней стране, через которую проходил торговый путь, соединявший в незапамятные времена Индийский океан с Ледовитым, а народы северной Европы с народами Востока, к этой таинственной стране, впоследствии почти бесследно исчезнувшей. Поэтому всегда, когда заводили речь о Перми, вспоминали о Биармии. И это происходит по сей день.
К сожалению, почему-то здравые мысли пермских исследователей В. Н. Берха, И. Н. Смирнова, А. П. Иванова, других историков, особенно авторитетного ученого А. Д. Дмитриева, которому-то, по логике, надо было больше всех защищать греющую самосознание идею о причастности родного края к Биармии, так и не были услышаны большинством современных исследователей.
Часть 6Современники о локализации Биармии
Где же размещают Биармию современные ученые? Их мнения, как и много веков назад, также разделяются на два полюса: сторонников и противников Биармии-Перми.
Известная скандинавистка, крупнейший знаток древнескандинавской литературы Елена Александровна Рыдзевская, анализируя текст «Саги о короле Хаконе», безоговорочно определяла Подвинье (или шире: Беломорское побережье) как землю, где обитало «загадочное племя бьармов».
Думаем, по существу рассматриваемого вопроса будет интересно мнение выдающегося чешского археолога-славяноведа и историка Любора Нидерле (1865–1944), автора обширного энциклопедического труда «Славянские древности». Его можно смело отнести к апологетам Биармии – Перми, хотя прямо об этом ученый не заявляет. Представляя древние торговые пути и торговлю славян и русских, Нидерле упомянул Биармию, ее географическое положение: «Рынки Булгарии… служили одновременно главными рынками так называемой Биармии (Biarmaland сканд. саг), земли, известной своей торговлей мехами и дорогими металлами (главным образом серебром) и расположенной на территории, покрытой большой водной сетью, образуемой реками Вычегдой, Печорой, Камой и Вяткой с центром на Каме и ее притоках».
Вся жизнь известного исследователя и путешественника Владимира Юльевича Визе (1886–1954) была связана с Севером, с изучением полярных морей. Ему удалось участвовать в беспримерной экспедиции Г. Я. Седова, которая, как известно, так и не достигла намеченной цели дойти до Северного полюса Земли. Из-под его пера вышло несколько книг об освоении Арктики, в том числе под названием «Моря Советской Арктики», в которой при описании древнейшего периода истории Севера он рассказал о знаменитом плавании Оттара и кратко остановился на походах викингов в Белое море: «История скандинавов упоминает о двух особенно холодных странах: Кариаландии и Биармии (Великая Пермь). Первая якобы лежала от Финского залива до Белого моря. Вторая – Биармия – граничила с Кириаландией и являлась обширной страной. Она простиралась от Северной Двины и Белого моря до реки Печоры и была защищена на севере холодными морями, а на юге – дремучими лесами. Позже границы Биармии еще более расширились и включили в себя нынешнюю Вологодскую, Кировскую, Пермскую области».
Как видно из текста, Визе был сторонником отождествления Биармии и Перми, однако локализовал первую на обширной территории северо-восточной части Европы.