ое, мы пока еще не христиане; тогда, наверное, мы только еще на пути к настоящей вере, на пути к настоящей открытости перед Богом…
Что касается всего остального, то, конечно же, раз в два месяца, как говорит владыка Антоний, нужна серьезная и довольно долгая духовная беседа. Что же касается более частой исповеди, то, вероятно, она даже расхолаживает. Как-то она нас переводит в другое измерение, когда мы начинаем исповедоваться по мелочам. Потому что, конечно же, братья и сестры дорогие, по мелочам мы можем исповедоваться во время молитвы.
В этот удивительный день, во второй день праздника Святой Троицы, братья и сестры, давайте почувствуем присутствие Божие, почувствуем дыхание Святого Духа: дыхание обновляющее, укрепляющее, дыхание, которое омывает всякую скверну; дыхание, которое вырывает нас из власти злобы, раздражения и капризности; дыхание, которое, действительно, делает нас новыми людьми. Потому что, не почувствовав этого удивительного, всеобновляющего, всеоживотворяющего дыхания Божия, конечно, мы с вами не можем быть христианами.
Очень важно, братья и сестры, почувствовать живое Божие присутствие в нашей жизни, принять Бога не как установление, принять Бога не как сумму законов, которые действуют неукоснительно, но чувствовать дыхание Духа Святого, жить в Его присутствии. А в таинстве Евхаристии, братья и сестры, мы так близко прикасаемся к Его присутствию, что иногда это даже и в словах никак невыразимо. Иногда это человеку самому незаметно, но, бывает, выходишь говорить ектению и чувствуешь, и видишь, что человек, молящийся во время Литургии, пребывает в какой-то особенной благодати Духа Святого.
Потому что, братья и сестры, таково это животворящее дыхание, что часто мы сами, когда становимся его проводниками, носителями Божьего присутствия в мире, этого не чувствуем, мы сами этого не ощущаем. А вот Господь открывает это кому-то из наших близких. И тогда те, кому это открыто, благодарят за это Бога, радуются и исполняются той особой духовной, чистой, удивительной радости, о которой потом можно вспоминать и через двадцать, и через тридцать, и через сорок лет, вспоминать эти лучшие мгновения. А может быть, и в самые трудные минуты нашей жизни, будем вспоминать это явление Божьего посещения, этот удивительный момент особенной Божьей близости, которая, повторяю, иногда открывается нам через сердце, а иногда – через другого человека, на которого мы смотрим и видим, что здесь Господь – вот Он действует, вот Он присутствует, вот Он преображает жизнь того, кто рядом со мной.
Давайте подумаем сегодня и об этом, братья и сестры, и, со страхом Божиим, и верою, и любовью подходя к Святой Чаше, будем просить, чтобы мы с вами, братья и сестры, были реальными участниками Тайной Вечери Христовой.
С праздничным днем, с праздником Святой Троицы и днем Сошествия Духа Святого на апостолов и с сегодняшним вторым днем праздника Святой Троицы поздравляю вас, братья и сестры. Да хранит, да укрепит, да благословит, да умудрит нас всех Господь!
Очерки. Размышления
«Христос – моя сила»
Отец Александр Мень
Отец Александр Мень – один из ярчайших мыслителей и подвижников (в самом широком смысле этого слова!) России второй половины XX века. Для спасения человека из лап тоталитарного мышления, из той духовной душегубки, в которой мы жили в эпоху безраздельного господства коммунистической партии и кагэбэшного контроля за всем, что происходило в наших душах, мало кто сделал так много, как Андрей Дмитриевич Сахаров, Александр Исаевич Солженицын, Дмитрий Сергеевич Лихачёв и он – отец Александр Мень.
Именно эти четыре человека, очень разные и совершенно не похожие друг на друга, в сущности, посвятили всю свою жизнь тому, чтобы мышление их соотечественников было свободным, чтобы все мы мыслили не стереотипами и готовыми клише, а творчески осваивали то, что нас окружает, чтобы в конце концов мы не боялись сказать или сделать что-то не так, как это принято, положено, установлено. И вообще – чтобы мы не боялись. Один современный культуролог сказал как-то, что эта работа была своего рода «расцементированием мозгов», которые у подавляющего большинства из нас были крепко-накрепко зацементированы советским строем и марксистско-ленинской идеологией.
Из этого состояния и выводил людей отец Александр Мень.
Часто приходится слышать, что о. Александр не занимался политикой. Это действительно так – в том смысле, что он не участвовал в каждодневной работе, которую вели тогда диссиденты; но при этом он не покладая рук работал с людьми, раскрепощая их сознание и воспитывая молодежь в духе, который был уже несовместим со всем тем, что творилось вокруг. Не случайно поэтому во время августовского путча 1991 года (уже после убийства о. Александра) почти весь новодеревенский приход оказался у Белого дома. Всем нам было тогда понятно, что при советском режиме мы жить больше не хотим.
