— Нужно пометить, какие иконы, чьи, названия написать, — сказал Пушных.
— Сделаем. На рамочках слайдов указано… — Хромов, не выпуская из рук очередную переданную ему фотографию, живо взглянул на Пушных: — Кортунов сидел ведь за изготовление и сбыт порнографии?
— Да.
— Значит, если и не фотохудожник, то прилично снимает? За халтуру мало кто согласится платить.
Никто из присутствующих пока не понимал, к чему клонит Хромов, уточняя известное.
— Виктор Петрович говорит, Кортунову интересны деловые люди, — продолжал лейтенант. — Значит, нужно подойти к нему с делом. Как к фотомастеру.
В нескольких фразах Хромов объяснил, что он конкретно предлагает.
— Хорошо, лейтенант, — одобрил заместитель начальника крайуправления. — Подумать еще нужно, кое-что изменить, но в целом согласен. Как, товарищи?
У Пушных и Шатохина тоже не было возражений по существу.
— Добро, — полковник Зайченко поднялся. — Все свободны. В шестнадцать соберемся здесь еще раз. Один вариант вчерне обговорили, теперь — сибирский…
В Калинине было пасмурно, прохладно. Августовское солнце временами ненадолго озаряло старинный город и вновь зарывалось в темно-серые облака. На улицах малолюдно. Нечего было и мечтать, чтобы кому-то из фотографов-индивидуалов взбрело в голову поджидать по такой погоде желающих сняться на память около городских достопримечательностей.
Когда дождь ненадолго стихал, Шатохин покидал гостиничный номер. Отлучался недалеко. По уцелевшему уголку старой Твери брел мимо дома-музея писателя и местного вице-губернатора Салтыкова-Щедрина, заходил в антикварный магазин, потом в кафе «Аквариум» и возвращался в свою комнату.
Ненастье, а с ним и вынужденное ничегонеделанье длилось три дня, а на четвертый погода, наконец, установилась. С утра в жарких лучах подсыхал асфальт, ветерок обдувал влагу с листьев. Шатохин радовался хорошей погоде и в то же время немножко нервничал. Кортунов находился в городе. Регулярно в первой половине дня на два-три часа наведывался на фабрику, ночевать приходил в свой флигелек, но кто знает его планы. Вдруг да надумает в этот субботний погожий день съездить к сестре или к родителям. Не должен. Патент отрабатывать нужно, место свое оберегать от соперников.
Шатохин погдядывал на часы, на телефон.
Звонок раздался за полдень. Лейтенант-оперативник Изотов, один из двух сотрудников милиции, которые помогали Шатохину все эти дни, сообщил, что фотограф в роще, расположился там недавно, народу вокруг него пока не видно.
— Понял. — Шатохин положил трубку.
Черный кожаный «дипломат» с наборным цифровым замком лежал на тумбочке около кровати. Шатохин обулся, надел темно-серый в тон брюкам пиджак, вынул бумажник, еще раз просмотрел его. Взял «дипломат» и вышел из номера.
Заочно, по снимку, он был знаком с Кортуновым и узнал его сразу. Смуглолицый, невысокого роста, крепко сбитый, он что-то писал в блокнотик, держа его перед собой на весу. «Если участвовал в налете на скиты, то под именем «Глеб»: у Клима косоглазие, Роман — высокий и узкоплечий», — подумал про себя Шатохин.
Девочка лет пяти-шести, молодые мужчина и женщина стояли рядом. Видимо, Кортунов только что сфотографировал их и теперь выписывал квитанцию. Девочка со смехом бегала вокруг высокой треноги, на которой была прикреплена рамка со снимками-образцами. Опасаясь, как бы она не уронила треногу, Кортунов оборачивался, бросал короткие недовольные взгляды. При этом фотоаппарат с расчехленным объективом мотался на животе.
От места, на котором расположился Кортунов, до ближней скамейки было шагов пятнадцать. Шатохин прошел мимо фотографа и его клиентов, сел на скамейку, положил рядом «дипломат».
Щурясь от солнечных лучей, открыто наблюдал, как рассчитываются сфотографировавшиеся, как Кортунов наклонился, поднял из травы плюшевого медвежонка, куклу в пестром сарафане с пунцовыми пухлыми щеками, положил игрушки на раскладной стульчик.
К Кортунову еще подошли. Две женщины посмотрели образцы и отправились дальше.
Он закурил сигарету, сделал несколько затяжек, выкинул окурок. Шатохин продолжал смотреть в его сторону.
Трудно было не реагировать на близкое соседство. Кортунов сделал несколько шагов в сторону Шатохина.
— Снимемся на память? — предложил. — Можно с видом на Волгу.
— Стоит ли? — ответил Шатохин.
— Дело хозяйское, — не стал уговаривать, вернулся на свое место Кортунов.
Шатохин поднялся, приблизился к треноге, окинул взглядом образцы.
Снимки были обычные. Да и кто сумел бы показать мастерство, щелкая кадр за кадром с одной точки? Отсутствие колоритного фона, подтверждающего, что снимок сделан именно в Калинине, восполняла надпись в левом нижнем углу, выполненная буквами старинного начертания «Градъ Тверь».
— Хочешь заработать? — спросил Шатохин.
— Как?
— Переснять кое-что нужно.
— С собой?
— Да. — Шатохин кивнул на «дипломат».
— Покажи.
