Тем временем эти подлые — а их было уже свыше пяти тысяч человек, — построенные в манипулы, когорты и легион, возглавляемые таким мужественным и дальновидным человеком, каким был Спартак, в один прекрасный день появились у Нолы, цветущего, богатого и многолюдного города Кампаньи, и, прежде чем начать штурм города, предложили гражданам предоставить гладиаторам право свободного входа в город, обещая сохранить за это жизнь и имущество жителей.
Перепуганные жители Нолы собрались на Форуме. Стоял невообразимый шум, слышались противоречивые восклицания: одни кричали, что город надо сдать, другие хотели защищаться.
Наконец верх одержали более храбрые: ворота города заперли, горожане поспешили к стенам отражать нападение; в Неаполь, Брундизий и Рим были посланы гонцы с просьбой о подкреплении.
Но все эти посланцы попали в руки Спартака, так как он приказал следить не только за дорогами, но и за тропинками, и оборона Нолы свелась к бессильной, тщетной попытке жителей удержать город. Обитатели его были плохо вооружены и мало сведущи в военном деле. Борьба продолжалась не больше двух часов: гладиаторы, имевшие теперь много лестниц, быстро и с ничтожными для себя потерями овладели городскими стенами, проникли в город и, раздраженные его сопротивлением, стали избивать и грабить жителей.
Хотя Спартак и насаждал в своих легионах самую строгую дисциплину, хотя солдаты любили и уважали его, они поддались опьянению кровью, их обуяла жажда разрушения, охватывающая солдат против воли, когда они, ворвавшись в захваченный город, вынуждены сражаться, рисковать жизнью и видеть, как гибнут их товарищи по оружию.
Спартак побежал по улицам города, чтобы остановить гладиаторов, прекратить грабежи и убийства. Благодаря его громадной силе воли и энергии он с помощью своих командиров через несколько часов добился прекращения резни и грабежей.
Вскоре букцины протрубили сбор, и со всех сторон на призыв послушно стали стекаться гладиаторы. Распространился слух, что по приказу Спартака легион должен в полном составе явиться на грандиозный Форум Нолы, славившийся великолепными старинными храмами, базиликами и портиками.
Меньше чем через час легион гладиаторов выстроился на площади в полном боевом порядке в три ряда. Спартак появился на ступеньках храма Цереры; он был бледен, брови грозно нахмурены. Несколько мгновений он стоял среди глубокой тишины с опущенной на грудь головой, в скорбном раздумье. Наконец он поднял голову и, гневно сверкая глазами, воскликнул своим могучим голосом, прозвучавшим на всю площадь:
— Вы что же, дикие и преступные люди, желаете добиться, клянусь всеми богами ада, имени грабителей и славы разбойников и убийц? — И он умолк.
Несколько минут никто не проронил ни слова, затем Спартак продолжал:
— Неужели это та свобода, которую мы несем рабам, та дисциплина, при помощи которой мы стараемся стать людьми, достойными отнятых у нас прав? Это ли благородные поступки, которыми мы привлечем к себе расположение итальянцев, это ли добродетель, пример которой мы должны показывать? Разве вам мало того, что против нас — величие и могущество римского имени, вы еще желаете, чтобы на вас обрушились проклятия и месть всех народов Италии? Видно, вам мало той печальной славы, которую создали нам наши угнетатели, — она идет впереди нас и поддерживает утвердившееся с их легкой руки мнение, что мы — варвары, грабители и самые подлые люди! Всего этого вам мало, и, вместо того чтобы славными деяниями, строжайшей дисциплиной, образцовым поведением опровергнуть клевету, жертвой которой мы являемся, вы хотите подкрепить ее и еще усилить мерзким поведением, позорными и подлыми поступками!..
Все в Италии глядят на нас с опаской, подозрительно, недоверчиво; кто нам не явный враг, уж, наверное, и не друг; наше святое дело и знамя, за которое мы сражаемся, самое высокое из всех когда-либо развевавшихся под солнцем на полях сражений от края и до края полуострова, не пользуются никакой симпатией. Чтобы завоевать расположение к себе, у нас есть только одно средство: дисциплина.
Железная дисциплина — это непроницаемая и непобедимая броня римских легионов; они не сильнее и не храбрее всех солдат на свете, — существуют народы, не уступающие им ни в отваге, ни в силе, но среди всех армий нет более дисциплинированной, чем римская, и вот почему римляне побеждают всегда своих врагов.
Не помогут вам ни необычайная сила ваших мускулов, ни ваше беспримерное мужество, если вы не изучите и не примените на деле римскую дисциплину. Как переняли вы от римлян их боевой порядок, так должны вы перенять и дисциплину.
Если вы хотите, чтобы я был вашим вождем, я требую от вас умения повиноваться, быть сдержанными и умеренными, потому что сила войска — в порядке, в повиновении, в сдержанности. Каждый должен поклясться своими богами, и все вы должны поклясться мне своей честью, что с этого часа никогда не совершите даже самого незначительного проступка, никогда не дадите мне основания упрекнуть вас в распущенности и неподчинении.
