Я улыбнулась, ожидая от Эшера широкой улыбки, уже знакомой мне после проведенных им в магазине двух недель. Но на его лице не отразилось даже намека на усмешку.
– Кстати, об эгоистах: послушай, Дарси, прости за то, что произошло на пляжной вечеринке. Ужасно вышло. Лондон надо было просто не обращать внимания на Брин.
У меня сбилось дыхание. Брин. Пляж и Лондон Бэнкс. Анахорет.
Подобно Питеру, я, кажется, увидела свою тень отдельно от тела. Она сидела на пляжном покрывале, запутавшаяся в русалочьих волосах и в воспоминаниях. Там было вино, такое холодное, что сводило зубы. И пламя, и дым, и стыд.
– Прошло две недели… я должен был раньше об этом сказать, – продолжал Эшер. – Лондон частенько забывает, что выступать надо только на сцене. Еще хуже, когда она с Брин. А вдобавок еще и это дешевое вино. Надо было мне кинуть ее мобильник в тот переносной холодильник или что-то в этом роде. Ты… ты не заслужила такого дерьмового обращения.
Ой.
Четко сфокусированный взгляд Эшера в сочетании с его очевидной прямотой выбили почву у меня из-под ног. Перевернули все с ног на голову. Перетрясли всю. Части меня – те, что были тенью, – стали осыпаться на пол, и я ничего не могла с этим поделать. Мне нужна была история о девочке-подростке и о том, что она сделала, когда мальчик-подросток заглянул к ней в душу. Думай.
Я вдохнула и выдохнула раз, другой, и вот история нашлась. Но это был не роман с рассудительной героиней, а заметки таинственного автора, оставленные на полях в моем «Питере Пэне», подчеркнутые и украшенные восклицательными знаками.
«Я поняла, что только мне решать, дарить все это или нет. Мое доверие и мои чувства, и даже мои слабости… Он не мог их забрать! Однако, видите ли, случилось вот что. Когда он дал мне свое сердце и свои клятвы, а я дала ему свои, он вместе с ними получил и все остальное. Я не смогла отделить одно от другого!!!»
Конечно. Этот парень у моей стойки ничего мне не давал. Ни сердца, ни клятв. И в ближайшем будущем не собирался этого делать. И только у меня было право решать, делиться ли тайнами, стремившимися покинуть мое тело. Или сохранить их в секрете. Эшер просто говорил, а я слушала. Ничего особенного. Спрятав дрожащие руки под стойку, я затолкала свои тайны обратно, туда, где им было самое место, и мысленно застегнулась на все пуговицы. Потом подняла голову, расправила плечи.
– Ну да. Дешевого вина там было слишком много, – сказала я. А потом взяла и улыбнулась. – Не переживай, все хорошо. Но спасибо, что вспомнил.
На его лице мелькнула улыбка:
– Да ладно.
Из-за стойки я первой увидела сердитый взгляд на лице приближавшегося разъяренного Харриса Уинстона, и только потом Эшер услышал, как звякнул дверной колокольчик. К тому времени, как Эшер повернулся к двери, которая чуть не слетела с петель, я уже пришла в движение.
– Один день, – натянуто сказал красный, как рак, Уинстон. Он с силой взбил парчовые подушечки и подложил вторую подставку под ту, на которой стоял чай Эшера.
Из секции триллеров я взяла три книги Ли Чайлда в твердых переплетах (они стояли ближе всего ко мне) и шмякнула их на стойку.
– Эшер, раз тебе так понравился роман Паттерсона, почитай вот это, – сказала я погромче, чтобы пробиться сквозь пение Синатры в динамиках. И незаметно подмигнула.
– Э-э, да. Отличная идея, – мрачно согласился Эшер. – Ты всегда даешь покупателям такие полезные рекомендации. – Взяв одну из книг, он прочитал аннотацию на обложке. – А-а, Джек Ричер. Довольно интересный персонаж.
Уинстон уже оказался за стойкой:
– Я же не много прошу? Всего один день без нее… – Он замолчал, сосредоточившись на покупке, которая обещала принести неплохую прибыль.
Я сделала вид, что пробиваю первую книгу, – открыла обложку, перепроверила код товара, удостоверилась в том, что суперобложка не мятая. В конце концов Уинстон, поправив твидовую кепку, исчез в кабинете.
– Он, наверное, и есть здесь самая лучшая история, – заключил Эшер.
– Бестселлер, никак не меньше. – Я отнесла книги обратно на полку.
Эшер следовал за мной:
– Один вопрос. Каким образом Питеру наконец удается воссоединиться со своей тенью?
Сделав шесть шагов, я оказалась в отделе классики, сняла с полки новый экземпляр в твердой обложке, выдержанной в мятном и светло-голубом тонах, и гордо протянула его Эшеру.
– Тебе придется прочитать самому.
Его губы стали медленно растягиваться в ровной улыбке, но до глаз она так и не дошла.
– Наверное, я так и сделаю. Вдруг у эмо Питера найдется для меня дельный совет. – Смерив меня насмешливым взглядом, он коротко выдохнул. – Ну, знаешь, что-нибудь поэтичное и удивительно глубокомысленное.
– А ты что, потерял тень? – спросила я, думая о сцене, в которой Питер в поисках своей пропавшей половинки через окно пробирается в комнату Венди. И находит там девочку, способную пришить тень.
– Можно и так сказать. Моя тень осталась где-то там, на Дель-Мар-Хайтс-роуд.
