моей природы. Эта идея изгоняет опасения, беспокойство, неверие и все погрешности пошлой и корыстной любви. Она дает мне почувствовать, что это благо, которое я не должен утратить и коим я владею тем более, чем более я познаю его и люблю».
В этом небольшом тексте, в определении, которое дает Спиноза Богу, двенадцать раз употребляются местоимения «я», «меня», «мой». Таким образом Спиноза декларирует, что Бога понять, Бога полюбить, Бога почувствовать, Бога знать можно только из своего собственного, личного опыта и больше ни из чего другого; что только через мои с Богом отношения я могу сказать, Кто это Такой – только через мою с Ним борьбу или мою с Ним встречу.
Еще один философ – младший современник Вольтера Гельвеций – писал так: «Иисус и апостолы разрешают человеку свободно пользоваться своим разумом. У меня есть собственная совесть, моя совесть, у меня есть мой собственный ум, моя собственная Религия…»
Интересно, что в первом издании трактата слово «Религия» – с большой буквы. Есть огромный смысл в этом выражении – ma Religion – с большой буквы. Эта Религия – вера в Единого Бога, Его возлюбленного Сына Иисуса Христа и Духа Святого. Religion с большой буквы у Гельвеция, Вольтера, у французских писателей XVII–XVIII веков – это всегда, в отличие от религии древних, вера в Единого Бога, наша вера.
Итак, дальше Гельвеций говорит: «Я не хочу брать образцом для моей веры веру кого-то другого». И он цитирует одного парижского ученого, который примерно в то же время сказал так: «Небо наделило меня душой, способностью суждения, а я возьму и подчиню ее суждениям других людей, и они будут руководить мной, в моей душе жить и умирать».
Комментируя это положение – о том, что каждый должен осознавать, во что он верит, писатель спрашивает: «Но можно ли, допустимо ли человеку предпочесть свой собственный разум разуму всей нации?» И приводит цитату из апостола Павла: «Для иудеев это скандал, а для язычников глупость» (ср. 1 Кор 1: 23). Гельвеций дает очень хорошее толкование этому знакомому нам апостольскому тексту. Получается по нему, что коллективными могут быть только заблуждения, предубеждения и фобии. Наоборот, истина всегда носит личный характер, она каждому из нас открывается особо, и каждый должен сам ее осмыслить и пережить в глубинах своего разума и сердца. В противном случае она из истины превращается в безжизненную аксиому.
Итак, истина, пока она не осмыслена тобою изнутри, остается чем-то мертвым и безжизненным. Именно поэтому в конце концов человек приобретает через свой личный опыт не знание о Боге, но знание Самого Бога. Кант хорошо говорит по этому поводу: «Религия, основанная на чистой вере, не есть общественное достояние, но каждый те успехи, которые он в ней сделал, может сознавать только для себя самого».
Повторяю: коллективными могут быть только заблуждения, но не истина. Это известно, пожалуй, каждому ребенку. Он проверяет всё сам, когда учится ходить, открывать двери и т. д., – он не доверяет другим на слово, но проверяет. И школьник, доказывая теорему, не доверяет тому, пусть великому, ученому, кто ее сформулировал, но доказывает эту теорему сам и только за это получает пятерку. Утверждение, что истина глубоко лична, может показаться абсурдным, потому что каждая научная истина во всём, что касается анатомии или физиологии животных, человека, растений, – существует и без нас. Но пока это нами не перепроверено, не пережито, не осмыслено, – это еще не мое, это что-то чужое, мертвое.
Никто не имеет права решать за другого, какими должны быть его личные убеждения. Когда наша религиозность основывается не на личном переживании встречи с Богом, не на личном ощущении того, что всепобеждающая десница Божья касается нас, а лишь на том, что мы причисляем себя к той или иной традиции и принимаем эту традицию как нечто безусловное, тогда религия трансформируется в клерикализм. Что такое клерикализм? Это религиозность, основанная не на личной встрече с Богом, а на признании истин, которые исповедует та или иная христианская конфессия или другая религия (может быть и исламский клерикализм, и иудейский), – без личного переосмысления, без прикосновения Божьего и без того, чтобы «горело сердце наше» (ср. Лк 24: 32).
Приведу в пример надпись на дверях храма (ее сейчас нет). Там было написано: «Благословляется выключать мобильные телефоны». И вспоминаются слова: «Благословение Господне на вас, Того благодатию и человеколюбием…» и т. д. Ведь что такое благословение? Благословение – это сакраментальный акт, почти таинство. При чем тут мобильный телефон? Надо было написать: «Убедительная просьба выключать мобильные телефоны» или даже проще: «Запрещается пользоваться мобильными телефонами» – и это было бы правильно, может быть, резко, но правильно. Потому что благословение – это дар Бога. Наше сердце принимает его, как драгоценность, и становится живым телом Завета, внутри которого этим благословением пребывает Сам Бог. Я указываю наметившуюся сейчас опасную тенденцию, когда мы испрашиваем благословения на всё что угодно, хоть на то, чтобы гвоздь в стену вбить, тем самым девальвируя великие христианские ценности, превращая их в нечто бытовое.
