Конечно, неприятно было, что на меня кричат при всех. Но я же говорю: миссис Скоггин была нашей начальницей и всегда так делала. А полицейские к этому прицепились. Все время спрашивали, сильно ли я обиделся. А я им твердил: нет, она всегда была такая. Эл – это ее помощница – говорила, что миссис Скоггин раздает Замечания и Напоминания. Мы часто про это шутили. Так что все было как обычно. Как в любой другой день.
– Только это был не любой другой день, – сказал Эван.
– Нет. Это был день, когда библиотека сгорела дотла.
– А она… она погибла? Миссис Скоггин.
Папа на секунду замялся, но все же ответил:
– Да. Милдред Скоггин умерла от удушья. Из-за дыма.
– А ты выбрался.
Папа кивнул.
– Эл меня спасла. Вытащила на улицу через подвальную дверь. Но многие до сих пор думают, что я поджигатель.
Эвана захлестнула злость.
– А зачем ты позволил им так думать?
У папы стало грустное лицо.
– Я им ничего не «позволял». Я все время говорил, что ни в чем не виноват. Но как я мог это доказать, если сам не знал, что случилось по правде? И до сих пор не знаю.
– Я тебе верю, пап. Я знаю, что ты ничего не поджигал. Точно знаю. – Эван утер слезы бессильной злости. Пожалуй, самые горькие слезы на свете.
Папа крепко обнял его, и они немножко посидели, прижавшись друг к другу. В голове у Эвана стучало: «Это Х. Г. Хиггинс. Он был там в тот день».
Книга, старый снимок, ключи, домик на дереве – все указывало на Хиггинса.
– Пап. У меня есть подозреваемый.
Отец удивленно поднял голову.
– Что у тебя есть?
– Человек, который был в библиотеке в тот день. У меня есть его книга, а еще я нашел ключи и знаю, когда-то он жил у нас в городе. Его зовут Х. Г. Хиггинс, папа. Он знаменитый писатель, но вся его жизнь – сплошная тайна.
– Эван…
– Надо рассказать полиции! Или пожарным. Ведь еще не слишком поздно, правда? Тогда все узнают, что ошибались насчет тебя. Это же очень важно, папа! Там люди погибли!
– Подожди, сынок. Ты считаешь, что писатель Х. Г. Хиггинс поджег нашу библиотеку?
– Да!
– Но почему ты так решил?
– В тот день он сдал книгу. Эта книга у меня! Он был в библиотеке!
– Ну, допустим, был. И что? В тот день книги сдали еще человек пятьдесят.
– Но в той книге была фотография! Ее сняли у окна в домике на дереве.
Отец посмотрел на сына.
– Можно взглянуть?
Эван расстегнул рюкзак и выхватил снимок из книги.
– Вот! Это, наверное, он! А его ключи лежали на пустыре, где была библиотека. Один из ключей подошел к замку на двери домика.
Папа повертел снимок в руках.
– Это не Х. Г. Хиггинс. Это очень неудачная фотография твоего учителя, мистера О’Нила. Точнее, его глаза. Я сам снял его на «Полароид», когда мы были еще школьниками.
– Что?
– Все, что ты говоришь, доказывает, что Х. Г. Хиггинс бывал в нашем городе. Возможно, он взял в библиотеке эту книгу. Возможно, залез в домик на дереве – чего тебе, между прочим, никто не разрешал. Но почему ты думаешь, что он поджег библиотеку?
По правде сказать, Эван не знал. Ему просто не хотелось, чтобы поджигателем оказался кто-то из жителей Мартинвилла. Лучше бы преступником был кто-то посторонний.
– Мотив я пока не установил, – признался он. – Но обязательно выясню. Для начала надо найти этого Хиггинса.
И тогда его отец сунул руку в задний карман джинсов и вытащил небольшой конверт, сложенный пополам. Эван увидел адрес и сразу же понял, что в конверте. Там было письмо, которое он написал Х. Г. Хиггинсу.
– Эван, – сказал папа, – Х. Г. Хиггинс – это я.
Глава 34. Мортимер
Пятый день в роли сторожа библиотеки оказался для кота самым важным и судьбоносным. Но это стало ясно только к вечеру.
День был оживленный: пятиклассники праздновали выпуск из младшей школы и на лужайке устроили пикник. В библиотечку заглянуло столько посетителей! Они выбирали книги, обсуждали книги и тискали Мортимера гораздо чаще, чем ему бы хотелось. Кот не любил чересчур крепких объятий.
К тому времени, когда семьи школьников свернули одеяла и убрали книги, фотоаппараты и сладости, Мортимер ужасно устал.
Миссис Шор, заведующая школьной библиотекой, принесла (по одной за раз) три пластмассовых коробки. В них лежали яркие книги с картинками. Коробки не поместились под зонтик, но у них были плотные непромокаемые крышки. Мортимер выяснил, что на крышках очень приятно лежать и разглядывать облака.
От людей он часто слышал, что облака похожи на барашков. Ему самому так не казалось. Вот и сейчас он увидел в небе чайную чашку с блюдцем, лягушку в прыжке, кусочек сыра.
Пушистый снежный ком.
Долго-долго глядя в небо, Мортимер и сам ощутил себя чем-то вроде облака. Рыжего облака. Ярко подсвеченного солнцем.
Хранитель биб…
Но кот сразу же одернул себя: «Это я во всем виноват».
Теперь Мортимер чувствовал себя облаком, которое никогда не прольется серебристым дождем.
Он задремал и увидел во сне Петунию.