— Еще не договорились…
— Если порно, я сразу — пас, — твердо сказал Кортунов.
— Зачем такие страсти, — Шатохин засмеялся. — Предметы искусства. Нужны точные фотокопии. Сумеешь быстро сделать?
— Смогу… Какие предметы?
— Снимать будешь, увидишь.
Кортунов помолчал. Возможно, прикидывал, кем может быть незнакомец и стоит ли иметь с ним дело. Спросил:
— Когда надо?
— Сегодня.
— А размеры, штук сколько?
— Пять. Каждый снимок в трех экземплярах. Формат… — Шатохин взял со скамейки свой «дипломат», провел пальцем сверху вниз по середине крышки: дескать, размер — половина этого.
— Дорого тебе обойдется. У меня цена…
— Договоримся, — небрежно оборвал Шатохин. Кивнул на узкопленочный фотоаппарат «Никон». — Им, что ли, снимать будешь?
— Это уж моя забота.
Складные тренога, стульчик, рамка с образцами, игрушки были уложены во вместительную спортивную сумку. В минуту от «фотосалона» не осталось следа.
— Пойдем, — сказал Кортунов.
При конторе обувной фабрики в Верхневолжском переулке у Кортунова была фотолаборатория — комната в полуподвале с отдельным входом. Шатохин знал о существовании этой комнатки, был уверен, что Кортунов приведет его именно сюда. Так и случилось.
— Ну, что снимать? — Кортунов щелкнул выключателями, и яркий свет осветил квадратную комнату без окон. Достал широкопленочный «Киев» и положил на стол.
Шатохин вынул из «дипломата», раскутал упакованные в пушистую хлопковую бумагу свертки. Иконы — пять штук.
Украдкой Шатохин наблюдал, какой будет реакция Кортунова при виде икон.
Внешне, по крайней мере, тот остался спокоен. Указательными пальцами взял за уголки одну, на расстоянии вытянутых рук рассматривал, повернул тыльной стороной к себе.
— Николай Угодник? — спросил.
— Власий…
— Похож на Угодника. — Кортунов приставил икону к глянцевателю, убавил-прибавил освещение, слегка изменил положение иконы, взялся за фотоаппарат и приступил к работе.
Почти не разговаривали до того момента, когда Кортунов протянул пачку готовых снимков.
— Двести пятьдесят, — назвал сумму. — У меня цены, я предупреждал…
— Нормально, — рассеянно глядя мимо хозяина лаборатории, перебил его Шатохин, вынимая и раскрывая бумажник. В одном отделении были пятидесяти- и сторублевки, из другого выглядывали двадцатидолларовые бумажки.
— Нормально, — повторил он, делая вид, будто не замечает, с каким жадным вниманием изучает Кортунов содержимое бумажника.
Шатохин отсчитал двести пятьдесят рублей, положил бумажник обратно в карман, но отдавать помедлил.
— Негативы тоже мои.
— Пожалуйста…
Быстро, отработанными движениями Кортунов скатал и завернул пленку.
Пересъемка была закончена, иконы в прежней упаковке уложены в «дипломат». Оставаться в нагретой осветительными приборами, непроветриваемой комнатке не было необходимости.
— Духота, — сказал Шатохин. Вынул из бокового кармана пиджака носовой платок вытереть вспотевший лоб. Никелированный ключик, прицепленный к брелочку, на котором было оттиснуто мелкими буквами «Г-ца «Тверь» и ниже крупно «286», лежал в том же кармане, что и платок, он выпал, звякнув об пол. Поспешно Шатохин наклонился, подобрал ключ.
— Спасибо за снимки, — поблагодарил он и вышел на улицу.
Пешком, с задержками у киосков «Союзпечать», с заходом в сувенирный магазин «Тверские умельцы», он через час добрался до гостиницы.
— Мужчина, — окликнула его дежурная, не успел он одолеть и пяти ступенек, поднимаясь к себе на второй этаж, — вы из двести шестьдесят восьмого?
— Да, — Шатохин повернулся к ней в ожидании, что за этим последует?
— Нарушаете правила, — продолжала дежурная. — Ключ сдавать положено, когда уходите. Учтите в следующий раз.
— Учту, — буркнул Шатохин. Взглянул на часы, хотя отлично знал, рано. Если даже все складывается как хотелось бы, все равно пока рано.
В номере, не снимая пиджака, он сел в кресло, положил «дипломат» на пол, придвинул ближе к себе телефонный аппарат. Ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и с четверть часа сидел неподвижно с прикрытыми глазами. Потом, достав фотографии, принялся перебирать их. Прилично сделано. Только вот пользы от снимков, если…
Телефонный звонок нарушил тишину.
Звонил лейтенант Изотов. После прощания с Шатохиным фотограф вскоре покинул свою каморку в Верхневолжском переулке. В рощу не возвратился, на трамвае поехал в свой флигелек. И пока не выходил оттуда.
Семнадцать часов. С минутами даже. Если и через полтора часа, самое большее через два, ему ничего не сообщат, то зряшной, пожалуй, была и встреча в Березовой роще, и пересъемка. Нужно будет на ходу изобретать что-то другое. Что? Не надо заранее настраиваться на плохое. Лучше сходить перекусить, с утра не ел. Он спустился вниз.
С дежурной по этажу, командно-хозяйский тон которой запомнился, вступать в разговор не хотелось и можно бы избежать, но сейчас поговорить нужно.