Ой. Авария. У меня по спине пробежал холодок.
Но у Эшера же была своя Венди Дарлинг. Лондон с ее гибким телом и с волосами, которые блестели, будто новенькие монеты, что я давала покупателям. Если кто-то и достанет швейный набор, чтобы пришить Эшеру его недостающие части иголкой с ниткой, то это будет именно Лондон. Глупышка я. Глупышка, которой нельзя никого подпускать к себе.
Не каждая девушка может сказать, что ровно двадцать минут была платиновой блондинкой. Сегодняшний парик, который Тэсс выбрала под мою одежду – топ цвета слоновой кости и светлые потертые джинсы, был почти до поясницы. Челка тоже была длинноватой, шелковистые пряди закрывали мне глаза. Потратив пару минут на украшение головы, Тэсс угостила меня чаем, который заваривала слишком долго, и тремя домашними коричными печеньями сникердудль, которые компенсировали горечь чая.
К счастью для нее самой и с пользой для кассы «Париков», почти весь мой перерыв Тэсс была занята. Стоял октябрь, и, значит, всем нужны были парики для Хеллоуина, а постоянные клиенты приходили еще и за специальными масками, которые она заказывала каждую осень. Уинстону было бы полезно поучиться у Тэсс маркетингу.
Пока Тэсс помогала группе студенток из университета, покупавших радужные парики, я сделала селфи со своей новой бомбической прической и отправила его Марисоль.
Она: У-у-у, нравится. Стоит купить.
Я: Заткнись.
Она: Ха. eBay проверяла? Браво!
Я: Звони. Тэсс занята.
Не прошло и двух секунд, как я ответила на звонок Марисоль:
– Что там с eBay?
– Я посмотрела твои позиции. Дарси, две сегодня проданы в категории «Купить сейчас», и у тебя уже есть ставки на аукционах по двум оставшимся.
– Правда?
На продажу были выставлены две розовые помады «Элиза Б.», набор баз под макияж и палетка теней для век. Описания придумала я, а фотографии сделала Марисоль. Прикинув в уме, я поняла, что могу чистыми заработать почти сто долларов. И это в первую неделю.
– Я же говорю, новая нераспечатанная косметика уходит мгновенно. Так что упаковывай «Купить сейчас» как можно скорее и отправляй по адресам. Вся информация у тебя на почте.
Которую я давно не проверяла. Я еще раз откусила от божественного печенья.
– Поняла. Недалеко от «Пера» как раз есть почтовое отделение. Вещи пока спрячу в багажнике.
В мобильнике молчание, только фоновый шум. Я различила обрывки песенки из детского мультика и громкий лай двух немецких овчарок.
– Мари?
– Да, я здесь. Прости, – сказала подруга. – Просто задумалась. Знаешь, а у нас, кажется, может получиться.
Когда я об этом думала, меня терзали туманные сомнения. Потом подползало волнение. Следом появлялись вопросы и бесконечное количество плохих вариантов развития событий.
– Я стараюсь об этом не думать.
– Просто берешь и делаешь.
– Именно.
– Мама пока ничего не заметила?
– Пока нет, – ответила я. – Она теми ящиками не занимается, но это только первая неделя.
Марисоль вздохнула:
– Ди, первая неделя – и сто баксов.
Мы закончили разговор, а я все думала. И чувствовала, как все темное во мне закрывает светлое. Я инстинктивно посмотрела сквозь стоявшие вдоль боковой стены головы манекенов в париках, представив себе книги в «Пере», располагавшемся за стенкой. Разве не было там расставлено по полкам бесчисленное количество историй о персонажах, которым было тяжело выжить? О героях, которым приходилось лгать, чтобы спасти себя или любимых? О революционерах? О тех, кто шел на риск, кто просто делал это, потому что ничего другого не оставалось?
Или я просто хотела одурачить себя, пытаясь из хитрого воришки слепить честную героиню?
– Ну и что это такое? – защебетала Тэсс. Я даже не заметила, как она подошла. Усевшись на высокий стул, она подергала за мой парик. – Я надела на тебя такие роскошные золотистые локоны, а ты портишь все этим своим хмурым лицом. Надулась, как тот хеллоуинский парик-улей, который я только что продала.
Я выдавила из себя улыбку, которая, расплываясь на лице, становилась все более искренней.
– Просто забот много, но я справлюсь. – Еще один кусочек коричного печенья. – Ваше печенье помогает.
– Дарси-дива, сахар и углеводы помогают почти всегда. Я тебе и с собой дам. – Она сделала глоток чая, который уже наверняка совсем остыл. – Но ты недавно что-то говорила о финансовых трудностях. А с этим, уж поверь мне, к сожалению, не поможет даже самое лучшее печенье. Если ты, конечно, не продаешь его.
На этот раз улыбка уже была искренней с самого начала:
– Кажется, я нашла способ решить свою проблему. – Просто сделаю это.
– Конечно. Иначе и быть не могло.
Но я ее уже почти не слышала. Мое внимание было приковано к тому, что происходило на другой стороне Юнивёрсити-авеню. К зданию «Юристы Мид-Сити» подкатил знакомый белый «фольксваген-кабриолет» с откинутым верхом. Это был подарок Лондон Бэнкс на шестнадцатилетие (по крайней мере, так сказала Брин, когда ныла в разговоре с Марисоль). Лондон распустила конский хвост и встряхнула волосами, как лев гривой. И тогда вышел