м, а также на современных (немецком, французском, английском) языках выявило существенные расхождения между различными его версиями. Отцы Тридентского Собора справедливо считали, что реконструировать аутентичный текст можно лишь на основе сличения большого числа различных рукописей, выявления древнейших манускриптов и т. п.
Уже в 1547 году доминиканец Иоганн Гастериус выпускает Библию, текст которой подготовлен на основе двадцати восьми разных рукописей. Появляются и другие аналогичные этому издания, а тем временем бенедиктинцы из монастыря Монте-Кассино и специальная комиссия, во главе которой стоит кардинал Антонио Карафа, работают над сличением самых разных, весьма многочисленных рукописей.
В конце восьмидесятых годов XVI века к этой работе подключился сам Папа Сикст V, обладавший некоторым опытом в области текстологии, так как прежде он готовил к печати труды святого Амвросия Медиоланского. Папа спешил закончить работу как можно скорее и подготовил свое издание за шесть месяцев – таким образом в 1590 году появилась знаменитая Vulgata Sixtina. Сразу же после выхода в свет она вызвала бурную реакцию у образованных читателей. Было замечено, что энергичный, но мало прислушивавшийся к мнению своих сотрудников Папа включил в свое издание немало мест, исправленных согласно рукописям позднего Средневековья, в текст которых попали глоссы (т. е. пояснения, некогда сделанные читателями на полях и затем при переписке этих манускриптов перенесенные переписчиками в текст дочерних рукописей).
Так, например, у блаженного Иеронима (Мф 5: 11) говорится: Beati estis cum maledixerint vobis et persecuti fuerint («Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать»). Сикст V после maledixerint вставляет подлежащее homines («люди»). У придаточного предложения появляется подлежащее, в котором с точки зрения латинского языка необходимости нет, отсутствует оно и в греческом оригинале. Появляется это слово в поздних средневековых рукописях, создатели которых думали не на латинском, а на французском, итальянском и т. п. языках, где без подлежащего фраза не мыслится. В Мф 6: 7 говорится: orantes autem, nolite multum loqui, sicut ethnici, putant enim… («А молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают…»), Сикст V после слова ethnici подставляет сказуемое faciunt («делают») и таким образом придает фразе формальную законченность. В Мф 8: 28 говорится: et cum venisset trans fretum («и когда перешел через озеро»). Папа Сикст после глагола venisset подставляет подлежащее Jesus, лишнее с точки зрения логики латинского (или греческого) языка. В притче о злых делателях есть фраза (Мф 21: 37): verebuntur ёlium meum («постыдятся сына моего»). Сикстина вводит после глагола verebuntur слово forte («возможно»). Средневековый читатель, подставивший в свою рукопись это слово, попытался приблизить текст Евангелия от Матфея к соответствующему месту у Луки (20: 13): mittam ёlium meum dilectum: forsitan, cum hunc viderint, verebuntur («пошлю сына моего возлюбленного; может быть, увидев его, постыдятся»).
Таким образом, вставки, имеющиеся в Сикстине, объясняются двумя причинами: частично они сделаны в тех местах, где текст казался издателю непонятным из-за отсутствия подлежащего или сказуемого; но в ряде случаев они преследуют другую цель – стереть разницу между евангелистами, подправить текст Матфея, используя соответствующее место у Луки, и т. п. Последнее роднит Сикстину и греческий Textus Receptus, который тоже последовательно нивелирует различия между евангелистами.
Вскоре после того, как Vulgata Sixtina вышла в свет, Папа Сикст V скончался. Его преемник Григорий XIV, по совету Роберта Беллар-мина (впоследствии святого Учителя Церкви), создает специальную комиссию из одиннадцати экспертов, среди которых были как сам Роберт Беллармин, так и несколько ученых, работавших в свое время вместе с Антонио Карафа.
За девятнадцать дней работы в марте-апреле 1591 года в текст Сикстины было внесено более трех тысяч исправлений. Кроме того, восстановлено привычное деление на стихи, которое Сикст V весьма произвольно изменил. В результате этой работы в 1592 году в Риме из печати вышла Vulgata Clementina, получившая свое название по имени вступившего в этом году на папский престол Клемента VIII. Второе (с исправлениями) издание Клементины вышло в 1593 году, третье – в 1598. Последнее положено в основу всех позднейших изданий Вульгаты, включая современное, например, мадридское 1960 года, – его подготовил иезуит из Гранады Хуан Леал.
Критическое издание латинского текста Нового Завета в 1850–1854 годах выпустил в Лейпциге К. фон Тишендорф. Его работу продолжили английский епископ Джон Вордсвордт и два профессора из Оксфорда: Генри Уайт и X.Ф.Д.Спаркс. Их трехтомное издание Вульгаты выходило с 1898 по 1954 год. В 1969 году вышла так называемая Штутгартская Вульгата под редакцией ученого-бенедиктинца Роберта Вебера. Он и его коллеги (Б.Фишер, Ж.Грибомон и др.) подготовили свое издание на основании древнейших манускриптов Вульгаты. Их задача, с которой они блестяще справились, заключалась в том, чтобы максимально точно реконструировать текст блаженного Иеронима. В сущности, эту же задачу некогда ставил перед собой Роберт Беллармин, но за последующие со времени его трудов четыреста лет возможности науки возросли во много раз, что и нашло отражение в Штутгарской Вульгате. Те научные дисциплины, которые во время Р.Беллармина, и во многом благодаря работе над Клементиной, лишь зарождались, прошли за эти столетия огромный путь; так, например, современная текстология оценивает манускрипт не только по степени его древности, но и по тому, в каком «генеалогическом родстве» он находится с другими манускриптами.
