— Извините, Александр Михайлович, что заставил вас поволноваться. Где, говорите, своего знакомого-то встретили, вон в том гараже?
— Вон он стоит, мой знакомец-то, — зашептал он.
Впереди, у машины с открытым капотом, стояли трое, о чем-то переговаривались.
— Который?
— Боком стоит, крайний. Он, он самый!
— Спасибо, Алексей Михайлович. Вы нам очень помогли.
Вместе с Симаковым Алексей заехал в горотдел. Там старик письменно подтвердил все свои наблюдения и очень довольный тем, что оказал милиции услугу, отправился на служебной машине домой. Алексей спустился к дежурному и поинтересовался, не звонил ли Гришин. Оказалось, что звонил и просил выйти с ним на связь. Обещал вскоре перезвонить. Алексей попросил дежурного переключить Гришина, как только тот позвонит, на свой кабинет, и поднялся к себе.
Гришин не заставил себя долго ждать.
— Чувствую, что новости просто переполняют тебя, — сказал Алексей, услышав в трубке взволнованный голос коллеги.
— Через край выливаются.
— Давай выплескивай.
— Отделения связи я проверил. Очень хорошие девушки в них работают. Но самой лучшей из них оказалась начальник восемьдесят седьмого отделения связи Нина Сергеевна Агеева.
— Это чем же она тебя привлекла?
— Искренностью. Рассказала мне Нина Сергеевна такую историю. Четвертого января пришла к ним машина, отгрузили они корреспонденцию и отправились по домам. Со службы она уходила последней. И когда закрывала дверь, вдруг услышала, как подъехала к почте машина. Оглянулась. Смотрит, их фургон. Очень удивилась Нина Сергеевна такому явлению и решила, что оператор что-нибудь забыла, поэтому и пришлось им возвращаться. Она даже дверь перестала закрывать, подумав, что сейчас ей все равно отпирать придется. Но надежды эти не оправдались. Подъехала машина, остановилась на минуту. Шофер с чем-то повозился в кабине, закурил и, развернувшись, поехал обратно.
— И что?
— А то, что у почты фонарь горит, и фургон прямо под ним остановился, да еще шофер закурил, поэтому она и успела его рассмотреть.
— Фотографию показывал?
— Показывал. Она его опознала.
— Спасибо, Андрей.
— Какие будут распоряжения?
— Никаких. Возвращайся сюда. Все пока складывается отлично. Осталось только одно дело. Пока!
Алексей повесил трубку, посмотрел на часы и заторопился.
Оказавшись в районе новостроек, Садовников не спеша пошел по улице, застроенной одинаковыми современными домами. Время приближалось к восемнадцати часам. Народу на улице прибавлялось.
Садовников просеивал взглядом толпу. Вдруг один человек привлек его внимание. Он резко прибавил шаг и через несколько минут нагнал молодую женщину с тяжелой сумкой в руках. Осторожно подойдя сзади, Алексей взял сумку. Женщина испуганно обернулась.
— Вы?!
— Не бойтесь, Лариса, я просто хотел помочь вам, извините, что так неловко.
— Да что вы! Вы опять к нам? Что-нибудь случилось? — В ее голосе прозвучала тревога.
— И не собираюсь. Я вообще здесь не по службе, а по своим личным делам.
— Вон что, — откровенно обрадовалась Лариса. — В гости ходили?
— Можно сказать, что в гости. Товарищ у меня здесь недалеко живет. В школе вместе учились. Вчера жена его позвонила, сказала, что Андрей тяжело болен. Вот и вырвался.
— А что с ним? — участливо спросила Лариса.
— Сердце. Мужик-то вроде здоровый был, никогда ни на что не жаловался, и на тебе. — Алексей помолчал. — Но, что интересно. Несколько дней назад у меня на душе так тяжело было, словно какую беду чувствовал. В мистику я не верю, но предчувствие у человека бывает. Это уж точно.
— И я замечала, что беду чувствую. Вот недавно такое же состояние было, просто места себе на работе не находила. Пришла в детский сад за дочкой, а мне говорят, у нее высокая температура. Оказалось, корь.
— А вот тогда, четвертого, вы не ощущали никакой тревоги?
— Четвертого? Что-то даже и не помню.
— Давайте вспомним весь ваш вечер?
— Попробуем. После работы, значит, заскочила я в магазин. Постояла в двух очередях, купила продукты, помчалась в детский сад, взяла дочку, поговорила с воспитательницей. Возле дома мы немного погуляли, потом домой пришли. Пока разделись, то да се, время ужинать. Тут Сережка заявился и сразу лег, заболел он. С дочкой еще позанималась немного, книжку ей почитала, потом спать ее уложила и сама легла. Но уснуть никак не могла. Вот, пожалуй, тут-то я и почувствовала тревогу. Ночь кое-как промучилась. Утром встала разбитая… Ой, я уже и пришла. Давайте сумку.
Лариса взяла сумку, нырнула в калитку детсадовского дворика. Прошла по дорожке, обернулась и помахала рукой:
— Счастливо вам!
Алексей тоже махнул ей рукой и медленно пошел по улице.
«Кончает работу в пять часов, — размышляет он. — Потом сразу идет в магазин. Сегодня я встретил ее без пяти минут шесть. Значит, на покупки она затрачивает примерно час. Не ровно час, а плюс-минус десять минут. Возьмем за основу минус, получится пять пятьдесят. До детского сада идти десять минут. Поговорить с воспитательницей, одеть дочку, дойти до дома, погулять у подъезда, пожалуй, тоже минут пятьдесят. Что же дальше? Дальше у Ларисы то да се до ужина. Ужинают примерно около восьми, чтобы ребенок успел посмотреть детскую передачу и вовремя лечь спать. Перед ужином пришел Сергей. Следовательно, он появился дома не около пяти, а около восьми вечера. Значит, после визита на Старую Канаву в распоряжении Полякова было еще почти три часа или даже чуть больше. За это время можно успеть многое…
Не доходя до автобусной остановки, Алексей зашел в телефонную будку и набрал номер.
