Интересно, что, когда в Румынии был такой мудрый наблюдатель, как наш митрополит Евлогий (Георгиевский), он обратил внимание на то, что в каждом городе, где есть епископ, несмотря на то что город совсем маленький, – епископ живет в роскошном дворце. И ему объяснил один из этих епископов, что это естественно, потому что этот дворец не его, а королевский. Потому что, сообразно традиции Румынской Православной Церкви, каждый епископский дворец в каждом городе одновременно является резиденцией короля и его семьи, если тот приедет в этот город. Вот, мне кажется, очень яркая иллюстрация того, чту есть связанность православия с государством.
Причем в разные эпохи нашей отечественной истории эта связанность проявлялась очень по-разному. Потому что, скажем, в первый, Киевский период истории князья почтительно прислушивались к мнению епископов и святых и, если можно так сказать, государство занимало коленопреклоненное положение по отношению к Церкви. Великий князь ходил учиться уму-разуму к Киевскому митрополиту и, таким образом, занимал в государственной иерархии Киевской Руси не первое, но второе место. Первое место в этой иерархической пирамиде Киевского государства занимал митрополит.
В дальнейшем это почтительное отношение государства к Церкви сменяется несколько иным. Уже в Московский период истории государство, по-прежнему почтительно относясь к Церкви, начинает использовать ее в своих целях. Церковь становится дорогим инструментом, но в руках государства, – этакой скрипкой Страдивари в руках скрипача. Причем Церковь вызывает неизменное уважение московских князей, а затем царей вплоть до Алексея Михайловича, но если при этом между Церковью и государством возникают конфликты, то они решаются достаточно просто. Митрополит, который оказывается неугоден великому князю, просто-напросто физически устраняется – соответствующих дел мастер его убивает в каземате. Я имею в виду убиение священномученика Филиппа по приказу Иоанна Грозного. Ну, а затем почтительное отношение государства к Церкви восстанавливается, хотя иной раз почтительность приводит к тому, что одновременно в Москве оказывается три Патриарха. Потому что в силу изменения политической конъюнктуры одного отправляют на покой, другого интронизуют, потом возвращают того, который был отправлен на покой, а того, кто был интронизован, отправляют в ссылку, избирают третьего… И вот складывается такая странная ситуация, когда одновременно в Москве два Патриарха, и третий – лже-патриарх, которого не признают. А двух – Иова и Гермогена – признают одновременно. Это не укладывается в нормальное церковное сознание, но все-таки это есть, при том что к Церкви относятся – князь, и царь потом, начиная с Иоанна Грозного, – в общем почтительно.
Со времени Петра Великого ситуация еще раз меняется. Это уже третий этап в истории взаимоотношений Церкви и государства. К Церкви государство относится внешне почтительно, с уважением, но уже полностью ее себе подчиняет. Начиная с Петра Великого, Церковь полностью подчинена государству. Более того, для того чтобы ею было удобнее управлять, Петр просто-напросто упраздняет место Патриарха в Русской Православной Церкви. И когда умирает последний допетровский Патриарх Адриан, выборы нового Патриарха просто не проводятся.
Еще Николай Михайлович Карамзин, который, как известно, умер в 1826 году, говорил о необходимости восстановления патриаршества. И, тем не менее, оно было восстановлено только через девяносто с лишним лет после кончины Карамзина. Целый век понадобился для того, чтобы в целом Русская Церковь дозрела до осознания того, что восстановить в ней патриаршество необходимо. Но при этом Церковь управляется таким странным неканоническим органом, как Синод. Потому что в других поместных Православных Церквах есть такой совещательный орган при Патриархе, который готовит для Патриарха какие-то материалы, а тут – Синод, который коллегиально заменяет Патриарха под руководством обер-прокурора – мирянина, генерала, царского чиновника в мундире с эполетами и орденами, который командует митрополитами. Причем интересно, что ненормальность этой ситуации, конечно, видели все: и верующие и неверующие. Верующих людей ненормальность этой ситуации повергала в состояние огорчения, тревоги, боли за Церковь, а неверующих людей, разумеется, смешила и еще больше отталкивала от Церкви.
И вот Иван Сергеевич Тургенев, который был не только автором шести прекрасных романов, повестей, стихотворений в прозе, оставил еще и замечательные «Записки», которые, к сожалению, мало читают. Там есть такой эпизод. Писатель говорит, что кто-то из ректоров Московского университета говорил о Русской Церкви и ее сегодняшнем состоянии и закончил свое слово следующим предложением: «Из всего вышесказанного ясно видно, что ныне Российская Православная Церковь управляется Духом Святым». И студент откуда-то с галерки воскликнул: «В генеральском мундире». Звучат, конечно, эти слова кощунственно, но, тем не менее, это было действительно так, потому что обер-прокурор был всегда генералом, потому что обер-прокурор выполнял роль своего рода классного руководителя при митрополите. Более того, когда встал однажды вопрос о назначении обер-прокурором графа Муравьёва – паломника, известного своими «Записками о православном Востоке», – в окружении царя сказали: «Нет, он не годится в обер-прокуроры. Это слишком верующий человек». Значит, обер-прокурор в довершение всего должен был быть «не слишком верующим человеком». Вот такова была ситуация вмонтированности в Церковь государства в XIX веке. Государство относилось к ней внешне с уважением, но вместе с тем, по сути, конечно, использовало ее самым безобразным образом.
