— Садитесь, пожалуйста, — пригласила Нина Степановна гостя. — Будьте как дома. А ты, Люба, сбегай в погреб и принеси нам кваску.
— Не беспокойтесь, — запротестовал Павел. — Я ненадолго, скоро должен ехать.
— Почему? — подняла брови Нина Степановна.
— Служба.
— Что ни говорите, а работа у вас незавидная.
— Работа как работа.
Она, кажется, собиралась продолжить разговор, но из погреба вернулась Люба с кувшином. Квас был холодным, терпким.
— Очень вкусно, — похвалил Турчин. — Впервые такой пробую.
— Это все она, — тетка кивнула в сторону Любы. — И продавщица из нее хорошая. Только год за прилавком, а уже получила грамоту от начальства, благодарностей не счесть.
— Ладно вам меня расхваливать, — зарделась Люба.
— Разве я выдумываю? Все чистая правда. Да и кто тебя похвалит, как не родная тетка? — пошутила Нина Степановна.
Турчин проникался к ней все большей симпатией, хотя ее присутствие и сковывало его. Люба тоже вела себя сдержанно, на Павла старалась не смотреть.
Нина Степановна наконец догадалась, что она тут лишняя, встала, чтобы пойти в дом, но Люба неожиданно задержала ее. Турчин не обиделся. Пусть сидит. Рано или поздно все равно придется знакомиться с родственниками Любы.
Работала Нина Степановна в колхозе кассиршей, и разговор перешел к недавним кражам.
— Что же это делается? — горячо возмутилась Нина Степановна. — Давно такого не было в районе... Кажется, с первых послевоенных лет. Подумать только: за одну ночь очищены две кассы. Я из-за этих воров совсем покой потеряла. В дни зарплаты, сами знаете, как ни крутись, а всех денег не выдашь. Позавчера, например, у меня осталось пять тысяч. Вынуждена была их взять домой.
— Зачем же инструкцию нарушать? — заметил Турчин. — Деньги должны храниться в сейфе.
— Но ведь воры...
— Это уже наша забота.
— Может, от нас, кассиров, нужна какая-нибудь помощь, так скажите, мы не откажемся... Не сделать ли на деньгах пометки, номера записать?
— Не стоит так переживать, — ответил Турчин.
— Но ведь страшно. Завтра опять еду в банк. Попрошу председателя, чтоб приставил ко мне охранника с оружием. А то, чего доброго, еще нападут на машину.
Турчин подумал, что непременно надо проверить, как охраняются кассиры, которые возят деньги из банка, и сказал:
— Ваше требование вполне справедливо, и я надеюсь, что председатель его учтет. Только деньги больше домой не берите. — И немного помедлив, добавил: — Можете быть уверены — воров мы все равно поймаем. Так что спите спокойно.
Она посмотрела на своего будущего родственника вроде бы и приветливо, но в уголках ее губ Турчин заметил еле уловимую усмешку. Значит, не верит... И в душе у него вдруг шевельнулась неприязнь к ней. Непринужденный разговор больше не клеился. Он встал и распрощался, сославшись на усталость.
В ПОНЕДЕЛЬНИК, перед обедом, подполковник Кондратенко вызвал к себе старшего оперуполномоченного уголовного розыска капитана Мамитько и оперуполномоченного лейтенанта Турчина.
— Краб на прием просится, — кратко объяснил начальник. — Думаю, вам надо познакомиться с ним поближе.
Краб — прозвище бывшего уголовного преступника, «классного специалиста» по квартирным кражам Ивана Шамрая. В район он прибыл с бригадой монтажников строить ретрансляционную телевизионную башню. Когда обворовали колхозные кассы, естественно, принялись проверять всех подозреваемых. Заняться Крабом поручили Турчину.
Бригадир монтажников, исполнявший обязанности прораба, Петр Коротун встретил оперуполномоченного не очень любезно: все время, пока тот объяснял причину своего посещения, смотрел в блокнот, лежащий перед ним, шевелил губами, словно что-то подсчитывая. Поэтому у Турчина сложилось впечатление, что тот совсем не слушает его. Когда лейтенант замолчал, прораб минуты две сидел неподвижно — собирался с мыслями или ждал продолжения речи сотрудника милиции. А скорее всего пытался успокоиться. Очевидно, это ему удалось, потому что, когда поднял голову, его большое, мясистое лицо казалось не таким мрачным, как вначале.
— У меня лично, должен вам сказать, никаких претензий к Шамраю нет.
— А как он относится к спиртному? — спросил Турчин.
Темные, неподвижные глаза бригадира из-под рыжеватых бровей долго смотрели в одну точку.
— Есть — выпьет, а нет — может и потерпеть.
— А на работу пьяным не является?
— Кое с кем такое случается, а вот с Шамраем нет. А почему, собственно, он вас так интересует? Натворил что-нибудь?
Турчин ответил не сразу: за дверью послышался какой-то подозрительный шорох.
«Подслушивают!» — мелькнуло в голове. Чтобы не выдать себя, лейтенант не спеша достал папиросу, зажег ее и, глубоко затянувшись, напряг слух. Шорох не повторился.
— Надеюсь, вы знаете его биографию? — пыхнул он дымом.
— Знаю. Вся бригада знает, ну и что? Разве мы должны все время ему напоминать о прошлом? Тут, правда, один из наших напомнил было, схлопотал по зубам.
