вампир, мог поглотить не одну монашью судьбу. И знаете сколько всего книг было в средневековом мире?
— Ну, сколько?
— 30 000, не более. И все они в основном крутились вокруг одного источника, то есть вокруг одной матрицы — Библии. Но матричная схема могла распространяться не только на Библию. Были и другие книги-матрицы, способные превращаться в мощнейшие галлюциногены, сродни наркотическим средствам. Вот так! — заключил доцент и победоносно посмотрел на своих собеседников.
Безрученко заметно забеспокоился. Эти образованные, кажется, действительно говорили дело. Против фактов не попрешь, а доцентишка только фактами, собака, и сыпал — аж в глазах зарябило.
— У одного моего знакомого ученого на разных квартирах собрано 50 000 томов, — словно окончательно решив добить оппонента, начал Сторожев, — Посчитайте сами, насколько он переплюнул все средневековье.
— Да ну?! — удивленно выдохнул издатель.
— Нет, не скажите, Леонид Прокопич, не скажите, — заметно повеселев, продолжил доцент. Он явно попал в свою стихию и готов был распустить хвост. — И в эпоху просвещения Книга могла обладать колоссальной властью. Кому не известна та сенсация, которую вызвал во всей Европе в конце XVIII столетия сентиментальный роман английского писателя Ричардсона «Кларисса Гарлоу»?!
— Мне, — решил слегка осадить доцента издатель.
— Простите, что? — переспросил слегка обескураженный доцент.
— Я говорю, что мне неизвестен ни роман, ни тот шум, который он наделал лет 200 назад в Европе.
— Простите, но вы же читали «Евгения Онегина»?
— Хотите правду?
— Конечно.
— Не читал. Но сочинение по нему писал.
— И что поставили?
— Не важно. Я просто хочу, чтобы вы учитывали и меня. Будьте проще. Про галлюциноген и книгу-матрицу, книгу-наркотик, не скрою, мне понравилось. В этом что-то есть, хотя далеко еще до полного понимания.
— Я постараюсь как можно яснее изложить всю стратегию.
— Очень хорошо, господин Сторожев, очень хорошо. Продолжайте, пожалуйста, но не увлекайтесь особенно.
— Позволите, я вернусь к «Клариссе Гарлоу»?
— Если в этом есть острая необходимость, то возвращайтесь, но только без особых отступлений.
— Ладно, без отступлений, так без отступлений. Роман «Кларисса Гарлоу» печатался в одном журнале и выходил постепенно, частями. Читатели, увлеченные началом романа, нетерпеливо ждали его развязки, в то время, как автор продолжал, не торопясь, рассказывать о всех злоключениях героини Клариссы, о ее сердечных и физических страданиях. Сведения о состоянии здоровья Клариссы передавались из уст в уста, сотни людей молились о выздоровлении выдуманного персонажа, женщины писали автору трогательные письма, а сам король наводил справки у своих министров о здоровье никогда не существовавшей женщины.
— Ну и причем здесь «Дон Кихот»? Хочу напомнить, что с него все и началось.
— А при том, Леонид Прокопич, что, скорее всего, в библиотеке Алонсо Кихано, то есть у реального прототипа героя Сервантеса, каким-то чудом оказалась Книга-матрица, Книга-галлюциноген, способная плодить бесчисленное количество так называемых книг-клонов. И здесь я хочу, с Вашего позволения, обратится к самому тексту.
— Валяйте. Давно пора.
— Спасибо. Итак, что же мы имеем, с чем сталкиваемся в самом романе? А сталкиваемся мы там с тем, что почти все герои этого произведения, как грамотные, так и не очень, поголовно увлечены одним делом — чтением рыцарских романов. Это увлечение очень уж напоминает современное увлечение молодых людей компьютерными играми, которое сродни лишь наркозависимости. Вы знаете, Леонид Прокопич, из СМИ, что такая игровая зависимость сродни чуть ли не национальному бедствию. Последствия этого явления мы себе слабо представляем. Виртуальная реальность, которая все больше и больше завладевает сознанием молодежи, становится прямой угрозой так называемой настоящей, подлинной жизни. Вы с этим согласны?
— Еще бы. Согласен на все сто. У меня дочь растет. У нее проблемы там всякие. Неважно… Но она действительно от компьютера не отходит. Мы с женой не знаем, что делать.
— Значит согласны. Это хорошо. И Вам прекрасно известно, какими миллиардами ворочает Билл Гейц, этот компьютерный гений, который посадил целое поколение на свою иглу?
— Что за вопрос? Об этом каждый знает. Постойте, постойте: уж не хотите ли вы сказать, господин доцент, что с этой самой Книгой-матрицей мы сможем на нашем вялом рынке создать конкуренцию компьютерной виртуальности?
— Именно это я и хочу сказать.
— Соглашусь — заманчиво. Заманчиво стать вторым Биллом Гейцем, но пока ничего конкретного вами не предложено. Мы уже битый час топчемся на месте, а дальше истории вопроса дело не двинулось. Господа, хотелось бы побольше конкретики. Простите, но я что-то не очень верю в существование Книги-матрицы. Все это здорово дешевую мистику напоминает. У Гейца в руках была конкретная технология. А у нас что? Общие рассуждения, да исторические сноски на сомнительные примеры из далекого прошлого и странные полу бредни давно умершего профессора. Не убедительно, господа, не убедительно. Для какого-нибудь научно-фантастического романа вполне достаточно. Я бы его сам и издал. Надо Грузинчику сюжет подбросить: пусть подумает на досуге. Но самому закладываться под эту идею как-то не очень хочется. Честно говоря, я даже себе и вообразить не могу, что из себя может представлять такая Книга-матрица? А вы, вы сами-то, как ее видите? Только честно давайте, без всяких там ссылок на крестовые походы. По правде говоря, у меня от всего этого уже голова начинает раскалываться.
