– Нет, и я тоже не думала. – Только с двенадцати до половины пятого.
– Он угостил тебя ужином.
– Да, потому что я спасла его задницу. И… и у него девушка есть. Ты только что смотрела, как она гарцует по сцене школы Джефферсона, разодетая в сшитые тобою костюмы.
Марисоль расплылась в той самой улыбке, это не предвещало ничего хорошего.
– Ты сказала, что у него девушка, так, будто это имеет значение.
– Не имеет. Клянусь, он просто выпускник Джефферсона, который за скорочтением убивает свои перерывы на моем рабочем месте. Вот и все. – Я сделала глоток смузи из манго. Он чуть не заморозил мой мозг.
Вот только ощущение такое, что это… не все.
Но я не могла, никак не могла никому об этом сказать, даже ей, своей маленькой фигуристой половинке. Моей сказки из Северного Парка никто никогда не услышит ни на английском, ни на испанском. Ее вообще нельзя рассказывать вслух.
Позади нас хлопнула дверь, и три черные птички, вспорхнув с оливкового дерева, что росло у нас во дворе, пронеслись прямо над нашими головами. Обернувшись, мы увидели Томаса, «управляющего года». Он шел через дворик к лестнице.
– Где он покупает джинсы? На Отвисшееубожество. com? – прошептала Марисоль.
Чтобы не рассмеяться, я обхватила губами соломинку. Томас остановился у лестницы и повернулся к нам.
– А-а, Дарси. Я как раз шел к твоей маме. Это насчет сантехники.
– Простите, какой техники?
– Вы разве не получили мое объявление? О повышении цен на воду в Сан-Диего? На неоново-зеленой бумаге? – Он постучал пальцем по подбородку. – Я пару дней назад во все ящики положил.
– Наверное, мы его не заметили. – Или я была слишком занята неожиданными письмами, париками и мальчиками, которые не имели никакого значения.
Томас убрал с лица прядь черных волос, на которых было слишком много геля.
– Я так и подумал. Твоя мама ни модель не выбрала, ни день установки не назначила, вот я и решил к ней заглянуть. – Он показал на листок со списком квартир.
– День установки? – переспросила я. То есть кому-то придется зайти внутрь.
– Все было в том объявлении… ну да ладно. – Он слащаво улыбнулся. – В течение следующего месяца мы заменим во всех квартирах душевые лейки на новые и установим аэраторы на краны в раковинах. Это чтобы снизить расход воды. Хозяин хотел, чтобы каждый из жильцов выбрал себе один из трех вариантов, тот, что больше подходит к сантехнике в ванной комнате. Для установки мы заключили контракт с фирмой, специализирующейся на мелком ремонте. Это не займет много времени.
По моей спине пробежал холодок.
– Э-э… а мама еще спит.
– К понедельнику я должен подать оптовую заявку в «Металлоизделия Западного побережья».
– Позвольте, я взгляну на рекламный проспект. – Марисоль вскочила со своего места, обогнула стол и оказалась нос к носу с Томасом.
Управляющий нахмурил свои похожие на коричневых гусениц брови, но все же протянул Марисоль глянцевый, сложенный втрое буклет. Марисоль улыбалась, скользя по бумаге пальцем с ярко-красным лаком.
– Для Дарси и ее мамы закажите под антикварное олово, пожалуйста.
Томас выхватил буклет у Марисоль:
– Боюсь, что должен услышать это от самой мисс Уэллс.
– В этом нет необходимости. Я их дизайнер.
У меня открылся рот. Но я его быстренько закрыла и плюхнулась на скамью. Томас расхохотался:
– Дизайнер?
Марисоль кивнула:
– Осенью я начну учиться на дизайнера. И я уже много чего выбрала для мисс Уэллс. Вся ее ванная комната – кронштейны для полотенец и ручки ящиков – все в антикварном олове.
Томас перевел свой требовательный взгляд на меня.
– Она права, – подтвердила я. – Мы выбираем олово.
Но Марисоль еще не все сказала.
– Кроме того, раз речь идет о простой замене, установкой мы займемся сами. И тогда мисс Уэллс не придется менять свое рабочее расписание. А Дарси – сидеть дома вместо уроков или вместо работы. – Она перевела взгляд с меня на Томаса и широко улыбнулась.
Он указал дрожащим пальцем на нее:
– Ты сама собираешься установить душевую головку и аэратор? Это тебе не обивку для дивана выбирать и даже не стены красить. Здесь инструменты нужны. Гаечные ключи и плоскогубцы…
Марисоль расправила плечи и подняла голову. Мне показалось, что подруга даже стала выше. Она заговорила:
– Папа многому меня научил, чтобы я, когда придет время, справлялась с мелким ремонтом сама и не зависела ни от кого. – Гладиаторские сандалии песчаного цвета шагнули вперед. – Так что я умею работать с большими и страшными инструментами вроде гаечных ключей и плоскогубцев.
– А. – К щекам Томаса прилила кровь, паучьи пальцы крепко сжали буклет и смяли его края. – Конечно, конечно. Просто…
– Значит, договорились. – Подруга снова села, положив ногу на ногу. – Вы разместите заявку. Мы займемся установкой и даже доставим старую душевую головку прямо к вашим дверям.