Довольно распространено выражение «православный образ жизни». На самом деле в нем нет никакого смысла. Можно жить по «Домострою», можно соблюдать все посты, можно не нарушать всё, что касается Десяти заповедей (применительно ко второй их половине, с пятой по десятую, то есть к тем, которые заповедуют нам отношения друг с другом – не убий, не укради, не прелюбодействуй и т. д.), с внешней точки зрения можно быть образцом христианина: я не пью, не курю, я соблюдаю вот эти заповеди, я читаю молитвенное правило… Но если я не пережил встречи с Богом, я еще не христианин.
Надо сказать, что в прежние времена, при царе, печатались книги и высказывались мнения, которые и сегодня очень часто люди не воспринимают. Вот, например, не так давно Александр Гордон сделал передачу с двумя гебраистами, которые рассуждали о том, как воспринимают Иисуса в иудейской традиции, кто Иисус из Назарета для верующих иудеев. Как только передача прошла в эфир, сразу посыпались письма по e-mail’у – более ста писем они получили с проклятиями, с оскорблениями, с непечатными словами, с жесткими определениями, вроде: как ты смел, вонючий жидюга, вторгнуться на наше поле и оскорблять нашего Иисуса. А с другой стороны, есть прекрасная книга Плутцера, которая издана на русском языке и в которой говорится о том, кто такой Иисус с точки зрения иудея. Есть замечательная французская книга, которая называется «Jesus Juif pratiquant», т. е. Иисус как практикующий иудейский верующий; эту книгу написал брат Эфраим из общины Beatitudes (Блаженств), который был у нас в гостях, – это замечательный человек. Иисус начинает Свою проповедь и живет как раз среди тех, кто исповедует иудаизм. И Он не противопоставляет Себя им, Он только говорит, что в этой вере есть что-то ущербное, когда люди верят не в Бога, а в какие-то правила. Столкновение Иисуса с фарисеями в том, что они любят правила, а Он говорит им и нам о том, что есть нечто такое, что больше любых правил (ср. Ин 9).
Гельвеций, которого я сегодня цитировал, также пишет: язычников ли, ессеев, саддукеев, которые отрицали бессмертие души и даже бытие Божие, порицает Иисус? Нет, это относилось к фарисеям. Современный американский психолог чешского происхождения Станислав Гроф в одной из своих книг вспомнил о своем друге, профессоре религиоведения, который всегда говорил так: «Многое в официальных религиях напоминает вакцинацию. Человек приходит в церковь и получает небольшую прививку, что впоследствии защищает его от реальных вещей. Так, многие люди полагают, что регулярного посещения церкви по воскресеньям, проговаривания молитв и слушания служб достаточно для того, чтобы считаться истинно верующим человеком». Это как раз о евангельских фарисеях сказано. Фарисей получил эту прививку благочестия и считает: всё, он этим уже спасен. Но и мы с вами часто получаем эту прививку и часто испытываем ложное чувство, что спасение у нас уже есть. Гроф хорошо говорит, что ложное чувство того, будто это уже есть, мешает людям отправиться на поиски подлинных духовных открытий, отправиться в путешествие на поиски Бога.
Это выражение – духовное путешествие – одно из ключевых в богословии митрополита Антония [Блума]. Именно это путешествие приводит к встрече с Богом (вот вам еще одно ключевое у Антония слово – встреча). Опасной и трудной экспедицией когда-то назвал веру в Бога отец Александр Мень. Так вот, если мы получаем прививку клерикализма, то это мешает нам отправиться в духовное путешествие, мешает начать делать подлинные открытия.
Клерикализм – это служение фетишу. Клерикализм начинается там, где основу и существо служения Богу образуют не принцип жизни в Боге, но правила веры и обряды. Другое дело путь к Богу. Может быть, вы помните, как митрополит Антоний рассказывает о человеке, который пришел к нему однажды и со слезами сказал: «Покажите мне Бога. Не видав Его, я не могу верить, а без Него жить не могу». Владыка спросил, есть ли в Священном Писании какое-то место, которое его волнует больше всего, и он сразу ответил: «Да, это текст из 8-й главы Евангелия от Иоанна, где речь идет о женщине, схваченной во время свидания с любовником». Митрополит предложил ему представить себе: вот он вернулся в день, описанный в Евангелии, и присутствует при том, что совершается. «Сядьте, – сказал владыка Антоний, – и подумайте, кто вы в этой сцене». Он подумал и ответил: «Я себя вижу единственным иудеем, который не ушел, по слову Христову, и побил камнями эту женщину». Тогда митрополит сказал: «Ну, благодарите Бога, что Он не дает вам с Собой встретиться, потому что вы Его не только видеть не можете – у вас ничего общего с Ним нет».
Что же было дальше? «Он ушел, – говорит митрополит Антоний. – Прошло восемнадцать лет. Я его крестил два года тому назад. Но восемнадцать лет без двух он боролся, искал и наконец встал на место женщины, взятой в прелюбодеянии». Вот какова дорога, ведущая человека к Богу. Порой это трудный, долгий и чудовищно опасный путь, а вовсе не просто религиозная практика, не просто благочестие.