Отец смотрел на троих обросших недельной щетиной мужиков, жадно глотавших холодную кашу с бараниной, и думал, что с ними делать.
Отцу еще не было двадцати. Ротой он командовал неделю.
— Ладно, — наконец сказал он. — Воюйте, а там видно будет.
И стали они воевать…
Эдуард ХлысталовЧЕТВЕРТОЕ ПИСЬМОРассказ
МАЙОР МИЛИЦИИ Иван Васильевич Землянин пришел в РОВД как всегда одним из первых. Посетителей в райотделе еще нет, в гулких коридорах непривычно тихо. Только уборщица тетя Нюра хлопочет на лестнице, протирая влажной тряпкой железную решетку перил, да дежурный лейтенант Романенко, краснощекий крепыш, любитель шуток, розыгрышей и баек, копошится за своим рабочим столом, готовясь к сдаче смены.
Первым делом следователь Землянин всегда разбирает почту. Каждый день направляет в разные учреждения по пять-шесть запросов, а получает писем и того больше.
Вчера, в выходной день, секретарь отдела Людочка не поленилась забежать на работу и разложить в настенной полке по ячейкам разноцветные конверты. Правая в верхнем ряду на букву «З» отведена ему.
— Ну, как дела? — вместо приветствия спросил Иван Васильевич, протягивая Романенко руку.
— Что может быть плохого, если по району дежурю я?! У меня все в порядке…
— Значит, и менять тебя не нужно, — следователь иронично хмыкнул. — Дежурь бессменно до конца месяца, — бросил на лейтенанта долгий взгляд и стал брать из ячейки по одному конверту, рассматривая адреса отправителей.
— Василич, — окликнул его дежурный, увидев, что майор читает на вытянутой руке и щурится. — У тебя зрение хорошее, да руки коротки! — и лицо Романенко расплылось в довольной улыбке.
Несмотря на разницу в возрасте, между ними сложились дружеские отношения, что давало право при случае подшучивать друг над другом. Иван Васильевич юмор понимает, сам не раз разыгрывал дежурного.
— Доживи до моих лет, посмотрим, какие тебе выпишут очки! — и пошагал к себе в служебный кабинет на второй этаж.
Сколько лет Землянин на следственной работе! А она ведь нелегкая, требующая терпения и усидчивости. Как трудно было на фронте, а тут порой приходится еще тяжелее.
Писем оказалось девять. Это были сообщения адресного бюро, сведения о судимости, состоянии здоровья обвиняемых, различные справки, без которых нельзя закончить уголовное дело. Последнее оказалось потолще других. Отличалось оно и по внешнему виду, и по почерку. Адрес райотдела, фамилия следователя написаны отправителем старательно и неторопливо, словно автор раздумывал: посылать или нет?
…И сразу вспомнились прошлогодние промозглые октябрьские дни, когда все работники городского уголовного розыска были подняты на ноги. В разных районах города неизвестный преступник подбирал к замку отмычки, открывал входную дверь, проникал в квартиру и похищал самое ценное: золотые кольца, броши, серьги, в общем все то, что можно сложить в карманы и, не привлекая внимания жильцов дома, незаметно скрыться. О приметах подозреваемого оставалось только мечтать. Пострадавшие обнаруживали пропажу ценностей через несколько часов после возвращения с работы.
Тогда информировали население, просили немедленно сообщить о всех подозрительных. Предупредили дружинников, работников жилищных контор, комиссионных магазинов на случай, если вор попытается сбыть краденые вещи.
Эти меры помогли. Правонарушителя поймали с поличным. Им оказалась… девушка. Девятнадцатилетняя Лариса Лаврова. На улице она предложила прохожей золотое кольцо. Торопилась, предлагала за бесценок, не торгуясь. Женщина догадалась, что кольцо ворованное и, призвав на помощь проходивших мужчин, задержала Лаврову. При обыске у той обнаружили еще и старинную пудреницу.
Расследовать это дело поручили Землянину. Он хорошо запомнил первую встречу с Ларисой. Когда ее привели к нему на допрос, она манерно повела плечами, бросила на спинку стула легкое пальто из искусственной кожи, потом гордо закинула голову. На ней была зеленая мохеровая кофта, темная коротенькая юбчонка, на ногах поношенные сапоги на высоких тонких каблуках. Села, нога на ногу. Попросила закурить. Держа неумело сигарету двумя пальцами, хотела картинно пустить кольцо дыма, но поперхнулась и закашлялась.
Следователь не торопился задавать вопросы. Он внимательно рассматривал задержанную. Стройная фигура, распущенные по плечам светлые волосы. Красива. Вот только брезгливая усмешка… Одними уголками рта…
— Назовите вашу фамилию, имя, отчество.
Увы, где живет, чем занимается, объяснять не пожелала. Задержали ее напрасно. Отобранные при обыске кольцо и пудреницу подарил незнакомый мужчина в ресторане. Внешность его не запомнила, зовут Леопольдом. Никаких нарушений она не допускала. И вообще будет жаловаться прокурору. Всем своим видом она показывала, что не из тех, кто боится попасть в милицию, и все будет так, как ей захочется.