При том что текст Клементины всегда оценивался и до сих пор оценивается чрезвычайно высоко, уже в XVII веке была продолжена работа по улучшению текста Вульгаты; ею занимались французские бенедиктинцы из конгрегации Сен-Мор (А.Пуже, Ж.Мартианэ, П.Сабатье и др.). С 1907 года усилия в этом направлении предпринимаются бенедиктинцами из монастыря Сан-Жироламо (т. е. святого Иеронима) в Риме. В отличие от К. фон Тишендорфа, Дж. Вордсворта и других исследователей, главной задачей которых было восстановление аутентичного текста блаженного Иеронима, отцы-бенедиктинцы видели свою цель в том, чтобы улучшить этот текст, сообразуясь с данными еврейского (для Ветхого Завета) и греческого (для Нового Завета) оригиналов. По инициативе Папы Павла VI, поддержанной 25 апреля 1979 года Иоанном Павлом II, в свет вышла так называемая Новая Вульгата (Рим, 1979); в отличие от всех остальных современных изданий, это не реконструкция текста блаженного Иеронима, а его исправленный на основе еврейского и греческого текстов, в свете данных современной библеистики, вариант.
Когда появилось издание греческого текста Нового Завета К. фон Тишендорфа (1869), а затем критическое издание Э.Нестле (1898), каждый смог убедиться, что Вульгата сохранила вариант текста, чрезвычайно близкий к тому, который мы называем теперь «критическим». Это резко поднимает значение Вульгаты в глазах современного библеиста, видящего, что блаженный Иероним точно переводит греческий текст по весьма надежным рукописям, напоминавшим, вероятно, Синайский кодекс. Вместе с тем именно это обстоятельство, после распространения греческого Нового Завета, опубликованного Эразмом Роттердамским по Textus Receptus, вызвало в среде протестантски ориентированных ученых в Женеве настоящий взрыв негодования по поводу Вульгаты, которая, как им казалось, искажает новозаветный текст. По этой причине в XVI веке появляется ряд новых переводов Нового Завета на латинский язык по Textus Receptus. Наиболее известен перевод Теодора Безы (1519–1605) – ученого-библеиста, близкого к Ж.Кальвину.
В настоящем издании[67] латинский текст публикуется согласно Вульгате по изданию Хуана Леала (Мадрид, 1960). Однако ввиду того обстоятельства, что греческий текст печатается здесь по Textus Receptus, в квадратных скобках даются те места, которые отсутствуют как в критическом тексте Нового Завета, так и в Вульгате, но есть в Textus Receptus. Эти места приводятся в переводе Теодора Безы по его берлинскому изданию 1873 года (sumptibus Societatis Bibliophilorum Britannicae et extemae). В круглые скобки, напротив, заключены те отдельные слова, которые имеются в Вульгате, но отсутствуют в греческом оригинале. Курсивом выделены цитаты из Ветхого Завета, что позволит читателю ярче увидеть взаимосвязь между Ветхим и Новым Заветом.
Пунктуация настоящего издания точно воспроизводит пунктуацию Клементины. Это связано с тем, что ее издатели, а равно и издатели предшествующих ей публикаций текста Вульгаты путем расстановки запятых и двоеточий, деления текста на предложения подчеркивают надфразовое единство текста, который не есть механическая сумма отдельных предложений. Текст – это единое целое, не всегда даже разделимое на предложения. По этой причине там, где в Священном Писании на современных языках ставится точка, издатели Клементины зачастую предпочитали двоеточие; текст после этого знака продолжается с маленькой буквы. Слабо выраженное дробление евангельского текста на предложения объясняется и тем, что в первые десятилетия апостольской проповеди Евангелие распространялось исключительно в устной форме. В ряде случаев неразделимость текста на предложения, теснейшая связь следующего предложения с предыдущим подчеркивается тем, что после точки ставится не большая, а маленькая буква. См. например Мф 24: 4–5: Videte ne quis vos seducat. multi enim venient in nomine meo («Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие придут под именем Моим»). Вместе с тем перед словом autem, vero и т. п. издатели Клементины, как правило, ставят точку там, где логика современных языков требует запятой, например Мф 13: 37–39; 14: 23; 15: 14; 16: 25; 19: 13 и др. Это связано с тем, что слово autem (но, же) много лучше любого знака препинания указывает на бессмысленность следующего предложения в отрыве от предыдущего. В целом точка в Клементине используется не столько для дробления текста на отдельные фразы, сколько служит для указания на паузу. Так, в изъяснении притчи о сеятеле три достаточно коротких стиха (Мф 13: 37–39) шесть раз прерываются точками, тогда как подавляющее большинство современных издателей интерпретируют их как одно сложносочиненное предложение. Пауза играет здесь очень заметную роль, потому что Евангелие – это не текст, погребенный в книге, а Слово Божие, которое живо и действенно (Евр 14: 12). Поэтому ориентировано оно прежде всего на чтение не про себя, а вслух.