СЕРГЕЯ Полякова арестовали утром следующего дня. Дома в это время была только Полина Владимировна. Алексей постарался провести эту процедуру в отсутствии Ларисы и, самое главное, дочки Сергея. Арест, казалось, не столько испугал его, сколько удивил. Вел он себя нервно. То возмущался, протестовал, кричал, то замолкал, неподвижно застывая на стуле. Когда ему сообщили причину ареста, Поляков немного помолчал, потом сказал без всякого выражения в голосе:
— Вы ошибаетесь. И скоро сами убедитесь в этом.
Обыск в квартире не дал никаких результатов. Не было там ни денег, ни пистолета. Полякова попросили указать место, где он спрятал похищенное. В ответ он удивленно поднял брови.
Алексея не смутили результаты обыска и нежелание Полякова отвечать на вопросы. На иное течение событий он и не рассчитывал. Он предчувствовал, что Поляков будет защищаться до последней возможности, и был готов к этому.
Договорились с Веретенниковым, что первый допрос поведет он.
Поляков держался спокойно и все отрицал. Линия защиты у него была предельно проста. Четвертого января ушел с работы по случаю болезни в четыре часа и поехал прямо домой. Поэтому нигде не был, никого не встречал, ничего не совершал и вообще ничего не знает. Промучавшись с ним больше двух часов, так ничего и не добившись, Веретенников отправил Полякова в изолятор временного содержания, а сам пошел к Садовникову.
— Молчит ваш подопечный, Алексей Вячеславович, — сказал он, усаживаясь в кресло.
— Правильно делает. Соображает, чего ему признание будет стоить.
— Лучше бы он раньше соображал.
— Раньше он о другом думал. А когда настанет пора отвечать любой человек начинает думать только о себе. В первый раз, что ли, сталкиваемся с подобным явлением.
— В том-то и дело, что не в первый.
— Пока трогать его не будем, путь посидит, подумает. Иногда это полезно бывает. А завтра, как договорились, я попробую с ним потолковать.
— Чего мы так все усложняем? Ведь доказательств его вины более, чем достаточно, а я сегодня практически ни одного не предъявил. Все душеспасительные беседы вел. Надо было припереть его к стенке — и делу конец.
— Боюсь, что это был бы не конец. Поляков — парень не слабый, и трудно заранее предсказать, как бы он повел себя в случае, если бы мы сразу раскрыли ему карты. Сейчас нам известна его линия защиты и это дает возможность контролировать ситуацию, что очень важно. Постараемся сохранить это преимущество и в дальнейшем…
НА СЛЕДУЮЩИЙ день Садовников вызвал Полякова на допрос не утром, а в середине дня. Сергей вошел в кабинет с застывшим, измученным лицом, потемневшими глазами.
— Как чувствуете себя? Язва не беспокоит?
— Пока нет.
— Вот и хорошо. Теперь перейдем к делу. Вам известно, конечно, по какому поводу вы оказались здесь?
— Да, мне сказали.
— Раз все известно, тогда, будьте добры, расскажите подробно о том, как вы провели вечер четвертого января. Даже не вечер, а вторую половину дня.
— Я вам уже рассказывал. Добавить нечего.
— Понятно. — Алексей помолчал. — А может быть, в этот день еще что-то было? Вспомните, пожалуйста. Я скажу сейчас фразу, которую вы наверняка много раз слышали в кино или читали в книжках. К сожалению, она отражает истинное положение вещей и воспринять ее нужно с полной ответственностью и серьезностью. Я говорю о добровольном и чистосердечном признании. Только оно, я хочу это подчеркнуть, только оно может хоть в какой-то мере облегчить вашу участь, Сергей.
— Мне не в чем признаваться, Алексей Вячеславович.
Садовников ничего не ответил. Он молча разглядывал какие-то бумаги на столе, потом достал папку, раскрыл ее и начал читать. Так прошло минут пятнадцать. В кабинете стояла тишина. Наконец Алексей оторвался от бумаг и внимательно посмотрел на Полякова. Тот сидел, опустив плечи, тяжело глядя в пол.
— Ладно, — негромко сказал Садовников, и Сергей вздрогнул от его голоса. — Ладно. Не хотите говорить, не надо. Только учтите, что это была моя единственная и, наверное, последняя попытка помочь вам, хотя бы ради вашей дочки.
Алексей снова сделал паузу и посмотрел на Полякова. Тот сидел, все так же потупив взгляд.
— Теперь давайте разбираться в том, что же все-таки произошло четвертого января. В тот день вы действительно были на работе и отправляли, как вы говорите, машины на линию. Около четырех часов вы подошли к начальству и отпросились домой. Я, правда сильно подозреваю, что никакого приступа в то время и в помине не было. Он мог начаться значительно позже, на нервной почве. Но это так, к слову. Отпросившись, вы пошли не домой, а поехали в город, где встретили машину Березина. Уговорили его подъехать на автоплощадку ДОСААФ, где и совершили заранее обдуманное преступление. Загнали фургон на Старую Канаву и окружным путем отправились домой, спрятав по дороге деньги и пистолет, принадлежавший оператору. Причем, на автоплощадку поехали не зря. Вы ее давно присмотрели. Там, во-первых, тихо в это время, а во-вторых, рядом расположено общежитие, где в 127 комнате проживает Селиванов, по кличке «Кот», на которого вы и решили повесить преступление. Так?