Он ушел, громко фыркнув. Я повернулась к Марисоль лицом и всплеснула руками:
– О! Это… То есть… ты…
Марисоль легонько похлопала меня по руке и придвинула смузи ко мне поближе. По нему она тоже похлопала, чтобы я наконец обратила внимание на манго.
– Успокойся, малышка. Что такое?
Я закатила глаза. Тяжело вздохнула:
– Ты же никогда не врешь. А тут… водопроводный кран.
Марисоль продолжала пить черничный смузи:
– А я и не соврала.
– Мы займемся установкой?
– Я сказала, что мы ей займемся. Но это не значит, что мы все должны делать сами.
– Хорошо. А учеба на дизайнера?
Она пожала плечами:
– Институт моды тоже институт дизайна. А какой именно дизайн, я не говорила. – Марисоль наклонилась ко мне. – Ну что, девочка, которая любит слова. Ты можешь читать Шекспира наизусть до посинения, так что точно запомнила каждое произнесенное мной слово, до последней буквочки. Вот и давай, отмотай назад последнюю минуту разговора, и если поймаешь меня на лжи, то я буду до конца лета смузи тебе покупать.
Так я и сделала и вранья не обнаружила. Это было гениально. Я так ей и сказала. И еще страшно. Про это я сказала тоже.
– И все-таки, насчет установки, и не только этой. Марко ведь больше не попросишь, – прошептала я. – Ты сама говорила, что он с головой ушел в подготовку к переводу. А что, если я найму кого-то и он заявит о накопительстве или просто всем растрезвонит?
– Все так, конечно, но… Дарси, я не знаю человека умнее тебя. А ты не видишь лежащего на поверхности решения.
Мой новый старый «Питер Пэн» лежал на расколовшейся плитке возле стакана со смузи. Я теребила мягкие края, обтрепавшиеся от времени.
– Не понимаю, о чем ты.
– Давай объясню понятным Дарси языком. Представь себе детектив, где ты с первой страницы знаешь, кто совершает все дурное, все отвратительные поступки. Герой буквально у тебя под носом.
Я сморщила нос, она вздохнула:
– Подруга моя, каждый раз, когда ты сидишь на работе, твое решение в своих испачканных краской джинсах располагается на мебели твоего босса и, как «очень голодная гусеница», пожирает страницы книг.
А-а. Я быстро замотала головой. Марисоль так привыкла к моему захламленному дому, что иногда забывает про отсутствие приветственного коврика у двери.
– Ни за что. Нет и нет.
– Назови хоть одну убедительную причину, почему нет.
Я вся дрожала от дюжины причин.
– Он еще не оправился после аварии.
– Да ладно тебе. Если он может в юридическом центре вешать гипсокартон, то сумеет и установить душевую головку. Да и другие проблемы в твоей квартире решить.
– Марисоль, ведь он целыми днями строит и… устанавливает. Ну зачем ему в свободное время брать на себя дополнительные ремонтные работы?
– Прошу прощения, но разве ты вчера не спасла его задницу? Наверняка он согласится помочь. В знак благодарности.
– Что, если об этом узнает Лондон? Начнет слухи распускать – ведь мы обе знаем, что сплетничать у нее получается даже лучше, чем играть на сцене.
– Ты хоть сама-то себя слышишь? Да он ни слова не скажет ей, если ты попросишь. Просто объясни ему все. Знаю, что страшно. Но точно так же было и три года назад с Марко.
– Не могу я. – Ну вот, я выпустила это. Оно было крылатое и с перышками, как те черные птички, которые вернулись на оливковое дерево.
Марисоль скорее вздохнула, чем выдохнула:
– Меньше чем через неделю тебе исполнится восемнадцать. Нам обеим исполнится. Перестань прятать свою жизнь от друзей. Дарси, никому и дела нет.
– Мне есть. Я живу с этим каждый день. Стараюсь решать проблемы и заботиться о нас обеих, но сейчас дома так противно, так захламлено, так… Все разом навалилось.
Подруга кивнула, обвела пальцем черное, нарисованное «Шарпи» сердечко и звездочку.
– Я не это имела в виду. Знаю, ты пытаешься помочь маме и при этом стараешься не давить на нее слишком сильно.
Марисоль и правда знала. Знала обо мне все: что я стараюсь оплатить мамины счета. Что подаю заявления только в местные университеты, чтобы быть рядом, пока аренда под угрозой, чтобы помочь, если мамин алкоголизм или эмоции выйдут из-под контроля, чтобы с ней ничего не случилось. Что я начала в интернете искать группы поддержки по патологическому накопительству. Наша последняя консультация у психолога отняла у мамы очень много сил, оставила открытую рану. Больше мама туда не пойдет, но она может согласиться поговорить с другими людьми, живущими так, как она. Как мы.
Было всего десять утра, а я уже чувствовала смертельную усталость. Я взглянула на окна квартиры, потом на Марисоль и прошептала:
– Разве на выходных не положено – ужас, знаю – развлекаться или хотя бы заниматься чем-то подходящим для выходных? А тут управляющий с мордой суриката лезет в мои дела, и мне даже приходится думать о маминой работе. Кроме того, мне надо, когда она уйдет, отобрать следующую партию для eBay. И отослать товар за прошлую неделю. – Плюс письмо воскресшего папы. Еще одно жизненно важное решение.