Надо думать, что и смерть его может быть объяснена именно тем, что КГБ (в сентябре 1990 года он был еще всесилен и возглавлялся будущим членом ГКЧП Крючковым) видел в нем настоящего врага, особенно тогда, в эпоху «гласности», когда о. Александр начал появляться на телевизионных экранах, выступать в клубах и высших учебных заведениях, давать интервью отечественным и зарубежным газетам. Деятельность таких людей, как о. Александр, приводила к тому, что горбачёвская перестройка, подконтрольная ЦК КПСС, перерастала в реальный отказ от тоталитаризма, в реальное движение страны к свободе.
«Я абсолютно убежден, – сказал 8 сентября 2000 года в эфире радио “Эхо Москвы” Николай Александров, – что это инспирированное определенной организацией на самом верху убийство». А писатель Андрей Ерёмин, приглашенный в тот день на радио, сразу вспомнил, как Григорий Явлинский, выступая на конференции, посвященной отцу Александру, сказал, что «безнравственная ситуация в России в девяностые годы во многом определилась смертью двух великих духовных лидеров России – Андрея Дмитриевича Сахарова и отца Александра Меня. Это не случайно. Чего хотели, того и добились».
В начале девяностых годов о. Александр Мень оказался для них действительно страшным врагом, потому что ему, как и Сахарову, было чуждо умение играть в «их» игры, идти на компромисс, особенно в тех случаях, когда дело касалось внутренней свободы человека и его внутренней независимости от чего бы то ни было. Убийца не найден до сих пор именно потому, что комитет умел профессионально организовывать спецоперации и скрывать следы.
Встречи в клубах собирали полные залы, студенты в Историко-архивном институте (будущем РГГУ) вслушивались в каждое слово о. Александра, статьи в газетах и журналах читались тысячами читателей. Журнал «Смена» начал тогда печатать «Сына Человеческого», и это тоже было огромным событием, потому что люди, еще вчера думавшие, что христианство – это удел безграмотных старушек, вдруг неожиданно начали открывать в Евангелии весть, адресованную именно им, здесь и сейчас. Буквально на глазах о. Александр (как это было в Польше с о. Ежи Попелюшко) становился одним из лидеров новой России, что, конечно, для КГБ было нестерпимо.
В Центральном муниципальном архиве Москвы хранится дело[25], содержащее объемную записку «О современном приходе русской православной церкви, о современных верующих». Записка эта составлена в 1979 году «по нашей просьбе, – как пишет А.С.Плеханов, бывший главным куратором Церкви от КГБ, а официально – уполномоченным Совета по делам религии по Москве, – одним из опытных в церковных делах служителей культа».
Автор записки, имея в виду, что «в своем движении к коммунизму страна постепенно меняет свой облик», предупреждает, что в век техники до молодежи «доходит чрезмерно много информации дурного свойства из-за рубежа… Такая молодежь, – продолжает не известный по имени, но маститый московский протоиерей[26], – хотя и прошла курс атеистического воспитания, недостаточно твердо восприняла его». Она, по мнению автора записки, «остывает к материалистической философии и ищет что-то новое – ответов на волнующие их философские вопросы, надеясь найти их в церкви, в религии».
Подчас она оказывается в лапах сектантов, искусно прививающих ей религиозное мировоззрение, но, продолжает автор, «старается работать с такой молодежью и фрондирующая часть духовенства, вроде диссидентов – “борцов” (кавычки автора – Г.Ч.) за права верующих Дудко, А.Меня и им подобных». О том, что о. Александр работал с нами, тогдашней молодежью, мы знаем не понаслышке. Знали мы и о том, что многим из пожилых священников того времени это казалось ненужным и, прежде всего, опасным для судьбы самого отца Александра, которого, как они справедливо считали, за это могли «наказать», то есть выслать из Москвы, отправить в пермские лагеря и т. д.
Не знали мы только того, что, оказывается, кого-то из этих пожилых священников беспокоило, что такая работа наносит вред атеистическому мировоззрению. Читать такие документы до боли грустно и, в сущности, отвратительно. А ведь автор был верующим и благочестивым человеком! Молился на ночь и постов не нарушал. «Таким образом, – продолжает неизвестный аналитик, – эта часть молодых людей, утерянная для атеизма, становится верующей с исковерканной психологией».
Вот в какой атмосфере приходилось трудиться о. Александру Меню. Естественно, вслед за такими записками начинались бесконечные вызовы в КГБ, «профилактические» беседы и просто допросы, вечная слежка, чудовищный психологический прессинг со стороны власти. Примерно в эти же годы меня вызвали как-то в военкомат, где сотрудник КГБ уговаривал меня «информировать» их о том, что я знаю из новостей в религиозной сфере, сообщать о том, чтó читает молодежь, чем она живет, как обстоит дело с книгами из-за рубежа и прочее. В полном отчаянье и боясь рассказать об этом родителям, которые бы чудовищно перепугались, я помчался в Новую Деревню. Отец Александр уже уходил из церкви, он поговорил со мной прямо по дороге. Выслушав меня, он рассмеялся и сказал: «Кто же с тобой беседовал? Наверное, “старлей” какой-нибудь… А вот меня вчера два часа подполковник обрабатывал на Лубянке».