Более того, в царские времена в число семи таинств Церкви было введено и восьмое таинство. Об этом сейчас стараются не вспоминать, потому что это на самом деле кошмар и ужас, но, тем не менее, это так. Этим восьмым таинством было венчание царя на царство. И совершалось это кощунство в Успенском соборе, когда будущего царя как ставленника яко иерея царскими вратами проводили в алтарь, что абсолютно недопустимо для лица, которое не несет служения. Даже если священник находится за штатом, ему уже не следовало бы проходить через царские врата, потому что, хотя на нем благодать священства почиет, но он не совершает служения. Так вот, царя вводили царскими вратами в алтарь, и он причащался в конце Литургии Святых Даров священническим чином – у престола. Нигде, ни в одной книге я об этом ничего не встречал: ни в служебнике, ни в требнике, ни в каких других чинопоследованиях Православной Церкви ничего такого не описано. Ведь это нечто абсолютно не укладывающееся в христианское сознание. Таким образом, царское служение приравнивалось к епископскому. Так его и называли: «внешний епископ Церкви». Во всяком случае, это всё говорит о пленении Церкви государством в XIX веке при сохранении внешнего к ней уважения.
Ну, а что касается 1917 года, то новое государство, которое образовалось на нашей земле, растоптав Церковь, всё же зачем-то оставило ее в живых. На деле же Церковь, конечно, в 1920–1930-е годы не сразу, постепенно, но была растоптана до конца. На свободе оставалось только три архиерея: Алексей (Симанский), Сергий (Страгородский) и Николай (Ярушевич), и при этом десятки архиереев томились в тюрьмах по всей Руси. В этой ситуации Церковь была зачем-то все-таки оставлена в живых и затем, во время войны, была отчасти реанимирована. Наступил следующий, четвертый этап в истории взаимоотношений между Церковью и государством.
И, наконец, в 1988 году, с того момента, когда Патриарха Пимена принял в Кремле Михаил Сергеевич Горбачёв, начался следующий, пятый этап церковной истории на Руси, когда Церковь была поднята из праха, но опять-таки – поднята из праха государством. Решение о том, что Церкви надо вернуть какие-то возможности не народ Божий принял, а государство в лице Горбачёва и его окружения. При этом надо сказать, что при социализме к Церкви одинаково плохо относились во всех социалистических странах без исключения. Тут недавно, правда, мелькнул по телевидению от начала до конца лживый материал о том, как якобы хорошо относятся к Церкви на Кубе. Но это, конечно, страшная ложь, и позор таким журналистам, которые представляют подобные материалы. Потому что на Кубе даже привоз Библии запрещен: там Священное Писание не издается, и запрещено туда его ввозить. Но, разумеется, находятся смелые люди, которые это делают.
Так вот, при том что одинаково плохо относились к Церкви в любой социалистической стране, все-таки кардинал Стефан Вышинский в Польше был лидером сопротивления советской власти на ее территории. Это был не только духовный пастырь своего народа, но лидер борьбы с советской властью. И я не знаю: если бы Вышинский прожил несколько дольше, а Папа не был избран на свой престол и остался на смену Вышинского в Польше, то, может быть, и той головокружительной карьеры, которую сделал Лех Валенса, он бы не сделал тогда. Потому что, конечно, Валенса был одним из многих, а кардинал был единственным. Такую же роль лидера в борьбе с советской властью в Венгрии играл кардинал Миндсенти, приговоренный правительством Венгрии к смертной казни. Он всю оставшуюся жизнь провел на территории американского посольства. Иначе он был бы арестован и казнен в тот момент, когда машина с ним выехала бы с территории американского посольства в Будапеште, чтобы ехать в аэропорт. Поэтому у него было положение узника: он находился в американском посольстве и, находясь там, продолжал возглавлять Католическую Церковь в Венгрии и таким образом был и знаменем и лидером в борьбе венгерского народа за свою свободу.
Надо сказать, что такую же роль играл в Чехословакии кардинал Франтишек Томашек, и, в общем, похожую роль играли отдельные священники, в частности отец Варфоломей (Анания) – в Румынской Православной Церкви, где эта некогда государственная Церковь за годы правления Петру Гроза, затем Георгиу-Дежа и сменившего его печально известного Чаушеску оказалась в глубокой оппозиции власти и была притесняема во много раз больше, чем в других социалистических странах. Католическую Церковь не так просто притеснять, поскольку центр ее находится вне страны. Католическая Церковь имеет возможность назначать своих иерархов из-за границы и управлять ситуацией из Ватикана. У нас, у православных, такой возможности нет. И поэтому Румынская Церковь, полностью находясь на территории Румынии, была в гораздо более трудном положении, чем Католическая Церковь в соседней Венгрии, в силу того, что она вся – на территории страны. Но в конце концов находились возможности, и сила, и мужество, и прежде всего, конечно, вера в Бога у владыки Варфоломея (Анании) для того, чтобы противостоять этому античеловеческому режиму на территории его родины.