— У тебя есть предположения, кто это может быть?
— К сожалению, только одни предположения.
— На чем они основаны?
— Когда ничего реального нет, говорят — на интуиции. Впрочем, кто бы этот ювелир ни был, у нас есть более реальная зацепка — Будьздоров. Через него выйдем на остальных.
— Его самого еще нужно искать.
— Найдем, — по-житейски просто ответил майор. — А для начала наведаюсь-ка я к одной своей старой знакомой.
ВЕЧЕРОМ похолодало. Было ветрено. Выйдя из автобуса, Решетов поднял воротник плаща и зашагал по бульварной аллее. Затем свернул на узкую улочку. Здесь стало потише, донимавший ветер ослаб.
Через пару кварталов майор скользнул взглядом по верхнему этажу большого серого здания. Из знакомой квартиры сквозь плотные шторы пробивался свет. Хозяйка была дома. Высокие и от этого казавшиеся узкими окна напомнили Решетову, сколько бессонных ночей провел он со своими товарищами в окрестных переулках, чтобы выявить, а потом и обезвредить долго орудовавшую группу мошенников. Хозяйка квартиры Наталья Супрягина оказалась связанной с ними.
…Беда к ней нагрянула неожиданно. В автомобильной катастрофе погибли отец и мать. Трагедия настолько потрясла девушку, что ее пришлось положить в больницу. Лишившись дорогих людей, Наташа затосковала, целиком уйдя в неизбывное горе. Помогли друзья, одноклассники, педагоги школы, где она проучилась десять лет. Ее навещали в больнице, после выписки помогли поступить в профессионально-техническое училище.
Казалось бы, все складывалось нормально. Но как-то вечером на улице к ней подошел довольно симпатичный парень, попробовал вступить в разговор. Наташа попросила оставить ее в покое. Ухажер оказался настырным. На следующий день он встретил девушку возле автобуса, преподнес скромный букетик подснежников. Потом коробку недорогих конфет. Петр — так звали нового знакомого — представился аспирантом. Постепенно Наташа привыкла к тому, что она нужна, что ее ожидают в любую погоду. Однажды Петр пригласил ее в ресторан. Возвращались поздно. В эту ночь он впервые остался у нее.
Вскоре Петр познакомил ее со своими друзьями, стал часто приглашать их в дом. Выпивки от случая к случаю превратились в попойки. «Красивая» жизнь выбила Наташу из колеи. За прогулы и неуспеваемость исключили из училища. Пошла работать, но и там не удержалась. Незаметно для себя Супрягина превратилась в тунеядку… Похмелье оказалось горьким. Только у следователя она узнала, что ее Петя никакой не аспирант, а мошенник.
Она не была причастна к совершавшимся преступлениям, но среда засосала ее крепко. Надо было заставить Наташу взглянуть на себя со стороны, показать глубину падения и помочь выкарабкаться из ямы, в которую столкнул ее Запрудный. Помог ей в этом инспектор уголовного розыска Решетов.
Любил ли ее Запрудный? Майор был убежден, что Запрудному нужна была лишь Наташина квартира, где бы он мог время от времени скрываться после очередного преступления. Но, находясь в местах лишения свободы, Петр продолжал переписываться с Наташей. Не мог он ее миновать и после последнего освобождения.
На это и рассчитывал Решетов, направляясь к Супрягиной.
НАТАША опешила от неожиданности. В старом халатике, в стоптанных тапочках на босу ногу она стояла перед майором, прижав ладони к щекам.
— Что ж не приглашаешь? — улыбнулся Решетов.
— Павел Васильевич, милый, да вы что! Заходите. Прямо к чаю угодили. С хворостом. Сама напекла.
Опомнившись от минутного замешательства, она решительно забрала у него шляпу, помогла снять плащ.
— Мокрый-то! Давайте в ванную повешу, хоть немного подсохнет. Я уж к вам собиралась.
— Никак стряслось что-нибудь?
— Да нет. Похвастаться? Меня на Доску почета сфотографировали. В сентябре, — радостно сообщила она, появляясь из ванной уже в темном платье, — октябрьский план выполнила. На месяц с опережением. Таких на комбинате раз, два и обчелся. В нашем цеху всего шесть человек. Так что я, — Наташа горделиво передернула остренькими плечиками, — передовик производства. При всем честном народе премию вручили. Ее получить — ого-го! И вообще вы мной гордиться можете. Не подвела вас. Ой! Что же мы стоим!
Схватив Решетова за рукав, она потащила его в комнату.
Довольный и встречей, и тем, что у его бывшей подшефной все в порядке, он опустился в кресло возле журнального столика. Наташа мигом расстелила крохотную скатерку, поставила чашки, сахарницу, блюдо с хворостом. Убежала на кухню и оттуда все продолжала рассказывать о торжественной церемонии вручения премии во время обеденного перерыва.
Пользуясь ее отсутствием, Решетов огляделся. Вокруг новая обстановка, за стеклом, в горке, хрусталь. На стене репродукции левитановской «Осени» и «Материнства» Пикассо. Через открытую дверь в другой комнате виден письменный стол с книгами. Небо и земля!
Когда-то в этой квартире все было не так. Повсюду следы неухоженности, грязь, побитая мебель. По углам батареи пустых бутылок.
Неужели сюда опять хочет вернуться Запрудный?..
Наташа появилась с кипящим самоварчиком.
— Откуда у тебя книги? — Он кивнул в сторону смежной комнаты.
