— Не так. Ничего этого не было. Я ничего не совершал и Березина не видел, — сказал Поляков еле слышно.
— Не видели, не совершали? Хорошо. Пойдемте дальше и проверим, как стыкуется ваш рассказ с нашими данными. Смотрите. Вас видели за рулем автофургона у 87 отделения связи. Это недалеко от Старой Канавы. Дальше, на самой Староканавской улице вас видел, как вы выходили из автомобиля, местный житель Симаков, впоследствии опознавший вас. И еще. Домой вы заявились примерно в восемь часов. В это время вся семья уже была в сборе. Притворились больным, легли на диван и строго-настрого предупредили домочадцев, чтобы они всем говорили, будто домой вы пришли без пятнадцати пять. Так? Вот показания свидетелей. — Алексей передал Полякову несколько исписанных листов. Пока Поляков читал, Алексей внимательно следил за ним, стараясь угадать реакцию на прочитанное. Поляков читал медленно, перечитывая каждую строчку по нескольку раз. Наконец он закончил и положил листки на стол.
— Это какое-то недоразумение, — сказал он осипшим голосом, не поднимая головы.
— Недоразумение? Для того, чтобы рассеять его, я дам вам прочитать еще пару документов. Заключение экспертов. Узлы на веревке, которой был связан Березин, и тот, который был на веревке, срезанной с санок вашей дочери, — совпадают. Вот протокол изъятия санок, опознания их свидетелями. Вот подписи понятых. А это заключение экспертизы о том, что кусок веревки с узлом был срезан именно с ваших санок.
Дальше. Надпись на руке Березина сделана вашей рукой. Это тоже установлено доподлинно. У нас недоразумений не бывает. Возьмите вот, почитайте.
Заключения экспертизы Сергей прочитал быстро. Положил их на край стола, молчал. Алексей не торопил его. После минутной паузы, он поднял голову, провел рукой по лицу, шумно выдохнув, сказал:
— За глупость и невыдержанность собственную — нужно расплачиваться. Действительно, это я застрелил Березина, — он говорил, вернее, старался говорить спокойно. — Вообще-то обо всем мы договорились с Толиком… В ночь под Новый год он предложил мне ограбить фургон. Мы знали, перед праздником бывает очень много денежных переводов на немалые суммы. До праздника отделения связи не успевают все отправить. Сперва Толик предложил взять его маршрут, потом передумал. Лучшим у нас считается тринадцатый. Его называют «золотым». У Березина все было заранее подготовлено. Он попросил меня вывести из строя фургон «чертовой дюжины». Мне это сделать было несложно.
— Почему вы так легко согласились на предложение Березина? — спросил Алексей.
— Да все потому же, жадность обуяла, желание красиво жить. План у Толика, как мне казалось, был безупречен. В случае успеха, мы получили бы тысяч по десять. Заманчиво. В общем, все обсудили и решили сразу после Нового года это дело провернуть. Назначили день, Березин поехал по тринадцатому маршруту, я отпросился у начальника и ушел с базы. Встретил машину Толика на улице Ворошилова, остановил ее и сказал, что с другим фургоном произошла авария, нужно помочь. Сели, поехали, добрались до площадки ДОСААФ. Людей в это время там действительно не бывает. Остановились. — Поляков замолчал, перевел дыхание. — Тут-то все и началось. Ни о каком убийстве мы, конечно, не замышляли. Березин должен был обухом топорика оглушить Зуеву и только. Потом я должен был связать ее и Березина и положить в фургон. А Толик вытащил топорик, ударил им Свету по голове, но не рассчитал силу удара… Когда я оценил случившееся, закричал на Березина: «Что ты наделал!» Он выскочил из кабины и сказал, чтобы я заткнулся. Он был какой-то неестественно оживленный. Суетился, стаскивал Свету с сиденья на пол. Потом сказал, чтобы я его связал и положил в фургон, а сам взял у Светы пистолет. Мы открыли дверь и полезли вовнутрь. Толик набрал бандеролей и разложил их у входа. Я наблюдал за его действиями, ничего не соображая. В голове стоял какой-то туман. Березин велел мне связать его. Но руки меня не слушались. Тогда он сам обмотался веревкой, а меня попросил завязать ее. Я с трудом затянул узел. Когда Толик улегся на бандероли, он вдруг неестественно как-то засмеялся и стал рассказывать с жуткими подробностями, как он расправился со Светой. Я крикнул, чтобы он замолчал. Толик не обратил на это внимания. Меня всего било. Я увидел рядом с Березиным пистолет. Не знаю, как он оказался у меня в руке, и я выстрелил в Толика. Выбрался из фургона, сел в кабину, включил мотор и поехал, не знаю куда. Рядом, на полу кабины, лежала Света. Несколько раз я проехал по городу, потом очнулся, доехал до Староканавской, бросил там машину и пошел домой. Вот и все. Остальное вы знаете. — Поляков замолчал, уронив голову на руки.
— Где деньги и пистолет? — резко спросил Алексей.
— Не знаю. Когда выбирался из фургона, они лежали рядом с Березиным. Больше я туда не заглядывал, страшно было.
— Когда была сделана надпись на руке Березина и зачем?