Для обеспечения победы необходимо, чтобы я нашел в себе силу поступать подобно консулу Манлию Торквату, который приказал сыну отрубить голову своему другу, ежели тот окажется виновным в малейшем нарушении установленных законов и порядков. Восхищенные историки рассказывают о римских легионах, что однажды они разбили лагерь возле яблони; когда же сняли палатки, оказалось, что с яблони не было сорвано ни одного плода. Я хочу, чтобы и о вас могли сказать то же самое! Лишь при этом условии мы будем достойны свободы, которой мы добиваемся, лишь при этом условии мы можем одержать победу над самым сильным и самым храбрым войском в мире.
Гул одобрения сопровождал пламенную речь Спартака. Гладиаторы были покорены грубоватой, но страстной и прочувствованной речью своего вождя; а когда он кончил говорить, долго не смолкали единодушные возгласы одобрения и рукоплескания.
Спартак вывел свою армию из Нолы и приказал разбить лагерь вблизи нее, на одном из холмов. Две когорты, которые он сменял ежедневно, стояли на страже у города. В Ноле он добыл большое количество оружия, лат, щитов и сложил их все в своем лагере, чтобы вооружить рабов и гладиаторов, стекавшихся под знамя восстания.
Близ Нолы Спартак провел больше двух месяцев, неустанно совершенствуя боевое мастерство своих солдат, число которых все возрастало и достигло восьми тысяч; вскоре он уже мог составить из них два легиона. Порядок и дисциплина, которые насаждал в своей армии доблестный фракиец, поражали жителей Кампаньи: их собственность и жизнь не подвергались никакой опасности, гладиаторы ничем и никогда не беспокоили их.
В Риме меж тем было решено отправить против взбунтовавшихся рабов и гладиаторов претора Публия Вариния с легионом, в большинстве своем состоявшем из добровольцев и молодых новобранцев, — ветераны и легионеры, уже испытанные в боевых походах, были посланы против Сертория и Митридата.
Но за несколько дней до выступления из Рима Публия Вариния с шеститысячным войском, к которому был присоединен отряд всадников численностью свыше трехсот копий, сформированный союзниками-италийцами, из Эпицинийского леса, расположенного между Сутри и Суэссой-Пометией, неподалеку от Аппиевой дороги, вечером вышло свыше двух тысяч человек; многие из них были вооружены чем попало: косами, трезубцами, топорами и серпами, а иные просто-напросто заостренными кольями, и лишь немногие имели копья и мечи.
Это были гладиаторы из школ Акциана, Юлия Рабеция и других римских ланист; по приказу, полученному от Крикса, они собрались поодиночке и, став под его команду, были разделены на четыре когорты и двадцать манипул. Теперь они двигались по направлению к Везувию, на соединение с легионами Спартака.
Утром 15 февраля, после того как Метробий отправился с доносом о заговоре гладиаторов к консулам Котте и Лукуллу, Крикс обошел школу за школой, предупреждая гладиаторов о случившемся и призывая их к спокойствию и осторожности.
В одной из школ его арестовали и препроводили в Мамертинскую тюрьму; его держали там свыше двух месяцев, секли розгами, и, несмотря на то что он твердо и решительно отрицал свое участие в заговоре Спартака, пожалуй, присудили бы к распятию, если бы не гладиаторы, которые умолили своих ланист ходатайствовать за Крикса перед Цетегом, Лентулом, Юлием Цезарем и Катилиной и добились наконец его освобождения.
Крикса выпустили из тюрьмы, но он понимал, что за ним строго следят и что все школы и все гладиаторы, без сомнения, находятся под наблюдением. Он решил притвориться ничего не знающим, ко всему совершенно безучастным и тем самым если не уничтожить, то хотя бы уменьшить подозрения ланист и властей.
Поэтому-то бедный галл, несмотря на все настояния Спартака, был принужден смирить тревогу, гнев и желания, кипевшие в его душе, и не мог ни сам двинуться на Везувий, ни послать или повести туда хотя бы один манипул.
После всяческих ухищрений и уловок, пережив серьезнейшие опасности и тревоги, Криксу удалось наконец через четыре с лишним месяца после начала восстания и двух побед, одержанных армией Спартака над римлянами, бежать из Рима и укрыться в Эпицинийском лесу; он был уверен, что если не все гладиаторы, которым он здесь назначил свидание, то, во всяком случае, очень многие из них придут сюда.
Так и случилось. Два дня галл скрывался в тенистых уголках леса, поджидая товарищей, а затем отправился на Везувий. Проделав четырехдневный тяжелый переход, он прибыл туда во главе двадцати манипул.
Радость, торжество, ликование гладиаторов по поводу прибытия новых товарищей по оружию трудно описать. Спартак встретил Крикса действительно по-братски — он любил и ценил его больше всех.
Две тысячи гладиаторов, приведенных Криксом, были немедленно вооружены и распределены по двум легионам, из которых первым командовал Эномай, а вторым — Крикс. Спартак под единодушные приветствия восставших был провозглашен верховным вождем войска гладиаторов.
Два дня спустя после прибытия Крикса разведчики доложили Спартаку, что по Аппиевой дороге ускоренным маршем идет против него претор Публий Вариний. Вождь гладиаторов приказал войску тихо сняться с лагеря и ночью быстро двинулся навстречу неприятелю.