прессе и вслед за этим написал еще целую книгу, чтобы доказать, что ессеи вообще никогда не существовали.
Подобные научные вопросы («за» или «против») не особенно волнуют общественность, тем более что она почти не знает, кого следует понимать под этими ессеями, что им понадобилось в Палестине и почему они жили у Мертвого моря. Широкая общественность утратила покой лишь тогда, когда некоторые современные лингвисты стали утверждать, что содержание рукописных свитков Мертвого моря доказывает необходимость ревизии целого ряда догм и вероучений христианской религии.
Два языковеда, наши современники, использовали представившуюся им возможность для того, чтобы стяжать известность широкой публики и познакомить ее со своими трудами. Они выдвинули сенсационное утверждение о том, что результаты исследования рукописных свитков представляют собой радикальный переворот в изучении истории христианства.
Парижанин Андре Дюпон-Соммер, бывший католический проповедник и профессор Сорбонны, обнаружил совершенно потрясающее сходство между упомянутым в кумранских рукописях «учителем праведности» и Иисусом из Назарета.
Молодой английский ученый, принимавший участие в расшифровке и переводе рукописей, выступил по английскому радио с таким докладом, который заставил шокированных и ошеломленных слушателей немедленно схватить телефонную трубку или взяться за перо. Он, Джон Аллегро, утверждал не более и не менее, как следующее: исходя из не опубликованных еще кумранских текстов, выходит, что «учитель праведности» был распят на кресте, тело же его затем было снято и предано погребению и что апостолы ожидали воскресения и возвращения на землю своего «учителя». Значит, Иисус из Назарета, вернее его прообраз, уже существовал ранее у ессеев.
Вся Великобритания и вся Америка прислушались к этому сообщению. И, несмотря на подписанное пятью учеными опровержение в лондонской газете «Тайме», широкая пресса начала помещать одно за другим информационные сообщения о свитках Мертвого моря. С совершенно необычным для освещения научных вопросов усердием печатались репортажи и статьи под огромными заголовками, оканчивающимися неизменным восклицательным знаком.
Таким путем газеты поднимали свои тиражи, завоевывая читателей. И не случайно один униатский священник из Америки упрекал христианских теологов из США, занимающихся Новым заветом, в том, что они не выполнили свою задачу по объективной информации читателей. Этих теологов можно было даже обвинить в обмане, потому что в своих публикациях они пользовались такими оборотами речи, которые имели для них самих совсем другое значение, нежели для широкой публики.
Находки рукописей Мертвого моря поставили теологию перед задачей основательно пересмотреть свои взгляды на возникновение христианства. Но для этого, конечно, теологам не хватает мужества.
Одна из вышедших за это время книг имеет такой сам за себя говорящий заголовок: «Рукописные свитки Мертвого моря — самый большой вызов христианскому учению со времени появления дарвинизма!»
Христианское учение, несомненно, близко к учению кумранской общины. Сознание своей греховности, отношение к имуществу и браку сформировались у них под влиянием неизбежного ожидания страшного суда. Общим для кумранитов и христиан было также поклонение одному и тому же «учителю»: «учителю праведности» — у одних и Иисусу из Назарета — у других. Обоих казнили; очевидно, и того и другого распяли на кресте. И это все? Пока, кажется, все.
Не возбуждает, однако, никакого сомнения то, что иудейские секты существовали еще до возникновения первоначального христианства. Религиозные представления или учения развивались и поддерживались до тех пор, пока они, наконец, не вошли в христианское Евангелие.
Предположение о том, что при возникновении первоначального христианства был создан своего рода образ Иисуса из Назарета или образы его апостолов или учеников, уже давно отвергнуто; тем самым отвергаются и подобного же рода представления, создавшиеся у некоторых верующих иудеев,— наверное, к их большому сожалению. Сейчас для них стала ясна тесная связь между иудейским направлением веры и первоначальным христианством[43].
Науке, конечно, уже давно известно, что вера сама по себе не может появиться без духовного стремления к ней. Отсюда ясно, что в этой области не может быть создано и ничего нового, такого, что не было бы тесно связано с древнейшей символикой, древнейшими понятиями и основными представлениями. Подлинно религиозное творчество имело место, вероятно, лишь в ледниковом периоде, в каменном веке или в последующие тысячелетия, но уж во всяком случае не при «учителе праведности», или Иисусе из Назарета, и подавно не во времена Авраама и Моисея.
Но это уже не задача теологии, а скорее археологии. Лишь одна она навела ученых на следы пути Авраама из Ура в Харран и из Харрана в Хеврон, Сихем и Иерусалим; она ведет все дальше и дальше на юг, к воротам Египта.
Авраам совершил путь в Египет и вернулся оттуда; Моисей тоже был в Египте, откуда он, по библейскому сказанию, вывел свой находившийся в порабощении народ в «обетованную» землю; и Иисус из Назарета также побывал в Египте со своими родителями.
