Библиотечка журнала «Советская милиция» 4(28), 1984 — страница 20 из 22

Перед праздником 8 Марта я попросила учителя разрешения спуститься в раздевалку и взять носовой платок. В это время по вестибюлю проходила наша классная руководительница Мария Николаевна. Увидев меня у вешалки, она сразу решила… В общем, у нас в школе пропадали вещи, и она рассудила по принципу: «Яблоко от яблони…»

— Надо же?! — удивилась директор школы, — а с виду Лаврова такая тихая.

— Эта тихая себя еще покажет, — авторитетно заявила наша классная.

И точно, на собрании я себя показала. Сначала Мария Николаевна упрекнула меня перед всем классом. Ей очень хотелось, чтобы я призналась в воровстве. Я молчала и с удивлением смотрела на одноклассников, все еще не веря в то, что среди них нет ни одного человека, который бы встал и сказал: «Да подождите вы, дайте ей слово сказать, ведь это недоразумение, этого же просто не может быть, ведь мы все ее знаем и уверены в ее честности». Но ни в одних глазах, смотревших на меня с нескрываемым любопытством, я не увидела чувства сострадания. Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Я грубо оскорбила учительницу и выбежала за дверь.

На улице шел дождь. Мартовский снег превратился в жижу. Я шла, не разбирая пути. У меня не оказалось зонта. Но хуже всего было то, что меня никто не ждал, мне некуда было идти…

Я не объяснила самого главного. После ухода отца год мы жили с мамой душа в душу. Но однажды я ее увидела на улице с незнакомым мужчиной. Увидела и поразилась. Считала ее строгой, даже щепетильной. Решила, что произошла случайная встреча. Я все-таки проверила. Этот «случайный» был женат, жил от нас неподалеку и регулярно приходил на свидание с мамочкой. Ревность обожгла мое сердце. Что случилось со мной, трудно объяснить словами. Моя мама, всегда требовавшая от меня честности и откровенности, оказалась неискренней сама. Я стала совсем одинокой. Говорят, что человек способен привыкнуть ко всему, но это не так. Я не могла привыкнуть к одиночеству, ждала, верила, что в моей жизни наступят перемены…

…В подъезд я вошла, промокшая до нитки. Случайно там оказался Всеволод Янович. Он остановил меня. Рядом никого не было. Он взял меня за плечи. Я вырвалась. Он не отставал. Я ударила его. Тогда он толкнул меня, я ударилась о стену. Потом стал ругаться. Впервые в жизни брань не вызвала во мне ответной реакции: меня ругал человек, который имел на это какое-то право. Когда и кем оно было ему дано, я не знала, да это и не имело значения. Я смотрела в его глаза и чувствовала то, что, наверное, чувствует собака, которая после долгой разлуки нашла своего хозяина. Он взял меня за руку и повел с собой.

Когда оказалась рядом с ним в новеньких «Жигулях», где приглушенно играла музыка и ритмично работали «дворники» на ветровом стекле, я почувствовала себя на вершине блаженства и моментально забыла о том, что промокла насквозь и разорвала на коленке единственные колготки и мне завтра не в чем будет идти в школу.

Он завел меня в свою квартиру. Назвал красавицей. Я знала, что это неправда, но все равно было приятно. Справедливости ради я хотела возразить ему, но мой взгляд случайно упал на отражение в зеркале. Поверьте, произошло чудо. Вместо нескладного подростка я вдруг увидела стройную девушку с огромными синими глазами, сияющими от счастья.

Чувство одиночества, такое мучительное, толкнуло меня на отчаянный поступок. Стоило мне услышать теплое слово, и я кинулась в омут, очертя голову. Хотя несколько раз я подходила к порогу, но всякий раз мне казалось, что если я его переступлю, то дверь за моим счастьем закроется навсегда…

Мне захотелось петь, бежать и от радости кричать. Я почувствовала прилив сил. Меня опьянила страстная жажда жизни. Ужасно захотелось жить на свете, да, на том самом свете, который совсем недавно я готова была проклинать. Разве я могла после этого всего не привязаться к человеку, открывшему мне глаза? И разве моя вина в том, что он оказался обыкновенным негодяем?

Вы можете меня упрекнуть в легкомыслии, спросить, где была моя гордость, чувство достоинства. Вопросы всегда задавать проще, чем отвечать. И не забудьте, что тогда мне было только 17 лет…

Мать всегда требовала, чтобы я домой возвращалась засветло, но со Всеволодом Яновичем мы встречались днем. О наших отношениях с ним маме я не рассказывала…

Однажды я спросила у него: «Вдруг у нас будет ребенок?» «А зачем он тебе?» — ответил он вопросом. После этого стал появляться все реже и реже. Я ревновала его, совсем потеряла покой. Он начал мне грубить, оскорблять. Ко всему прочему он оказался женатым, отцом троих детей. Я видела их, маленькие такие, смешные, ни в чем не повинные… Жизнь моя кончилась…

Выпускные экзамены я все равно бы не сдала. Перестала ходить в школу. Когда через несколько дней к нам домой пришла Мария Николаевна, я взяла деньги, скопленные мамой мне на подарок, и уехала, куда глаза глядят.