Но следователь знал цену подобному упрямству. Ох, девушки, девушки — поманерничают, пожеманятся, слетит с них шелуха и они… все расскажут.
Сотрудники отдела уголовного розыска быстро установили фамилию задержанной, место ее жительства и род занятий. Приехала из соседнего города. Проживала в разных гостиницах, обманывая администраторов, что тяжело больна и хочет попасть на прием к известному врачу. Работники гостиниц из сострадания к ней нередко отказывали командировочным.
Эксперты-криминалисты тем временем сравнили отпечатки ее пальцев с отпечатками, оставленными вором в обкраденных квартирах: они оказались идентичными. Стало ясно, что Лаврова лично проникала в квартиры. Круг замкнулся, Лаврова стала давать показания. Она признала себя виновной, подробно рассказала о каждой краже. Потом ездила с Иваном Васильевичем на автомашине и показывала парикмахерские, пельменные, магазины, киоски, где сбывала украденные вещи.
Раскрывался характер девушки. Далеко не глупая, тонко чувствующая юмор, Лариса оказалась фантазеркой до мозга костей. Вспоминая о своих похождениях, она иногда заразительно смеялась или навзрыд плакала. Землянину искренне хотелось принять участие в ее судьбе. И она платила ему откровенностью.
Но едва речь заходила о сообщнике (а майор не сомневался в том, что он существует), Лаврова замыкалась. Чтобы подтвердить свою версию, он не раз предлагал ей провести следственный эксперимент, на котором она должна показать, как открывала дверные замки.
— Откроете хотя бы один, поверю, что все делали в одиночку!
Она отказывалась и начинала плакать.
— Я догадываюсь, почему вы не называете имени своего дружка, боитесь вдвоем строже накажут? Ничего подобного…
— Я люблю одного человека, подозревать его нельзя. Во всем виновата я одна…
— Вы назовите его фамилию, а мы проверим — был он с вами на кражах или нет. Где он живет? — допытывался Землянин. В ответ — ни звука.
Следователь пробовал установить соучастника Лавровой через покупателей ворованных вещей. Все они растерянно хлопали ресницами и ничего существенного добавить не могли. Однако некоторые подтвердили, что, когда Лариса продавала вещи, в сторонке, в тени, всегда стоял неизвестный им молодой мужчина, приметы которого они не запомнили.
Он многое сделал, чтобы отыскать соучастника: продлил срок расследования дела, вызвал мать арестованной, изучил старые дела по аналогичным кражам, только положительного результата вся эта работа не принесла. И тем не менее в формуле обвинения он указал, что она совершила кражи по сговору с неустановленным следствием лицом.
Землянин встретился с Лавровой последний раз в камере следственного изолятора. Говорили они долго. Но взаимопонимания не было. Он думал о том, что на передовой врага искать не приходилось…
Он предлагал подумать о будущем, выбрать верный путь. К концу разговора ему показалось, что все его старания пропали даром.
…Иван Васильевич еще раз прочитал обратный адрес, повертел конверт и решительно вскрыл письмо.
«Здравствуйте, мой «дорогой» человек, которому я обязана лишением свободы. Пишет вам Лариса Лаврова, 19 лет, осужденная по статье 144, части второй Уголовного кодекса РСФСР сроком на четыре года. Помните еще такую? Вы на меня в прошлом году вели дело и еще сказали, что очень странно, что моя фамилия произошла от названия благородного дерева. Вспомнили?
Так вот, я уже полгода в колонии. Когда была под следствием, исправительно-трудовая колония представлялась другой. Думала, ходят там под стражей и ничего не делают. Оказывается, все не так. Здесь есть школа, фабрика. Я работаю швеей, шью разные вещи. По субботам и воскресеньям нам читают лекции, показывают кинофильмы, Живу без шика, но ко всему можно привыкнуть.
Упрятав меня сюда и решив воспитывать, вы надеялись сделать из меня безропотную и трудолюбивую. Ничего подобного. Нет, нет и нет! Какой была, такой и останусь! Срок лишения свободы для меня будет испытанием. Я стану еще злее.
Никакой просьбы у меня к вам нет. Это письмо я решила написать, чтобы еще раз высказать свое мнение по поводу взглядов ни жизнь. Вспомнила ваши нравоучения и подумала, что вы слишком много на себя берете, чересчур категорически обо всем судите, хотя не имеете на это морального права.
Вы живете в скучном мире «правильных» людей, которые «ночь спят, днем совершают поступки. Любят толочь свою воду в своей ступке».
Так сложилась моя судьба, что рядом оказывались «правильные» люди, постоянно воспитывающие меня. В школе педагоги твердили одно и то же. А сами верили в это? Теперь я знаю, они чаще говорили бесспорные, но чужие слова.
Мать дома надоедала со своими нравоучениями: «Не гуляй допоздна! Не дружи с тем, держись подальше от этого!» А сама в это время тайно встречалась с Вадимом Леонидовичем. Думала, я не знаю.
Наконец, познакомилась с умными людьми, научившими меня жить.
К нашей соседке по дому Алине ходил в гости Всеволод Янович, современный мужчина, художник-фотограф. Однажды он увидел меня и пригласил в ресторан. Я даже не могла представить, что на земле су