Г.Ч.), от которой все тело, составами и связями будучи соединяемо и скрепляемо, растет возрастом Божиим». «Тело… растет возрастом Божиим» – это уже об истории Церкви. Церковь растет и возрастает в истории. И поэтому, пока была во младенчестве (еще до возраста Христова ей было далеко), тогда и были эти детские способы аскетизма, когда люди надевали на себя цепи и уходили в пустыню, где десятилетиями не ели и не пили и не появлялись среди людей. Но когда Церковь уже выросла (как здесь говорится, она «растет возрастом Божиим»), тогда появились такие святые, как Елизавета Федоровна, как другие подвижники ХХ века, вся жизнь которых отдана людям. Это было уже не упражнение в силах, которые, быть может, пригодятся, а это была именно та жизнь, о которой как о христианской, подлинной говорит апостол. Это абсолютно активная святость. Часто спрашивают: а почему же сегодня нет таких подвижников, как Антоний Великий, какие были в древности? Да по одной простой причине: потому что сегодня есть такие подвижники, как святая Елизавета, как архиепископ Лука, как мать Тереза и другие, вся жизнь которых отдана людям.
Таким образом, σύνδεσμος, наша Церковь, – это соединение всех воедино, единство веры. Церковь растет в полноту возраста Христова. И все эти заповеди, о которых говорит Спаситель, люди могут выполнить только при одном условии: если они вместе. Христианство не есть религия самосовершенствования в одиночку. Христианство есть религия соборная, религия Церкви, когда мы все собраны вместе. Спастись в одиночку невозможно. Спастись люди могут, только если они вместе. Вот для средневекового христианина, казалось бы, ясным было, что одни – благочестивые – должны спастись, а другие – неблагочестивые – должны погибнуть. Но апостол совершенно ясно говорит: спастись можно только тогда, когда мы вместе. Спастись в одиночку нельзя! Это важная весть, дошедшая до нас от апостола, над которой следует напряженно задуматься: чтó есть спасение и возможно ли оно? На самом же деле ясно, что индивидуальное спасение невозможно.
Далее, говоря о том, как люди должны относиться друг к другу, Павел выделяет три блока: отношения между мужьями и женами, отношения между детьми и родителями и отношения между господами и рабами. В Средние века духовенство очень любило обращать внимание паствы своей на слова: «Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти… в простоте сердца, боясь Бога» (Кол 3: 22), – но забывали в это время о том, что только тогда рабы могут повиноваться своим господам, когда и господá услышат, что им дальше говорит апостол: «Господá, оказывайте рабам должное и справедливое, зная, что и вы имеете Господа на небесах» (Кол 4: 1). «А кто неправо поступит, тот получит по своей неправде; у Него нет лицеприятия» (Кол 3: 25). Значит, слова, обращенные к рабам, можно понять только на фоне слов, обращенных к господам: вы – слушайтесь, а вы – будьте людьми. Вы, жены, повинуйтесь мужьям, а вы, мужья, любите жен – значит, только тогда жена в силах выполнить эту заповедь повиновения, когда ее любит муж, но одно без другого не действует! Вы, дети, повинуйтесь своим родителям, но вы, отцы, не раздражайте своих детей, воспитывайте их в учении и наставлении Господнем. Значит, каждая из этих заповедей, адресованная одним, невыполнима без парной заповеди, адресованной другим. Мы об этом забываем.
Конечно, ничего дурного в том, чтó говорит апостол (если читать вот так, как я вам предлагаю, этот текст), в том, что говорит он женам о повиновении, нет, потому что мы из опыта знаем, что, как правило, женщины не очень слушаются своих мужей, а мужья, может быть, слушаются жен. Поэтому Павел не говорит: а вы, мужья, слушайтесь жен. Он этого не говорит, потому что это и так, в общем, имеет место в нормальных семьях. Он говорит: а вы, мужья, любите жен, потому что мужчинам, менее эмоционально открытым, более занятым в общественной деятельности, этого не хватает. Он не говорит господам: вы, господа, повинуйтесь своим рабам. А он говорит господам: как хорошо к вам должны относиться ваши рабы, ваши слуги, так и вы поступайте, так и вы к ним хорошо относитесь. Но никакого повиновения рабов господам не будет, если господа будут к ним относиться плохо. И то же самое – дети: они не будут слушаться своих родителей, если родители не будут детей воспитывать, если родители будут детей раздражать своими нелепыми требованиями. Значит, одно без другого невыполнимо. Все эти шесть заповедей связаны: первая со второй, третья с четвертой, пятая с шестой. Мы об этом забываем. Это очень скверно, это очень плохо.