Самые значительные персонажи иудейской и христианской религий жили в Египте более или менее продолжительное время. Они прониклись его духом, они должны были быть знакомы с его богами — все они, в том числе Иосиф, Иаков и Иисус Навин.
Значит, Египет! Понять Библию — это значит идти к Нилу. Не только к Евфрату и Тигру, не только к Иордану и Мертвому морю, но и к Нилу.
Часть 3. На Ниле
НАДПИСЬ СО «СЛОВОМ БОЖЬИМ»
Вы, которые через долгие годы увидите
эти памятники, рассказывающие о том, что
я сделала, вы скажете: Мы не знаем...
как они смогли создать целую гору золота.
Египет — это речной оазис, который протянулся на полторы тысячи километров; это «дар Нила». Без Нила здесь не было бы жизни.
«Эль-Бар» («Море»), как называют арабы Нил, течет с юга, из экваториальной зоны, где весной выпадает огромное количество осадков. Воды Нила достигают южной границы Египта, протекая на протяжении более пяти тысяч километров (Нил — вторая по длине река мира), и оттуда проходят еще полторы тысячи километров по стране до широкой дельты — места впадения в Средиземное море.
Египет почти не знает дождей. Только Нил орошает поля, питает колодцы и поит землю, на короткое время, превращая страну вечно сияющего неба в полный жизни плодородный сад.
Пока животворные воды не достигнут летом Египта, страна борется со смертью. С иссушенных полей дует сухой пыльный ветер. Знойные ветры пустыни, адская жара, беспощадно палящее солнце изнуряют людей и животных. Уровень воды в реке угрожающе понижается, иссякают колодцы, огромные водяные колеса, подающие воду, останавливаются, и пустыня, как страшный красный зверь, готовится поглотить умирающую от жажды добычу, чтобы уничтожить последние следы жизни.
Нигде нельзя с такой ясностью провести и одновременно так легко стереть границу между жизнью и смертью, между плодоносящей землей и пустыней, как в Египте. И поэтому мировоззрение этого народа, как никакого другого, необычайно глубоко отражает проблемы смерти, пустыни и загробной жизни.
Отсюда понятно, почему Египет доисторического времени не смотрел на восток, чтобы восхищаться восходом солнца и поклоняться ему, а смотрел на юг, откуда текла река, которая ежегодно давала ему жизнь. Справа был запад, слева — восток.
Так было из года в год, из поколения в поколение, из века в век. Когда адская жара становилась нестерпимой и иссякали колодцы, тогда египтяне смотрели на юг, навстречу желанному Нилу. Каждое утро они следили за повышением уровня воды, но не один раз Нил разочаровывал их.
И, в конце концов, они узнали: когда рано утром, до восхода солнца, на небе появлялась одна и та же звезда, на юге, откуда приходила река, уровень воды поднимался. Появлялась эта звезда, самая большая на небе, поднималась и вода в Ниле.
Таким образом, звезда приносила великую радость. Египтяне давали ей много имен, одно из них, очевидно, было «Сет». Это был добрый бог времени, провозвестник воды, жизни. И как вестник наступления нового года — также пророк новой жизни.
Иногда рядом с Сетом сияла еще одна красивая и большая звезда; это бывало, когда Сет впервые в году появлялся на утреннем небе перед восходом солнца. Египет дал имя и этой звезде — Гор.
Гор — это планета Венера, которая регулярно появляется каждый восьмой год как утренняя звезда около Сета, звезды, которую теперь называют Сириус. Между тем вечернюю звезду египтяне считали богиней. Они еще не знали, что утренняя и вечерняя звезда — это одна и та же Венера.
Почти в то же время — может быть, лишь немного раньше или позже,— когда Сет-Сириус провозглашал на южном небе приближение вод Нила, по небу на восток, туда, откуда из желто-белой сияющей пропасти выходило потом солнце, плыл узкий, ущербный
Египет в греко-римское время
серп луны, напоминающий таинственный корабль мертвых. Этот корабль исчезал там же, на востоке.
Через три дня или на третий день на западе вечернего неба появлялся новый лунный серп. Это, без сомнения, был новый корабль.
Египтяне долго размышляли над этим. Потом пришли чужеземцы, завоеватели и основатели городов, и сказали, что корабль мертвых — это бык с большими золотисто-желтыми рогами. Когда поднимался Нил и одновременно на юге появлялся Сет, большая звезда, тогда на востоке золотой бык приближался к смерти. И часть жителей страны на Ниле уверовала, что Осирис, лунный бык, должен был умереть, потому что появлялся Сет, который отбирал у него жизнь. Другие же полагали, что золотой бык добровольно шел навстречу смерти, чтобы вода жизни напоила Египет.