Едва солнце коснулось краешком горизонта, как на лужайке появились мыши. Радостные, очень шумные мыши. Они-то и разбудили Мортимера.
Один тонкий голосок пищал что-то про «первый выпускной в его жизни», и Мортимер понял, что сегодняшний день – особенный не только для двуногих жителей Мартинвилла. Ведь от вкусной домашней выпечки в траве осталось много крошек.
Мортимер лениво перевернулся с боку на бок и увидел, что рядом с ним куда-то семенит мышонок. Этот был ему незнаком. Мортимер устало помахал передней лапой.
Мышонок остановился.
– Эй, а я про тебя слышал. Ты Шестипалый Ворчун.
Кот поднял голову.
– Что?
Мышонка трудно было расслышать из-за писка его сородичей, которые (судя по звукам) радостно подбирали сладкие крошки.
– Шестипалый Ворчун! – мышонок уверенно закивал. – Мы тебя так называем.
– А-а, – сказал Мортимер. На сердце у него потяжелело.
Теперь мышонок смотрел уже не так уверенно.
– Ну?
– Что «ну»?
– Теперь ты должен что-то сказать!
– Ладно. А про что?
Мышонок вздохнул.
– Не строй из себя дурачка. Сейчас ты скажешь, что я просто мелкий чумазый грызун и всем плевать, что я думаю.
Он подошел поближе к коробкам с книгами и встал возле самой головы кота.
– А ты чумазый? – спросил Мортимер.
Мышонок сел. Или привстал, это уж как посмотреть. Его хвостик вытянулся на траве, а передние лапки оказались в воздухе.
– Это неважно, – сказал он. – Ну вот, теперь я чувствую себя грубияном. Я просто решил нагрубить первым. Думал, что иначе первым будешь ты.
– Как тебя зовут? – спросил Мортимер.
– Фред. А тебя?
– Мортимер. Но все зовут меня Рыжиком, или Лучиком, или Пушочком. Или просто котиком.
– Мортимер, – повторил Фред.
Слышать это было очень приятно. Мортимер вдруг понял, что его уже много лет не называли настоящим именем.
«Догони меня, Мортимер. Догони!»
– А это правда? – спросил Мортимер. – Ну, что ты сказал. Все ваши зовут меня Шестипалым Ворчуном?
Мышонок опустил глаза.
– Да. Нет. То есть… Ну, все, кого я знаю.
От этих слов Мортимеру вдруг стало очень одиноко. Хоть он и лежал рядом с чемоданом стихов.
– Но это ведь не так уж плохо. Бывают клички и похуже. Например, Шестипалая Ведьма.
– Ведьма? – Мортимер приподнял голову.
– Или Серый Ужас. Или Полосатый Громила. По крайней мере, тебя так не зовут.
Это еще что за клички?
– Ну да. Я ведь рыжий, – сказал Мортимер.
– Я вижу, – кивнул мышонок.
Пора было сменить тему.
– Ты любишь стихи? – спросил Мортимер.
Мышонок фыркнул.
– Да когда же мне читать! Я дикое животное. Ты что, не знаешь, что это значит? Это значит, что мне самому надо искать пищу и кров. Мне надо все время глядеть по сторонам, бегать от филинов, ястребов, опоссумов и… ну, ты знаешь… – Он смущенно умолк.
– От кошек? – догадался Мортимер.
– Да, от кошек. А еще мне надо следить, чтобы братишки с сестренками были в тепле и безопасности. У меня нет времени читать. Я и с тобой тут зря болтаю – надо идти собирать крошки, пока другие все не съели!
Мортимер виновато подумал про свою миску, про уютное кресло у теплого камина, которое он обычно делил с миссис Скоггин, и про чересчур крепкие объятия Эл. Ему вспомнились мышиные двери с номерами от одного до пяти: сколько раз за все эти годы он выгонял мышей на улицу, едва они успевали зайти в дом. Да, он охранял яблоки Эл и сыр мистера Брока. Но ведь привидения ели очень мало. Почему же он не делился?
Может, он не просто ворчун, а гораздо хуже?
«Проси прощения», – сказало ему сердце (все еще тяжелое).
– Прости, пожалуйста, – сказал Мортимер.
Самое скверное (как молча признался себе кот) было в том, что про тяжелую мышиную жизнь он знал. Конечно же, знал. Просто думал, что его это не касается.
– Да ладно, – мышонок помахал ему лапкой. – Ты тоже прости, что назвал тебя ворчуном. И жизнь у меня не такая уж плохая. Есть семья – братья, сестры. Без них я бы пропал.
Мортимер кивнул, мрачно поглядел на свои передние лапы и подумал про Петунию.
Проследив за его взглядом, Фред как будто вспомнил, что у Мортимера спереди двенадцать острых когтей.
– Хорошо иметь лишние пальцы. Ничего плохого! – Он благоразумно отступил на шаг. – Наверное, Серый Ужас хотел бы иметь по шесть когтей на каждой лапе!
У Мортимера как будто щелкнуло в голове. Он вскинул глаза на мышонка.
– Ты хочешь сказать, – начал он, – что Серый Ужас и правда существует? Это настоящий живой кот?
– Еще какой настоящий! Живет на Эльм-стрит. Видимо, ты его не знаешь.
– А Полосатый Громила? Тоже настоящий? – спросил Мортимер, стараясь не давать волю надежде.
«Надежда!» – тихонько сказало его сердце.
Фред кивнул.
– Полосатый Громила живет возле вокзала. Там много еды, особенно по выходным.