«Итак, мы, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого. Итак, оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться» (Деян 17: 29–30).
Эта проповедь, сказанная на заре истории Церкви, поражает! Что делает Павел? Он открывает своим слушателям те богатства, которыми они обладают. То есть, он им не говорит: вы поклоняетесь бесам, вы поклоняетесь демонам, надо все эти ваши святилища разрушить, вам надо обратиться к истинному Богу и отказаться от всего, чему вы поклоняетесь. Потом найдутся церковные писатели, которые будут говорить именно это, как Тертуллиан, как Арнобий, латинский оратор III–IV веков и многие другие. А Павел идет совсем по другому пути. Он раскрывает язычникам то богатство, которым уже обладают греки. Он рассказывает им о них самих и об их вере, открывая в их вере присутствие Христово. В сущности, этим путем, только далеко не так смело, как апостол Павел, пойдет затем в своих «Строматах» Климент Александрийский, живший в Александрии в середине II – начале III века, который будет в своем произведении именно раскрывать грекам через греческую философию весть о Христе, будет показывать грекам, что у них, у их поэтов, у их философов тоже содержится Благая весть, только в прикровенной форме. Это будет делать Иустин Мученик, это потом будет делать святитель Григорий Богослов, это будет делать святитель Василий Великий. В общем, греческая богословская традиция, греческие отцы будут рассказывать своим прихожанам, своим слушателям о том, что в греческой языческой культуре спрятано зерно будущей Благой вести, что греческие поэты по-своему тоже говорили об Истине.
А западная традиция пойдет путем огульного отрицания того, чтó было у язычников, огульного отрицания греческой философии, культуры, тех религий, которые были прежде, объявляя их бесовским наваждением, с ненавистью говоря обо всей античной культуре и мифологии, как это делал Арнобий. Это очень важно прочитать, чтобы увидеть, как он ненавидит всю античную культуру и как ищет везде, где только может (а где не может – выдумывает), компромат на античную культуру.
И вот почти через двадцать веков после проповеди Павла в ареопаге мы снова начали отрицать, пойдя путем Арнобия, всю дохристианскую культуру, философию, нехристианские религии и даже христианскую культуру, философию и другие формы христианства. Например, вчера один молодой человек зашел в один из московских храмов, не буду говорить, в какой, и там заговорили о католиках, потому что он сказал, что на исповедь ходит к отцу Георгию Чистякову. Ему сказали, что нельзя ходить к отцу Георгию, потому что он католик. Он говорит: ну, во-первых, отец Георгий всё-таки православный священник, если он на послушании у Патриарха Алексия II находится; а во-вторых, почему вы так непримиримо относитесь к католикам? Ведь и у Моцарта, и у других католических композиторов музыка проникнута чувством Бога! Но ему сказали, что никакого Бога там нет, а только одна бесовщина.
Вот такие высказывания сейчас приходится слышать даже у христиан, не говоря уже о нехристианах. Причем, как правило, это делают не священники. От священника такое редко услышишь. Андрей Борисович Зубов уже, по-моему, не первый десяток лет в семинарии объясняет – с одной стороны, очень просто, а с другой, на высоком ученом уровне, – что во всех религиях содержится чувство Бога, что разные люди у разных народов искали Бога разными путями, и в своих мифологиях, в богословских системах они выражали свое подлинное чувство Бога, но только используя неверные слова. Значит, суть других религий заключается не в том, что они бесам поклоняются, а в том, что из верного чувства Бога они делают неверные выводы на уровне слов.
Но надо сказать, что далеко не все так думают. Ну, понятно, что непримиримо настроены вчерашние пионеры, комсомольцы, партийцы, которым главное – найти врага и бить по нему из всех орудий. И как в отделе ЦК по идеологии и культуре боролись с инакомыслием, так же точно и этими же самыми методами теперь начинают бороться с неправославием, объявляют врагами носителей всех других идеологий и философских учений.
Всё, что пишет Зюганов в «Русском порядке» у Баркашова, совершенно возмутительно. Например, приехав в Троице-Сергиеву лавру, он рассуждал там о гонениях на Церковь. Сталин, говорит, выпустил священников из тюрем, а Хрущёв учинил гонения.
Хрущёв Никита Сергеевич – человек, которому Россия ХХ века обязана, как никому другому: человек, который миллионы выпустил из тюрем, человек, который покончил с античеловеческим режимом Сталина, который остановил лавину антисемитизма – жуткую антисемитскую кампанию, которую развязал Сталин. Да, Хрущёв был настроен против Церкви, это так. И долго для меня это было загадкой, пока наконец я не додумался, кто такой Хрущёв. Хрущёв – из деревни. Представьте себе: деревенский поп, пьяница, требоисполнитель, который боится богатых крестьян, потому что могут с ним что-то сделать, могут и архиерею на него пожаловаться, тянет из бедняков последние деньги за требы. Что при этом делает бедняк? Ненавидит этого попа! Вот и всё. Значит, это неприятие Хрущёвым Церкви было основано просто на том, что в предреволюционное время духовенство жило, в основном, собирая деньги с самых бедных, потому что людей побогаче оно боялось.
