Так, например, у блаженного Иеронима (Мф 5: 11) говорится: Beati estis cum maledixerint vobis et persecuti fuerint («Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать»). Сикст V после maledixerint вставляет подлежащее homines («люди»). У придаточного предложения появляется подлежащее, в котором с точки зрения латинского языка необходимости нет, отсутствует оно и в греческом оригинале. Появляется это слово в поздних средневековых рукописях, создатели которых думали не на латинском, а на французском, итальянском и т. п. языках, где без подлежащего фраза не мыслится. В Мф 6: 7 говорится: orantes autem, nolite multum loqui, sicut ethnici, putant enim… («А молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают…»), Сикст V после слова ethnici подставляет сказуемое faciunt («делают») и таким образом придает фразе формальную законченность. В Мф 8: 28 говорится: et cum venisset trans fretum («и когда перешел через озеро»). Папа Сикст после глагола venisset подставляет подлежащее Jesus, лишнее с точки зрения логики латинского (или греческого) языка. В притче о злых делателях есть фраза (Мф 21: 37): verebuntur filium meum («постыдятся сына моего»). Сикстина вводит после глагола verebuntur слово forte («возможно»). Средневековый читатель, подставивший в свою рукопись это слово, попытался приблизить текст Евангелия от Матфея к соответствующему месту у Луки (20: 13): mittam filium meum dilectum: forsitan, cum hunc viderint, verebuntur («пошлю сына моего возлюбленного; может быть, увидев его, постыдятся»).
Таким образом, вставки, имеющиеся в Сикстине, объясняются двумя причинами: частично они сделаны в тех местах, где текст казался издателю непонятным из-за отсутствия подлежащего или сказуемого; но в ряде случаев они преследуют другую цель – стереть разницу между евангелистами, подправить текст Матфея, используя соответствующее место у Луки и т. п. Последнее роднит Сикстину и греческий Textus Receptus, который тоже последовательно нивелирует различия между евангелистами.
Вскоре после того, как Vulgata Sixtina вышла в свет, Папа Сикст V скончался. Его преемник Григорий XIV, по совету Роберта Беллармина (впоследствии святого учителя Церкви), создает специальную комиссию из одиннадцати экспертов, среди которых были как сам Роберт Беллармин, так и несколько ученых, работавших в свое время вместе с Антонио Карафа.
За девятнадцать дней работы в марте-апреле 1591 года в текст Сикстины было внесено более трех тысяч исправлений. Кроме того, восстановлено привычное деление на стихи, которое Сикст V весьма произвольно изменил. В результате этой работы в 1592 году в Риме из печати вышла Vulgata Clementina, получившая свое название по имени вступившего в этом году на папский престол Климента VIII. Второе (с исправлениями) издание Клементины вышло в 1593 году, третье – в 1598. Последнее положено в основу всех позднейших изданий Вульгаты, включая современное, например, мадридское, 1960 года, – его подготовил иезуит из Гранады Хуан Леал.
Критическое издание латинского текста Нового Завета в 1850–1854 годах выпустил в Лейпциге К. фон Тишендорф. Его работу продолжили английский епископ Джон Вордсворт и два профессора из Оксфорда Генри Уайт и X.Ф.Д.Спаркс. Их трехтомное издание Вульгаты выходило с 1898 по 1954 год. В 1969 году вышла так называемая Штутгартская Вульгата под редакцией ученого-бенедиктинца Роберта Вебера. Он и его коллеги (Б.Фишер, Ж.Грибомон и др.) подготовили свое издание на основании древнейших манускриптов Вульгаты. Их задача, с которой они блестяще справились, заключалась в том, чтобы максимально точно реконструировать текст блаженного Иеронима. В сущности, эту же задачу некогда ставил перед собой Роберт Беллармин, но за последующие со времени его трудов четыреста лет возможности науки возросли во много раз, что и нашло отражение в Штутгартской Вульгате. Те научные дисциплины, которые во время Р.Беллармина, и во многом благодаря работе над Клементиной, лишь зарождались, прошли за эти столетия огромный путь; так, например, современная текстология оценивает манускрипт не только по степени его древности, но и по тому, в каком «генеалогическом родстве» он находится с другими манускриптами.
При том, что текст Клементины всегда оценивался и до сих пор оценивается чрезвычайно высоко, уже в XVII веке была продолжена работа по улучшению текста Вульгаты; ею занимались французские бенедиктинцы из конгрегации Сен-Мор (А.Пуже, Ж.Мартианэ, П.Сабатье и др.). С 1907 года усилия в этом направлении предпринимаются бенедиктинцами из монастыря Сан-Жироламо (т. е. святого Иеронима) в Риме. В отличие от К. фон Тишендорфа, Дж. Вордсворта и других исследователей, главной задачей которых было восстановление аутентичного текста блаженного Иеронима, отцы-бенедиктинцы видели свою цель в том, чтобы улучшить этот текст, сообразуясь с данными еврейского (для Ветхого Завета) и греческого (для Нового Завета) оригиналов. По инициативе Папы Павла VI, поддержанной 25 апреля 1979 года Иоанном Павлом II, в свет вышла так называемая Новая Вульгата (Рим, 1979); в отличие от всех остальных современных изданий, это не реконструкция текста блаженного Иеронима, а его исправленный на основе еврейского и греческого текстов, в свете данных современной библеистики, вариант.
