Эшер подошел еще ближе:
– Ты выглядишь испуганной. В мои планы это не входило. Я хотел дать тебе вещь, которая покажет, что я чувствую. Я не хотел тебя пугать.
– Если и испугалась, то не из-за тебя и даже не из-за Лондон. – Я легонько постучала себе по голове. – Это все отсюда. Из-за того, что творится дома, из-за моего отца и…
– Я понимаю. Правда. – Он протянул мне руку.
Я долго смотрела на зависшую между нами мозолистую ладонь. И только потом протянула свою в ответ. Рука Эшера оказалась теплой, твердой и чуть влажноватой. Такой я ее и запомнила.
– Если тебе не надоело терпеть мои пилотские сравнения, то вот еще одно. Перед взлетом мы проходим предполетную проверку. Один неисправный прибор или составляющая системы могут привести к трагедии. И взлет не дают, пока все не будет проверено. Для нас это вроде Библии. Но с тобой я эту проверку пропустил и выскочил на взлетную полосу вслепую, пытаясь как можно быстрее попасть в пункт назначения. – Эшер мягко выдохнул. – Я не остановился, чтобы посмотреть, где я и как это будет выглядеть. Мой недочет.
Я хотела поверить, хотя его откровение все еще не улеглось у меня внутри и не давало мне покоя.
– Понятно, – сказала я. – А если тебе не надоели мои сравнения, то… Я помню, как сидела в твоем самолете. И как хорошо тебе из кабины видно, что впереди, но то, что сзади, ты не видишь без…
– Без всех этих гаджетов и штуковин?
– Да, без них.
– В точку. Только имей в виду, я не просто однажды поднялся в воздух и со сверхзвуковой скоростью полетел от Лондон к тебе. – Эшер указал туда, где были мои ступни. – Я уже был здесь.
Звук вырвался у меня из груди, а может, даже стон. Я когда-нибудь раньше стонала? Мой рот раскрылся и тут же закрылся, не успев высказать все эти новые вопросы и чувства, захламлявшие пространство моего сердца.
Я не пускала людей в свой дом. И сейчас принять этот маленький символ – означало пустить Эшера Флита в свою жизнь. Что его там ждет? Я не знала, и от этого сиявшее у меня на ладони серебро потускнело. Я просто не знала, кем я была в отрыве от хлама своей жизни и от книг, стоявших вдоль моих стен.
Но так как это был Эшер Флит, я хотела рискнуть.
– Я тоже здесь, – сказала я. – Несмотря на все рассказанное тебе у Джейса и все вытекающее из этого. Я… здесь.
Тень улыбки скользнула по лицу Эшера.
– Хорошо. Даже больше чем хорошо. Итак, давай перемотаем немного назад и не будем торопиться? – Он кивнул в направлении «Желтого пера». – Узнаем друг друга получше, ты – меня, а я – тебя, и без твоего ворчливого босса у нас за спиной?
Он и правда все понимал. Верхняя половина туловища у меня расслабилась.
– Это было бы неплохо.
– Слышал, что можно даже ходить в кафе, пить кофе или чай… И сидеть. На настоящих стульях. – Эшер поднял бровь. – Если повезет, удастся попробовать отличную выпечку на настоящих тарелках.
– Ты же не ешь сладкую выпечку.
– Да, только на днях рождения, но там ведь есть и фруктовый салат.
Я засмеялась, он сжал мою руку:
– Сегодня я здесь допоздна, но как насчет завтра? Можно пойти на разведку в новое кафе на Тридцатой, где готовят поке[43], и просто…
И просто. Я могла просто. Это я могла. Я скользнула взглядом по кирпичной стене. Там, метрах в десяти отсюда, мы несколько недель назад стояли, прижавшись друг к другу.
Эшер взял из моих пальцев желудь:
– А насчет этого… – Он указал на ту же кирпичную стену. – Я много раз представлял, как целую тебя, но ни разу в моих мечтах мы не целовались здесь, в проулке, среди всякого хлама. Откуда выходишь пропахший жиром «Цыплят Чарли», не попробовав самих «Цыплят Чарли».
Сердце ушло в пятки, но, сама не знаю как, я смогла ответить:
– То есть воспоминание о том, как мы перехитрили кандидата на получение охранительного ордера, было одним из… многих? – Боже, про меня думали. И думали много.
Он усмехнулся:
– Определенно да. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – То есть я, конечно, допускаю, что мог бы абстрагироваться от окружения, но… нет. Пока нет. – Он вложил желудь мне в ладонь и закрыл ее, улыбнувшись. – Он твой. Храни его, и, когда будешь готова, мы к этому вернемся.
Глава двадцать четвертаяРеликвия
Она… будет носить его «поцелуй» на цепочке.
Я жила в доме с семью тостерами, но для лежавшего у меня в кармане амулета не смогла найти обыкновенной цепочки. На стойке прожужжал мобильник, и мне пришлось отложить бутерброд с индейкой, вечерний вариант.
Марисоль: Решение принято
Ответ я набирала по пути в свою комнату. С тех пор как мама вторглась в мое пространство, сердце сжималось каждый раз, когда я сюда входила, и я ничего не могла с этим поделать. Я ожидала снова увидеть картонную коробку, но на полу было так же пусто, как и утром. Я выдохнула и нажала «Отправить».