Таким образом, оказывается, что в Послании к Ефесянам, а равно и в Послании к Колоссянам, как первом варианте его, строится, организуется, намечается внутренняя жизнь Церкви, где в одиночку сделать что-то просто невозможно. Наверное, страшная беда нас, православных христиан, что мы очень плохо это понимаем, что до нас это почему-то не доходит, а если доходит, то каким-то нелепым образом. И когда мы начинаем строить Церковь, то тут начинаешь думать: лучше бы не строили.
Вчера, например, подходит ко мне один молодой человек из нашего прихода, которого я прекрасно знаю, который постоянно бывает на богослужениях, участвует в жизни прихода. Он дает мне какие-то бумаги и говорит, что вот здесь надо расписаться. Размноженная на ксероксе бумага, на которой я должен удостоверить директору его гимназии, что он, этот молодой человек, действительно посещает храм по воскресным и праздничным дням. Значит, как для студентов-вечерников в советские времена требовалась справка с места работы, так теперь требуют справку от священника, что гимназист действительно является прихожанином этого храма и поэтому не посещает богослужения в своем гимназическом храме.
Или, например, одна знакомая, которая была в Высокопетровском монастыре на Литургии, говорит: ее удивило, что на службе было как никогда много народу. Оказывается, вышло распоряжение помощника ректора Православного университета по воспитательной работе, что богослужения по двунадесятым праздникам – обязательные и их должны посещать все студенты, иначе их исключат. И для того, чтобы не быть исключенными из числа студентов, они все пришли на эту службу. Ну разве это не безобразие? Разве это не хулиганство? Как богослужение может быть обязательным? Как участие в Таинстве Евхаристии может быть каким-то законом?
Вы знаете, у Пушкина есть стихи о том, как около Распятия поставили «в ружье и кивере двух грозных часовых». И Александр Сергеевич восклицает: «Или распятие – казенная поклажа?» Зачем они стоят? Зачем приставлены эти часовые? И дальше там написано: «…И, чтоб не потеснить гуляющих господ, / Пускать не велено сюда простой народ?»[9]
Так вот, это на самом деле очень страшное событие, когда студентам вменяется в обязанность посещение богослужения, так же как в царские времена требовали от государственных служащих справочку о говении. Ну, естественно, священники были люди верующие, добрые и давали такую справку, не принимая исповедь у неверующего человека. Точно так же, как многие священники выдавали справку о венчании, не венчая, потому что это же кощунство – венчать неверующих людей. Ну представьте себе священника, который должен венчать неверующую пару. Это какое-то страшное кощунство. И многие батюшки, чтобы не быть такими кощунниками, шли на нарушение царских законов и выдавали справочку о том, что люди повенчаны, а на самом деле никого не венчали.
Дело в том, что Церковь делает Церковью только свобода. Только когда мы свободно собраны вокруг алтаря, свободно собраны вокруг Христа, только тогда мы в Церкви. И, наверное, не было бы этих десятилетий атеизма, если бы Церковь в царской России была свободной, если бы в Церковь не загоняли палками. Если бы не были обязаны все добропорядочные граждане Российской империи быть православными людьми, тогда бы, наверное, не отшатнулся так радостно народ от Церкви, как он это сделал после революции. То есть, можно понять, почему люди ушли из Церкви сразу после революции: потому что их туда загоняли насильно. Потому что, скажем, многие евреи, пассивно исповедовавшие иудаизм, крестились в царские времена только для одного: чтобы на них перестали распространяться дискриминационные законы. Потому что, пока он не крестился, его на государственную службу не брали, ему нельзя было жить в Москве, в Петербурге и других больших городах. А как только он приносил справочку о крещении, так все дискриминационные законы против него переставали действовать. И поэтому, опять-таки, многие священники, как люди добрые и верующие, богобоязненные, чтобы дать возможность людям поехать учиться или поступить на работу, тоже выдавали справочку о крещении, не совершая таинства. Была такая практика в прежние времена. Ну зачем крестить неверующего человека?!
В Германии тоже до какого-то времени это было, и Карл Маркс именно для того и крестился, чтобы на него не распространялись законы, ограничивающие права человека, и прямо об этом говорил. То же самое сделал Генрих Гейне, который потом сказал, что крещение есть пропуск в свободную Европу или что-то в этом роде[10]. Это очень страшно, понимаете? Это страшное кощунство, страшное оскорбление святыни, когда государство начинает использовать Церковь в качестве полицейского механизма, в политических целях. Поэтому я всё время говорю, что всё-таки я, честно говоря, несколько тоскую о тех временах, когда, бывало, во время Литургии подходила какая-то дама, брала так железной хваткой за локоть и говорила: «Пойдем-ка поговорим!» И составляла анкету, кто ты, откуда и т. д., для того чтобы потом со мной проводили воспитательную работу, что в церковь ходить не нужно, что это вредно для здоровья. Так вот, я немножко тоскую по этим временам, потому что Церковь должна быть гонимой, иначе это уже не Церковь.
Послание к Филиппийцам(Послание радости)
13 декабря 1995 года