Когда появилось издание греческого текста Нового Завета К. фон Тишендорфа (1869), а затем критическое издание Э.Нестле (1898), каждый смог убедиться, что Вульгата сохранила вариант текста, чрезвычайно близкий к тому, который мы называем теперь «критическим». Это резко поднимает значение Вульгаты в глазах современного библеиста, видящего, что блаженный Иероним точно переводит греческий текст по весьма надежным рукописям, напоминавшим, вероятно, Синайский кодекс. Вместе с тем именно это обстоятельство, после распространения греческого Нового Завета, опубликованного Эразмом Роттердамским по Textus Receptus, вызвало в среде протестантски ориентированных ученых в Женеве настоящий взрыв негодования по поводу Вульгаты, которая, как им казалось, искажает новозаветный текст. По этой причине в XVI веке появляется ряд новых переводов Нового Завета на латинский язык по Textus Receptus. Наиболее известен перевод Теодора Безы (1519–1605) – ученого-библеиста, близкого к Ж.Кальвину.
В настоящем издании[56]латинский текст публикуется согласно Вульгате по изданию Хуана Леала (Мадрид, 1960). Однако ввиду того обстоятельства, что греческий текст печатается здесь по Textus Receptus, в квадратных скобках даются те места, которые отсутствуют как в критическом тексте Нового Завета, так и в Вульгате, но есть в Textus Receptus. Эти места приводятся в переводе Теодора Безы по его берлинскому изданию 1873 года (sumptibus Societatis Bibliophilorum Britannicae et extemae). В круглые скобки, напротив, заключены те отдельные слова, которые имеются в Вульгате, но отсутствуют в греческом оригинале. Курсивом выделены цитаты из Ветхого Завета, что позволит читателю ярче увидеть взаимосвязь между Ветхим и Новым Заветом.
Пунктуация настоящего издания точно воспроизводит пунктуацию Клементины. Это связано с тем, что ее издатели, а равно и издатели предшествующих ей публикаций текста Вульгаты, путем расстановки запятых и двоеточий, деления текста на предложения подчеркивают надфразовое единство текста, который не есть механическая сумма отдельных предложений. Текст – это единое целое, не всегда даже разделимое на предложения. По этой причине там, где в Священном Писании на современных языках ставится точка, издатели Клементины зачастую предпочитали двоеточие; текст после этого знака продолжается с маленькой буквы. Слабо выраженное дробление евангельского текста на предложения объясняется и тем, что в первые десятилетия апостольской проповеди Евангелие распространялось исключительно в устной форме. В ряде случаев неразделимость текста на предложения, теснейшая связь следующего предложения с предыдущим подчеркивается тем, что после точки ставится не большая, а маленькая буква. См. например Мф 24: 4–5: Videte ne quis vos seducat. multi enim venient in nomine meo («Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие придут под именем Моим»). Вместе с тем перед словом autem, vero и т. п. издатели Клементины, как правило, ставят точку там, где логика современных языков требует запятой, например Мф 13: 37–39; 14: 23; 15: 14; 16: 25; 19: 13 и др. Это связано с тем, что слово autem (но, же) много лучше любого знака препинания указывает на бессмысленность следующего предложения в отрыве от предыдущего. В целом точка в Клементине используется не столько для дробления текста на отдельные фразы, сколько служит для указания на паузу. Так, в изъяснении притчи о сеятеле три достаточно коротких стиха (Мф 13: 37–39) шесть раз прерываются точками, тогда как подавляющее большинство современных издателей интерпретируют их как одно сложносочиненное предложение. Пауза играет здесь очень заметную роль, потому что Евангелие – это не текст, погребенный в книге, а Слово Божие, которое живо и действенно (Евр 14: 12). Поэтому ориентировано оно прежде всего на чтение не про себя, а вслух.
Следует обратить внимание и на использование в Вульгате заглавных букв. Слово «Бог» (Deus) последовательно пишется с большой буквы. Слово pater («отец»), когда речь идет о Боге, в первых главах Евангелия от Матфея пишется с маленькой буквы, затем после молитвы Pater noster начинает встречаться написание этого слова с заглавной буквы (7: 21; 10: 20, 25 и т. д.), однако не всегда; так, в 10: 29 оно напечатано с маленькой. После молитвы Confiteor tibi, Pater, Domine caeli et terrae, которой заканчивается глава одиннадцатая, слово Pater последовательно пишется с заглавной буквы, причем как у Матфея, так и у других евангелистов. Слово filius («Сын») применительно к Христу в первых главах у Матфея пишется с маленькой буквы, в Мф 10: 23 оно впервые написано с заглавной, также с заглавной буквы напечатано оно в Мф 11: 27 в двух из трех случаев в молитве Confiteor tibi, Pater. В дальнейшем оно продолжает писаться также и с большой буквы, а в Евангелии от Иоанна уже последовательно печатается только с заглавной. На наш взгляд такое написание отражает последовательное и непростое погружение читателя в тайну Отца и Сына, которая в начале чтения Писания абсолютно неясна, а затем начинает понемногу проясняться, чтобы стать ясной для того, кто дошел до Евангел