К духовенству относились с презрением и дворянство, и аристократия, и богатые люди – что правда, то правда. Надо говорить правду. И поэтому духовенство жило за счет того, что тянуло жилы из самых бедных крестьян. Потому и революция произошла, что государство не считало нужным платить духовенству жалованье, поддерживать Церковь, как в нормальных странах это делается, как, например, во Франции священник получает минимальное жалованье, и на скромную жизнь ему хватает. Так вот, в этих условиях священники тянули жилы из самых простых людей. И поэтому Хрущёв относился к духовенству, а следом за ним и ко всей Церкви и к религии, плохо. Но не Бога ненавидел Хрущёв, а ему была неприятна эта действительно погрязшая в грехе наша церковная организация. И особенно это всё больно потому, что очень часто именно это и принимается за православие.
Пришел я в больнице причащать девочку. Лежит у нее на лбу какой-то платок. Я спрашиваю: «Что, головка у тебя болит?» И мне мать говорит: «Нет, это земелька, это земелька». Это, значит, земелька с могилки Матроны. Ну, это ладно еще, когда лежит платочек, земелька на лбу девочки, и она не может пошевелиться, лежит, как парализованная. Делать это заставляют бабки, и я не знаю, почему их не гонят настоятели. В царское время настоятели и архиереи такого не допускали, в инструкциях благочинным прямо писали: не допускать языческих суеверий на кладбище.
Раньше было так: тихая могилка [Матроны], иногда кто-то придет, псалтирь почитает, иногда кто-то панихидку отслужит тайно. Теперь там совершенно дикие какие-то бабки. Причем, когда разберешься, они все рождения 1925–1930 года, это всё пионерки и комсомолки 1930-х годов – те самые, которые Церковь громили, потом в парткомах, месткомах заседали, а теперь на старости лет якобы в христианство обратились. И вот они, эти старухи, дают вам какую-то землю, велят настаивать эту землю на воде и воду давать пить больным детям. Это что такое?! Цветочек дают с могилки, и надо съесть этот цветочек! Какое это отношение имеет к Благой вести? Какое это к Господу имеет отношение? Какое это отношение имеет к тому, что нам проповедуют святые апостолы, святые отцы? Ровным счетом никакого. Это дикое языческое суеверие, в котором, в отличие от других религий, ничего, кроме злобы, нет, понимаете?! И это всё нам выдается за православие! И это всё, говорят, нельзя трогать, это народная вера. Но мы знаем, что православие – это митрополит Антоний (Блум) и его книги.
Об этом надо говорить, на самом деле это безумно страшно. Причем это страшно именно потому, что мы живем в то время, когда действительно есть удивительные православные учителя. Меня как-то спросила одна из моих учениц и достаточно старых друзей, которая приходит ко мне постоянно на исповедь: «Скажите совсем-совсем честно: если бы Вам было из чего выбирать, какую бы Вы выбрали веру – католическую, лютеранскую, кальвинистскую или православную?» И я ей сказал: «Я бы выбрал православную веру, потому что, когда я читаю, что говорит митрополит Антоний, когда я читаю, что говорит митрополит Пергамский Иоанн (Зизиулас), когда я читаю других сегодняшних православных, меня поражает, до какой степени они глубоки и как они опережают время».
Меня поражает, например, как митрополит Евлогий (Георгиевский), прожив вторую половину жизни в Париже, не выучил ни одного французского слова и на вопрос, где находится храм, говорил: «На ру Дару». Он не мог даже сказать «рю Дарю»! Так вот, как этот человек достиг таких высот в понимании сложнейших вопросов православной веры, до которых лучшие западные богословы додумались только в 1960-е годы, а он это знал уже в 1930-е? Когда берешь сочинения матери Марии (Скобцовой), то же самое: поражаешься – она в 1930-е годы писала то, до чего мы только сейчас додумываемся.
Можно сказать об очень и очень многих: оказавшиеся в эмиграции наши православные священники и миряне создали удивительное богословие. Это и отец Николай Афанасьев со своими книгами «Трапеза Господня», и «Церковь Духа Святого», и «Вступление в Церковь» – тут каждая страница на вес золота. Повторю, что католические и протестантские богословы додумались до этого тридцать лет спустя и то далеко не до всего. И отец Александр Шмеман, и отец Иоанн Мейендорф, и, наконец, отец Иоанн (Шаховской) – это люди, намного опередившие мировую богословскую мысль своего времени.
Так что, действительно, Православная Церковь обладает удивительным сокровищем. То же самое можно сказать о митрополите Иоанне (Зизиуласе), которого лучшие университеты мира приглашают читать лекции и гордятся тем, что он у них преподает. Митрополит Иоанн (Зизиулас) и владыка Георгий (Ходр) – это два богослова, интересные сегодня для всего мира. В 1950-е годы был Карл Барт, протестантский богослов, действительно, блестящий, – все