— Ой! — просияла Наташа. — Совсем забыла! Я ведь в текстильный техникум поступила, по вечерам на второй курс хожу.
Восторженным восклицаниям не было конца. Ее рассказ с лекций перескакивал на ткацкие машины, челноки, затем на семинары, а с них на пряжу, используемую для основы. Но чем дальше слушал Решетов, тем больше убеждался, что Наташа что-то недоговаривает. Настораживала несколько излишняя веселость, явная возбужденность.
— Учеба-то — дело нужное, — вставил он, уловив паузу. — Нынче без нее нельзя. Сейчас тебя учат, потом, глядишь, и ты наставником для других будешь. — И как бы невзначай добавил: — А замуж-то когда?
От него не ускользнуло, как дрогнула в ее руке ложечка, которой она размешивала сахар.
— Не собираюсь, мне и одной неплохо, — ответила Наташа каким-то чужим, охрипшим голосом.
— Почему это одной? А Петька? Разве ты его не ждешь?
— Ждала. Думала устроить жизнь, как у всех людей… Да толку…
— Что так?..
— Выгнала я его. — Не сдержавшись, она зарыдала, по-детски, кулачком размазывая побежавшие слезы. — С другой спутался…
Решетов почувствовал себя беспомощным при виде ее слез. Он полез за сигаретами, но не закурил, а выложил перед собой. Наташа все не могла остановиться. Чтобы успокоить ее, майор спросил:
— Откуда знаешь? Поймала, что ль?
— Нет. Гляжу, пропадать начал неделями. Поначалу сказал, что устроился проводником на железную дорогу. Проверила — оказалось, обманул. Как до объяснений дошло, изворачиваться начал. Потом пошли то рыбалка, то охота. Последний раз мотался-где-то с полмесяца. Спрашиваю, уж не за тиграми ли ездил? Засопел и говорит: «Пятнадцать суток отбывал». А сам в свежей рубашке с золочеными запонками. Не выдержала я, психанула, скандал ему устроила… С тем и выставила за дверь. — Наташа подняла покрасневшие глаза. — За что мне такое, Павел Васильевич? Неужели я заслужила?
— Кто же она, эта разлучница?
— Симка Халюзина.
— Халюзина? — Инспектор посмотрел на Наташу. — Не может быть!
— Может, Павел Васильевич. Я сама видела, как он к ней в дом входил. Противно, конечно, следить, но пришлось…
Они еще посидели некоторое время. Майор, отхлебнув остывшего чая, взглянул на часы, поднялся.
— Спасибо, Наташенька, за угощение. Мне пора.
— Не за что. На здоровье. — Женщина грустно улыбнулась: — Заглядывайте, вы совсем меня забыли.
— Зайду. Выберу минутку посвободней и загляну. — И уже в коридоре, принимая подсохший плащ, одобрительно произнес: — Петьке правильно от ворот поворот показала. Поверь мне, больше он к тебе не заявится.
Майор сосредоточенно шел по вечерним улицам, не обращая внимания на спешивших мимо людей. Дождь перестал. Очистившись от туч, небо мерцало холодной россыпью звезд.
Обдумывая сказанное Супрягиной, Решетов пришел к выводу: Запрудный скрывает от нее свое знакомство с Халюзиной. И неспроста. Но вовсе не потому, что он любовник Серафимы. Причина иная: в преступной группе верховодит давнишний сожитель Халюзиной — Штихин Яков Иванович, матерый мошенник, по профессии ювелир. Давая ей заработать, Штихин вполне мог привлечь ее к исполнению в его сценарии роли уборщицы подъезда.
Все как будто бы было логичным. А раз так, то неизвестным оставался только «иностранец». Но придет и его черед — в этом инспектор уголовного розыска не сомневался.
С ПЛАНОМ задержания преступной группы Решетов познакомил следователя Купашова поздно вечером, накануне назначенной к проведению операции. Инспектор выложил перед капитаном две тощие папки, однако уместившие в себе плоды напряженной трехсуточной работы уголовного розыска.
— Читай. Узнаешь, чем тут мы занимаемся, — пошутил он.
В тишине кабинета отчетливо слышался шелест переворачиваемых страниц. За полузакрытыми окнами угадывались звуки отходившего ко сну города. Наконец Купашов отложил папки в сторону, помолчал, затем спросил:
— Выходит, Штихин — мошенник со стажем?
— Еще с каким! И ведь наказывали его не раз, да крепко, но…
— По-твоему, он у них руководитель?
— Убежден. Штихин привык подчинять себе людей, да и по характеру их общения другого не предположишь. К тому же, он виртуоз в ювелирном деле. Кто, кроме него, так мастерски изготовит «бриллианты»?
— Ты установил, где он живет?
— После очередного освобождения Штихин решил, видимо, исчезнуть из поля зрения милиции. Однако это не очень вышло. Сейчас нам известно, что по документам он значится Мартыновым Иннокентием Гавриловичем, находящимся в нашем городе в длительной командировке от медеплавильного комбината из Казахстана. Держит отдельный номер в гостинице «Юбилейная». На всякий случай. В основном же пропадает у Серафимы Халюзиной.
— Что с Запрудным?
— Ему можно «позавидовать». Подыскал молодящуюся особу, осел у нее на правах жениха, выдает себя за молодого ученого, доцента. В общем, все пришло на круги своя. Новая квартира совершенно безопасна, не то что у Супрягиной.