Я: Готовлюсь к худшему.
Марисоль: Белые джинсы, но не старые, а новые.
Я: Белые? Придется избегать грязи и пятен во время уроков и потом всю смену на работе!
Марисоль: Так избегай грязи и пятен и не спорь.
Я: ЛАДНО. Что еще?
Марисоль: Красные остроносые балетки и ту черную блузку в швейцарский горошек, которую мы купили прошлым летом.
Я перечитала это трижды, роясь у себя в шкафу. Я понятия не имела, о какой блузке идет речь.
Я: Что еще за швейцарский горошек?
Марисоль: Секундочку.
И вскоре мне пришло фото. Марисоль не только сфоткала меня в хлопчатобумажной блузке с рюшами в примерочной «Ти-Джей-Макс» и сохранила фото, но и знала, где его найти.
Я: Я в шоке. Преклоняюсь перед тобой.
Марисоль: *улыбается*
Полагаясь на фото, я снова полезла шкаф и наконец между розовой водолазкой, которую терпеть не могла, и ужасной футболкой, которую нам с Марисоль бесплатно всучили на каком-то ужасном инди-концерте, нашла блузку с коротким рукавом. Я встряхнула воздушный хлопок.
Я: Придется погладить, но вообще ок.
Марисоль: И никаких худи. Только попробуй надеть худи, я все равно узнаю.
Я: ЛАДНО, но встреча непринужденная. Кафе с поке, а не замок принцессы. И даже НЕ свидание.
Марисоль: Но это и не НЕ свидание.
Это сообщение я пробежала глазами бессчетное количество раз. Слева направо и справа налево, проговаривая фразу про себя и жалея о том, что нет огней взлетной полосы, которые указали бы мне ее смысл. Услышав, как хлопнула входная дверь, я убрала мобильник.
Когда я вернулась в кухоньку, мама уже принялась сооружать свой бутерброд. После приветствий, положенного обмена любезностями и да, у меня все нормально и у тебя тоже все нормально – нормально, все было нормально – я доела остатки ужина и постаралась, чтобы следующая фраза прозвучала… нормально.
– Нет ли у тебя лишней цепочки, которую ты не носишь? – Щеки у меня горели. – Я бы одолжила?.. Или даже взяла себе?.. – Головы я не поднимала, сидела, уставившись на корочку цельнозернового хлеба и свой браслет с подвесками на океанскую тему.
– Хм. – Мама ушла в свою комнату и вернулась через пару минут. – Эта отлично будет сочетаться с сердечком Марисоль. – Она протягивала мне тонкую золотую цепочку, хрупкие звенья волной ниспадали с ее пальцев. – В последнее время в нашем ювелирном отделе такие цепочки хорошо продаются. Еще недавно были популярны толстые, броские ожерелья. А теперь в моде – изящество и многослойность.
Я мысленно сказала спасибо «Мэйсиз» и накопительству, а потом вслух поблагодарила маму.
– Она идеальна, – добавила я, принимая цепочку. Я сразу поняла, что это чистое золото, а не позолота и не еще что-нибудь такое, от чего позеленеет шея. – Я никогда не видела ее на тебе.
Мама пожала плечами, но лицо осталось бесстрастным.
– Она много лет пролежала у меня в шкатулке.
Зажав золото в кулаке, я не могла отогнать от себя одну мысль. Не могло этого быть. Не могла эта цепочка быть подарком моего отца. Из-за него мама избавилась от целой библиотеки. И сохранила украшение?..
– Это подарок дедушки Уэллса, – тихо сказала мама.
На меня нахлынули приятные воспоминания о нем.
– Он подарил мне ее, вместе с золотой подвеской в виде ромашки, лет в шестнадцать-семнадцать. Подвеску я по глупости потеряла. Ну да ладно, теперь цепочка твоя. Так будет правильно.
У нас редко что-то выходило правильно, но эти минуты, когда мама поделилась со мной крохами воспоминаний из прошлого, оказались самыми правильными за долгое время. Мне было жаль, что такие моменты не множились так же, как остальные предметы у нас дома. Я улыбалась, глядя то на цепочку, то на маму, и мама улыбалась в ответ.
Опять звякнул мобильник.
– Наверное, Марисоль, в сотый раз.
Мама взяла нож и потянулась за майонезом.
– Передай от меня привет.
Я помчалась к себе, схватила телефон и резко выдохнула. Имя Марисоль не начиналось с буквы «Э».
Эшер: Еду домой. Даже не удосужился спросить тебя, ты сырую рыбу-то любишь? Кстати, привет.
Впав в состояние, похожее на транс, я пятилась назад, пока ноги не уперлись в кровать.
Я: И тебе привет. Суши, поке, севиче – все пойдет.
Значит, мы теперь переписываемся. С Марисоль я переписывалась тысячу раз. Могу переписываться и с парнем, почему нет. Признаться, после желудя легче было общаться по телефону, чем лично, ведь чудо-технологии отделяли Эшера от моей бурлящей системы пищеварения. Но было интересно, а был ли на свете Эшер Флит, который лежит животом на матрасе с безделушкой в руке и трепетом мотыльковых крылышек под кожей? Как это могло выглядеть?