Так я оказалась в вашем городе. И здесь покатилась, полетела вниз: случайные знакомые, рестораны… Чем бы это все кончилось, не знаю, если бы на моем пути не появился новый человек. Он ворвался в мою жизнь, как смерч, как ураган, все сметающий на своем пути, и не было никого, кто мог бы меня от него спасти. Я была одна перед этой стихией. Глупая, доверчивая, с открытой настежь душой.

Иван Васильевич, вы упрекаете меня в том, что я полюбила парня, которого совершенно не знаю. А как иначе? Может быть, сначала надо узнать, где он работает и сколько получает, и уже потом, взвесив все, сказать себе: «Ну что ж, в этого стоит влюбиться»? Нет, я не такая.

Он меня взял с собой на юг, преподносил подарки. Целыми днями мы были вместе, загорали, отдыхали, веселились…

Вы, Иван Васильевич, упрекнули меня в неискренности, в том, что я не выдала человека, с которым совершала квартирные кражи. Я считаю, что уважение к доверенной тебе тайне говорит о порядочности. Каждый, кто нарушает слово, достоин называться предателем. Вы же сами говорили, что за это на войне расстреливали. Я люблю этого человека, надеюсь на скорую с ним встречу и желаю ему добра.

В колонии мне тоскливо и одиноко, и это тогда, когда вокруг тебя столько сверстниц. Здесь есть все, нет только свободы. Оказывается, какая это важная штука. Это, как зрение: потеряешь, сразу поймешь, как трудно жить без глаз. Никогда не думала, что мне придется встречать праздники и дни рождения со слезами на глазах…

Я совсем, видимо, пропащая. Пока меня спасает на этом свете только любовь, чистая, как голубь.

Не судите меня строго. Будет время, напишите.

4.09.

Лаврова Лариса».

«Лариса, здравствуйте!

Вчера получил письмо от вашей мамы. Она с горечью сообщает, что вы ей мало пишете. Я понимаю, что вы продолжаете на нее обижаться. Это плохо. У вас сейчас нет более близкого человека, чем она. Пожалейте ее. В вашем с ней разрыве повинны вы, Лариса! В своем письме вы привели пример с потерей зрения. Удачное сравнение. Только тогда вы поймете, что такое мать, когда ее не будет. Не делайте новых ошибок.

Мне показалось, что первых два письма вы мне написали с определенной целью: разузнать о своем дружке. Вдруг я случайно проговорюсь. Твердо уверен, что вы не получаете от него ни строчки, не знаете, как с ним связаться, где его отыскать и поэтому решили сделать это через меня.

Могу сообщить, что все время искал его. Собирал доказательства его преступной деятельности. Помогли люди. А действовал он хитро. В отличие от вас не оставлял своих отпечатков пальцев, не торговал крадеными вещами, предоставляя это право вам. Ведь так?

Многое о его личности я узнал недавно. Помните, у вас пропало серебряное колечко с бирюзой, подаренное мамой? Вы тогда считали, что потеряли его. Я установил, что ваш приятель его украл и продал продавщице из винного отдела. Нужны комментарии?

Думаю, если бы его сейчас спросили: «Кто такая Лариса Лаврова?» — он бы лишь пожал плечами. Кстати, встречаясь с вами, он успел завести себе новую подругу и неизвестно, чем бы закончился ваш роман, не вмешайся сотрудники милиции.

Я все размышляю: зачем вы ему были нужны? Почему именно вас он повез с собой на юг?

По закону я должен спросить у вас: «Будете ли вы в деле по обвинению Зверева Сергея Филипповича гражданским истцом»? Так ведь его зовут, или Серега Кардан среди таких, как он.

Вы говорите о любви. Конечно, о вкусах не спорят, но трудно поверить в это высокое чувство у мужчины и женщины с нечистой совестью. Настоящая дружба и любовь не терпят эгоизма, обмана, раболепия и корысти. Еще древний философ Цицерон сказал, что «дружба возможна только между честными людьми».

Такие, как Кардан, в трудную минуту вместо того, чтобы протянуть руку, подставляют ногу. До встречи с ним вы, Лариса, споткнулись, но еще могли найти верный путь… Увы…

Кстати, сейчас веду уголовное дело по обвинению одной девушки, которая работала кассиром на заводе. Представляете, получила в госбанке тридцать тысяч рублей и скрылась. И вроде бы неплохая девушка. Все только диву даются, а я подозреваю, что не обошлось здесь без ловкого «жениха»…

Вы еще молоды, все, как говорится, впереди. Мудрецы считают: удачи переживать труднее, чем неудачи. Вам необходимо собрать в кулак волю и доказать всем, что вы в жизни еще многого добьетесь.

Я знаю человека, который полюбил девушку. Сделал ей предложение. Сам он в ту пору работал слесарем, образование имел восемь классов. Не успел выучиться, война помешала. Ее родители, узнав о предложении, категорически воспротивились браку. Их единственная дочь, без пяти минут инженер-экономист, была достойна, на их взгляд, лучшей доли. Свадьба не состоялась. Он тяжело переживал происшедшее. Потом уехал. Спустя несколько лет знакомые узнали что живет он в другом городе, окончил вечернюю школу, юридический институт, защитил диссертацию. Потом его направили работать сюда Случайно встретил свою бывшую любовь. У нее семейная жизнь не сложилась. Невольно вырвалось горькое признание: если бы не мать с отцом… В ответ неожиданно услышала благодарность: «Если бы не твой отказ, возможно, мне не хвати