— Известно одно: тот, кто Её увидит — сходит с ума. Яркий пример тому — сам Дон Кихот, или Алонсо Кихано.
— Час от часу не легче. Простите, господа, но мне кажется, что мы зря теряем время. Правду сказать, я так и не понял, что вы собственно от меня хотите?
— Пошлите Грузинчика в Испанию на поиски этой таинственной Книги, — вмешалась вдруг Стелла, которая до этого ключевого момента терпеливо хранила молчание.
— Еще чего? Господин доцент уверяет, что он там с ума сойдет, а Грузинчик — это моя единственная надежда, хотя и изрядно покалеченная.
— Не сойдет, — мрачно буркнула в ответ Стелла.
— Пардон, но вы же сами сказали, что контакт с Книгой опасен для психического здоровья, ведь так?
— Так.
— И в чем же дело?
— Грузинчика мы от этого контакта огородим. У нас для этого другая кандидатура имеется. Гога лишь книги писать будет, причем, одна лучше другой. Он новой шахерезадой у нас станет.
— Еще загадка! И не надоело вам, господа? Я ведь обратился к вам с пустяковой просьбой: объяснить мне мой сон. Вы сами сказали, что кошмар вышел каким-то литературным и даже назвали номер главы в этом чёртовом «Дон Кихоте», где мой сон подробнейшим образом описан. Тогда мы перешли к другой теме: как создать спасительный бестселлер, и тут у вас на пару словно крышу снесло. Ну, я могу понять еще господина доцента: он натура творческая, увлекающаяся, но как Вы, уважаемая Стелла Эдуардовна на весь этот бред с матрицей и Книгой попались? Нету ничего этого, нету и быть не может! Что? Что ваш Грузинчик в Испании искать собирается? Вы даже толком не знаете, как этот ваш таинственный артефакт выглядит. Доцент сказал: увидев Книгу, вступив с ней в непосредственный контакт, человек теряет рассудок. Далее выяснилось, что у вас даже есть приманка, и артефакт вы собираетесь ловить на живца. Вывод: единственным опознавательным знаком является некий придурок, который обязательно при виде объекта потеряет рассудок. Ничего не скажешь — очень убедительно. И вы еще хотите, чтобы я вам поверил, да еще денег дал на дорогу. Кстати, а наживку я тоже должен финансировать?
— Нет, — тихо произнесла Стелла. — Наживка должна быть натуральной, то есть наивной. В противном случае Книга не явится. Об этом Сторожев уже позаботился и нужную кандидатуру нашел. Ему в сети один наивный профессор-филолог попался. Некий Воронов. Как раз такой, какой нам нужен. Чует мое сердце: Книга должна на него клюнуть и выйти из укрытия. Она любит скрываться в чужих переплетах, за чужими названиями и именами. Я уверена, что наш объект хорошо охраняют, потому что знают все его таинственные свойства. Уверена также, что он каким-то образом перешел от Алорсо Кихано к Сервантесу и сумел затеряться среди его книг, приобретя чужую обложку, чужое тело. Уверена, что этими книгами кто-то завладел, может быть, даже до конца не понимая, что у него оказалось в руках. В противном случае мир давно бы уже стал другим.
Отсюда я делаю следующий вывод: искать надо среди тех людей и учреждений в Испании, которые имели отношение к наследию Сервантеса. И искать надо среди оставленных писателем книг. А здесь, Леонид Прокопич, все становится как нельзя более конкретно. Кстати, Вы зря запись лекции не дослушали. В самом конце там как раз об этом речь и идет. Давайте дослушаем покойника.
И Сторожев, как по команде, тут же нажал на нужную кнопку. В следующий момент в кабинете вновь раздался неторопливый голос покойного профессора Ляпишева:
— Незадолго до смерти, в 1613 г., в предисловиях к выходящим книгам Сервантес неизменно упоминает о намеченной им программе новых литературных работ: сюда входит роман «Персилес и Сихизмунда», второй том «Галатеи», книга «Недели в саду», комедия «Обман для глаз» и еще одно произведение, озаглавленное «Прославленный Бернандо». Из всех этих сочинений был напечатан после смерти Сервантеса лишь один «Персилес» (1617). Остальные рукописи, очевидно оставшиеся незаконченными, погибли. За четыре дня до смерти Сервантес написал удивительный по интимности и глубине настроения «Пролог» к «Персилесу», где с полною задушевностью, ясностью и твердостью простился с друзьями, жизнью и творчеством. Он умер 23 апреля 1616 г. Могила его вскоре затерялась и, несмотря на неоднократно предпринимавшиеся розыски, установить ее местонахождение не удалось.
— Я, например, не уверена, что все рукописи погибли — это раз, — вновь начала Стелла, — не уверена я и в том, что это были одни рукописи и что под именем какого-нибудь «Прославленного Бернандо» не затерялась и наша искомая матрица. Как видите, уважаемый Леонид Прокопич, круг поиска сузился и цель начинает приобретать конкретные очертания.