— Любопытно...
— Шамрай на прошлом поставил крест, и нечего ему колоть глаза. Может, он и без того мучается, потому как все-таки в тот день он набрался под самую завязку, а когда я его назавтра стал упрекать, он сказал: «Слушай, начальник, неужели я так и помру Крабом?»
— И что же вы ему ответили?
Коротун медленно и тяжело, даже табуретка скрипнула, повернулся к окну и, глядя в него, проговорил:
— А что я должен был сказать? Понятное дело, успокоил.
Турчину вдруг показалось, что бригадир не искренен, иначе не отводил бы взгляд, но, посмотрев в окно, увидел двоих монтажников, сидевших рядом на куче каких-то железок и спокойно дымивших папиросами — может, они беспокоят бригадира. Чтобы убедиться в своей догадке, спросил:
— У них что, перекур?
— С дремотой, — сердито буркнул Коротун. — Между прочим, должен сказать, Шамрай такого не позволяет себе. Он уж если впряжется, так пашет, пока в рельсу не ударят. Ежели бы все были такими, давно стройку закончили...
— Вы что же, недовольны бригадой?
— Как вам сказать? — пошевелил густыми бровями Коротун. — Народ у меня разношерстный, всякие есть... Но план даем. А это для меня — главное. Да, вы не ответили, почему вас интересует Шамрай?
— Видите ли, милиция над такими людьми как бы держит шефство. Конечно, действуем мы не одни, а вместе с общественностью. Вот и прошу вас уделить Шамраю надлежащее внимание.
— Мне уже говорили об этом ваши товарищи. Пока все идет хорошо.
— И все же прошу вас держать его под контролем. Заметите что-нибудь неладное, сразу сообщите.
ШАМРАЯ Турчин не видел. Теперь вот представилась такая возможность. Это был невысокий, коренастый, с чистым, открытым лицом мужчина. Одет опрятно — белая рубашка, черный галстук, серый легкий костюм, черные блестящие туфли. Трудно было поверить, что на счету у него десятки обворованных квартир и свыше двадцати лет, проведенных в колонии.
— Здравствуйте, товарищ начальник! — громко поздоровался он.
— Здравствуйте, — ответил Кондратенко. — Садитесь, пожалуйста.
Шамрай неторопливо подошел к столу, посмотрел на стул, стоявший возле него, и сел, сложив руки на коленях. Когда после некоторого молчания поднял голову, в глазах поблескивало что-то недоброе.
— Пришел я к вам с протестом, — нервно зашевелил короткими, толстоватыми пальцами.
— Я слушаю.
Шамрай передохнул.
— Вы, конечно, знаете, что я проклял свое прошлое и поставил на нем крест. Почему же вы вместо того, чтобы мне помочь, бросаете на меня тень?..
Шамрай порывисто встал, поправил галстук и твердой походкой человека, уверенного в своей правоте, направился к двери.
— Ну что вы на это скажете? — обратился к подчиненным подполковник, когда за посетителем закрылась дверь.
— Может, это ход, — осторожно произнес Мамитько.
— Так точно! — бодро ответил капитан.
Ровно через неделю после визита Шамрая позвонили из колхоза «Рассвет» и сообщили: «Немедленно приезжайте, из кассы похищено четыре тысячи рублей».
Когда оперативная группа, возглавляемая начальником районного отдела, прибыла в село, у конторы уже собралась толпа любопытных. Кассирша, миловидная молодая женщина, смотрела на милиционеров большими глазами, в которых застыл испуг.
— Я заперла сейф и проверила, как всегда, — подергала за ручку. — Тоня видела, как я это делала. Можете спросить. Она подтвердит.
Подполковник слушал кассиршу не очень внимательно, ожидая, когда она успокоится и начнет говорить о главном. Однако та продолжала торопливо рассказывать, как шла на работу, о чем думала, и он вынужден был ее прервать:
— Объясните, пожалуйста, почему так поздно обнаружена кража?
Кассирша замолчала и перевела взгляд с милиционеров на желтый высокий сейф. Она, кажется, и сама хотела успокоиться, но это ей не удавалось: пальцы продолжали заметно дрожать.
— Видите ли, я немного опоздала на работу, — наконец заговорила она. — Корова у меня заболела, так пока нашла ветфельдшера, пока с ним отходила скотину... Господи, ну и намучилась же я с ней! А тут на́ тебе, еще одно горе.
— Следовательно, на работу вы опоздали из-за того, что корова захворала? — уточнил Кондратенко.
— Да. Я вообще не вышла бы на работу, если б не зарплата. То есть зарплата была вчера, но я все деньги не успела выплатить, осталось четыре тысячи сто сорок восемь рублей и сорок три копейки.
— У вас каждый раз остается столько денег?
— Когда как... Но чтобы за один день все выплатила — такого не помню. Я вам забыла сказать, что зарплату в банке мы получаем не всю сразу, а частями, и я не только выплачиваю в конторе, а и выезжаю в бригады.
— Вчера выплачивали в конторе?
— Да.
— На чем ездили в банк?
— Как всегда, на машине председателя колхоза.
— Туда и обратно кого-нибудь подвозили?
— Туда и обратно с нами ездил главный бухгалтер. Ему что-то надо было в управлении сельского хозяйства.