— Надпись? «Не помню… Узнал о ней только из заключения экспертизы. Я вообще плохо помню, как все случилось. То есть, деталей не могу вспомнить, как вы просили. Может, тогда же и написал. А вот зачем, не могу сказать. Даже объяснить не могу. Уж больно надпись-то идиотская, действительно.
— Значит, деньги и пистолет вы с собой не забрали?
— Нет.
— А если подумать? Постарайтесь вспомнить, где они спрятаны.
— Нет не брал и не прятал. Я все сказал, Алексей Вячеславович. Чего же скрывать? И так уж дальше некуда, он ведь моим самым близким другом был, Толик-то.
— Ладно, на сегодня хватит. Распишитесь вот здесь. Отдыхайте пока. Если что вспомните, попроситесь сразу ко мне.
ЮРИЙ Александрович Малов внимательно читал протокол допроса Полякова, иногда возвращаясь к уже прочитанным страницам, что-то помечал для себя на листочке бумаги. Был вечер. Свет настольной лампы освещал небольшую часть стола, оставляя весь кабинет в мягком уютном полумраке. Алексей сидел рядом и наблюдал за реакцией Малова на прочитанное. Однако по лицу начальника трудно было узнать, как он относится к показаниям Сергея. Наконец Малов перевернул последнюю страницу и закрыл папку.
— Лихие, видать, ребятишки-то были, Березин с Поляковым, — сказал он. — Ишь, как все придумали! Один рейс — и сразу в богачах! Шустрые молодые люди, ничего не скажешь. Я тебя поздравляю, Алеша. Честно сказать, большое и серьезное дело ты распутал. Да другого я от тебя и не ожидал…
— Так-то оно так, — согласился Садовников, — только не все ясно мне пока в этом деле. Во-первых, Поляков все свалил на Березина, во всяком случае, что мог свалить. И во-вторых, нет ни денег, ни пистолета. Они где-то «гуляют».
— С первым вопросом, я думаю, Веретенников сам разберется и выяснит истинные роли обоих молодцов. А вот второй — сложнее. Не допускаешь мысли, что Поляков в состоянии аффекта мог уйти и не взять ни того, ни другого?
ДВА ДНЯ Веретенников работал с Поляковым. Два долгих дня вели они бесконечные беседы. Вернее, говорил больше Веретенников, а Поляков молчал или вставлял два-три слова. После того, как он дал показания Садовникову, он снова замкнулся. На все вопросы о деньгах и пистолете либо отмалчивался, либо ограничивался короткой фразой в том смысле, что, дескать, об этом он уже говорил и добавить ему нечего. Веретенников был опытным следователем и упорным человеком. Но добиться от Полякова новых фактов не удавалось. Как только вопросы касались денег и оружия, тот замолкал и уходил в себя.
На третий день с результатами допросов Веретенников зашел к Малову. Юрий Александрович тут же вызвал Садовникова.
— Не густо, — заметил Малов после рассказа Веретенникова.
— Чем богаты… — раздраженно ответил следователь. Он и сам понимал, что в вопросе следствия, касающегося денег и оружия, он, практически, не продвинулся ни на шаг. И оттого, что не сумел добыть этих ожидаемых сведений, чувствовал себя прескверно. Человеком он был достаточно самолюбивым и работал обычно без замечаний и нареканий. Наоборот, в городской прокуратуре его часто ставили в пример и отмечали, надо сказать, заслуженно. Поэтому сейчас он воспринимал свою неудачу особенно болезненно.
— Подобного развития событий можно было ожидать, — сказал Алексей. — Поляков рассчитывает, что мы не найдем фактов, которыми его можно припереть к стенке. Парень он с головой, и мог заранее просчитать кое-какие варианты.
— Какие же?
— Хотя бы такой, как нынешний. Организатором преступления, по его словам, был не он, убийство совершил в состоянии аффекта и как бы мстя за гибель ни в чем не повинной женщины. Деньги не взял, оружие не взял, так что корысти никакой. Что ему присудят? Максимально — десять лет. А если учесть, что в местах лишения свободы он будет работать и вести себя примерно, может рассчитывать, что лет через семь будет на свободе. Если же он выдаст нам деньги и пистолет, дело его будет выглядеть прескверно.
— Убедительно вы нам все разъяснили насчет Полякова, — сказал Веретенников. — Только что-то я практических выводов не услышал. Что делать-то думаете?
— Вы считаете, Алексей Вячеславович, что деньги и оружие спрятаны Поляковым, а не были изъяты из фургона посторонними лицами?
— Убежден. Но убежден также и в том, что сам Поляков будет эту тайну хранить изо всех оставшихся сил.
— Предложения?
— Никаких глубоких разработок у меня нет. В сложившейся ситуации, думаю, может оказаться полезным следственный эксперимент.
— Ваше мнение? — обратился Малов к Веретенникову. Тот ответил, что других предложений у него нет.
— Хорошо, — подвел итог разговора Малов. — На этом пока и остановимся. Действуйте, Алексей Вячеславович.
Из показаний Полякова, на Староканавской улице он был в тот злополучный момент около половины седьмого вечера. Милицейская машина с сотрудниками, принимавшими участие в проведении следственного эксперимента, с Садовниковым и Поляковым прибыла сюда в такое же время. Выбравшись на улицу, Алексей отпустил машину, сообщив шоферу домашний адрес Полякова, где эксперимент должен был закончиться.